Дидье Ковелер - Путь в один конец
— В горах прокладывают дорогу, взрывают скалы, и долину может завалить, вот я и отправился искать помощь.
Он даже не заметил стюардессу, которая предлагала ему апельсиновый сок. Та пожала плечами и пошла дальше. Я-то выпил бы с удовольствием, у меня пересохло в горле, но, может, сок давали только французским подданным, поскольку полет выполняла компания «Эр Франс». Закончил я тоном оскорбленного достоинства:
— Мир не заботит судьба Иргиза. Ничего удивительного, ведь о нем никто не знает. Только поэтому он и остался прекраснейшим местом на свете, но теперь его надо спасать.
— Почему же вы ничего не сказали тому репортеру из «Матч»? — воскликнул Жан-Пьер.
Я ответил, что это тайна и что я и так уже рассказал слишком много. Легенда из атласа на этом заканчивалась. Сам не знаю, почему я выбрал эту, а не другую. Можно было подобрать что-нибудь более практичное. Правда, она была на редкость захватывающая — на физиономию моего атташе стоило посмотреть.
— Так, значит… это туда я должен вас доставить?
В голосе его звучал ужас, смешанный с детским восторгом — мне это было приятно, потому что, когда мы с Лилой плескались в бухте, я, среди прочего, мечтал о том, как у нас — когда она овдовеет — будут дети и я буду рассказывать им свои любимые легенды, а они будут в них верить; все лучше, чем то образование, которое получали у нас другие дети: с десяти лет учиться обчищать карманы прохожих. От жизни не спрячешься, она все равно покажет себя такой, как есть, но чем позже, тем лучше.
— Постойте, постойте, — атташе судорожно оттянул узел галстука, — я что-то не понимаю. Почему вы отправились именно в Марсель? Вышли из вашей затерянной долины — и прямиком в Марсель?
Действительно, концы с концами сходились плохо. Но я тут же придумал: один из наших старейшин был знаком с профессором Марсельского университета господином Жироди, который знал, как избежать катастрофы, и меня послали уговорить его приехать к нам с отрядом спасателей.
— Но каким образом этот старейшина мог познакомиться с профессором, если он ни разу не выходил из долины? — спросил атташе.
Он начинал раздражать меня. К легенде не придираются, ее слушают, и все. Я упускал из виду, что для него это была подлинная история. Удивительно, как легко он мне поверил. Возможно, ставил себя на мое место и вообразить не мог, чтобы разумный человек, каким был он сам, зачем-то принялся сочинять небылицы, когда к нему специально приставили человека, который должен его устроить в определенном месте. Мне было выгодно использовать министерский престиж атташе, чтобы пробить себе дорогу, и совершенно не было смысла морочить ему голову.
— Профессор прилетел на вертолете, — сказал я.
— На вертолете?
— Да, господин Жироди исследовал горы с вертолета и потерпел аварию над нашей долиной. Мы вылечили его с помощью чудодейственных трав, и он нам сказал: «Я профессор Марсельского университета, специалист по загадкам природы, и если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне, потому что я обязан вам жизнью». А когда улетал, поклялся никому о нас не рассказывать.
Я с удовольствием повысил статус господина Жироди, старого учителя географии, и превратил его в этакого Indiana Jones — он это вполне заслужил.
— Но теперь-то, — вскинулся атташе, — теперь наоборот надо, чтобы весь мир узнал о существовании сероликих, чтобы люди встали на их защиту и долина была спасена! Понимаете? Нет, это уму непостижимо! Ведь у нас под рукой был фотограф из «Матч», можно было взять его с собой, сделать сногсшибательный репортаж, я представил бы вас борцом за экологию, за спасение долины Иргиз, а Франция, таким образом, оказала бы помощь Марокко в сохранении археологических ценностей. Но ничего, еще не поздно, можно успеть к следующему номеру, да еще я подключу телевидение. Там есть телефон?
— Где?
— В Иргизе?
Мне стало так смешно, что он с ходу освоился в моей легенде, так смешно, что я стал относиться к нему по-приятельски. И уже мысленно называл его просто Шнейдером, так же как старину Пиньоля, — что ж, это в порядке вещей, друзья меняются, как и все остальное в жизни: раньше я химичил с автомагнитолами и оказывал поддержку полицейскому; теперь летел в облаках в незнакомую страну, где, вместо корней, обзавелся легендой, и оказывал поддержку интеллигенту, который нуждался в сказке, чтобы забыть жену.
