Тадеуш Бреза - Лабиринт
Голова у Кореи была большая, сложение крепкое, только глаза подведены огромными синими полумесяцами.
- Ну, хорошо, - решил он в конце концов. - Мы не часто принимаем у себя ваших соотечественников. То есть таких, как вы, приезжающих из Польши, а не поляков из эмиграции.
- Теперь многие ездят за границу, - заметил я. - Несравненно больше, чем раньше.
Дон Кореи пропустил мои слова мимо ушей. У него было свое мнение на этот счет. А может быть, он хотел определить свою позицию независимо от того, усиливается ли прилив путешественников из Польши или спадает.
- Бедная Польша. Народ-страдалец.
Он потянулся за одной из многочисленных регистрационных книг, лежавших перед ним. Внося в список мою фамилию, он немножко помучился с правописанием. Имя далось ему легче, и совсем легко-римский адрес. Однако он по-прежнему держался натянуто. Я чувствовал, как от него веет холодом, что, разумеется, было вызвано теми же самыми сложными причинами, которые заставили его так долго вертеть в пальцах визитную карточку Кампилли. Лед чуть-чуть растаял, когда, сообщая свой адрес на родине, я произнес слово "Краков". Дон Паоло Кореи не видел Кракова, не был там, но знал о нем по научным работам, отчетам, фотографиям. Дону Кореи было известно, что это красивый древний город, богатый памятниками старины. Мои акции поднялись на несколько пунктов. Он спросил меня, над чем я буду работать и как долго собираюсь пользоваться библиотекой.
Внимательно все выслушав, он выписал входной билет. Потом подробно' разъяснил правила пользования библиотекой. Попрощался он со мной очень любезно