Отсмеявшись, я заметил, что мой атташе расстроен. Несмотря на кабинетный образ жизни и душевную травму, он сохранил чистое сердце, и ему было стыдно за свой заскок насчет телефона. Ведь я описал ему земной рай, где людей связывали самые подлинные чувства и где он, может быть, не потерял бы свою Клементину, если бы жил с ней в пещере у прозрачного ручья, отрезанный от мира. Я понимал его нравственные терзания: что лучше — спасти Иргиз, превратив его в курорт, или не нарушать первозданности долины, но допустить ее гибель?
Однажды я случайно видел один такой фильм. Мы с Лилой пришли смотреть «Терминатора» и ошиблись залом — там были такие запутанные ходы, — вместо своего, попали в другой, длинный, похожий на подвал, где показывали документальный фильм про Рим. Оказалось так любопытно, что мы немножко задержались. Там был такой эпизод: прорывая тоннель метро, рабочие наткнулись под землей на пещеру с первобытной наскальной живописью. Они стояли ошарашенные и смотрели, а рисунки тем временем бледнели и исчезали под действием кислорода, который проник в пещеру. Вот и Жан-Пьер чувствовал себя виноватым за то зло, которое мог бы причинить моей долине, хотя еще не успел ее увидеть.
Я нажал на кнопку вентиляции над головой. С ума сойти, какой силой обладала легенда, стоило в нее искренне поверить. Мой атташе оказался не таким уж нерасторопным. Не прошло и часа, как он меня трудоустроил: определил в арабские сказители.
Жан-Пьер подтянул галстук — дуло слишком сильно. А когда я стал уменьшать напор, он, нахмурившись и сев вполоборота ко мне, сказал:
— Но, Азиз… Вы говорили, что делаете автомагнитолы…
— Не делаю, а ворую.
Это вырвалось у меня в каком-то безотчетном порыве искренности. И я тут же пожалел об этой оплошности, поскольку заметил, что моя откровенность ничуть не поколебала легенду об Иргизе, как я надеялся, а, наоборот, придала ей достоверности. Во мне поистину проснулся талант недюжинного сказочника. После минутного шока Шнейдер отмахнулся от моего признания, как от назойливой мухи:
— Это меня не касается. Знать не хочу, что там у вас было и чем вы занимались в Марселе; для меня все это не существует — я же не полицейский. Меня интересует только Иргиз. Ваше прошлое и ваше будущее.
Я снова уперся взглядом в блондинку напротив, она опять кормила грудью, и вид сосущего младенца вогнал меня в тоску. Вот она действительно, можно сказать, пестовала свое будущее, а я вынашивал сказку, причем выкидыш был неизбежен, как только мы высадимся в Марокко и Жан-Пьер спросит дорогу. Не могу же я его таскать целый месяц по стране в поисках мифической долины и навлекать на его голову насмешки местных жителей и недовольство начальства — деньги-то казенные! Лучше спустить все на тормозах. Улучить только подходящий момент.
— Я должен вам сказать, месье…
— Называйте меня Жан-Пьером.
— Должен вам сказать, Жан-Пьер… На самом деле господин Жироди просто учитель географии в коллеже Эмиль-Оливье.
— Вот оно что, — воскликнул Жан-Пьер с горячим сочувствием. — Значит, вы его отыскали в Марселе и, когда оказалось, что никакой он не археолог и наврал вам с три короба, были вынуждены… ну, понятно, жить-то не на что. А возвращаться в Иргиз с пустыми руками не посмели.
— Никакого Иргиза нет на свете, месье Шнейдер.
— Да, конечно, понимаю: тайна, клятва… Разумеется, я уважаю ваши традиции, но надо же что-то делать. И мой долг — помочь вам.
Похоже, я здорово влип. Оставалось надеяться, что, как только мы приземлимся, он забудет злосчастную долину и побежит звонить жене, а я тем временем улизну и скроюсь где-нибудь в глуши, не разрушая его мечту; ей-Богу, это был бы лучший выход для нас обоих. Моя участь, как говорится, была предрешена: я так и буду воровать магнитолы, только в другой стране, а он вернется в свое министерство и помирится с женой. Я видел, что своим рассказом пробил брешь в его модели мира, но не собирался уподобляться тем рабочим метро, которые уничтожили древние рисунки, обдав их свежим ветерком.
— Нет никакого Иргиза, — повторил я.
— А чем вы занимались там, у себя, до отъезда?
Чертов упрямец! Ну я взял да и выложил ему все чохом: что я природный марселец, что меня подобрали на дороге после аварии с «ситроеном» и отсюда мое имя, что долину сероликих я почерпнул из атласа, который мне подарил господин Жироди в тот день, когда я ушел из школы и стал промышлять на улице. Он слушал со скептической улыбкой, твердо уверенный, что правдой был тот, первый, рассказ про Иргиз. А когда я замолчал, повторил:
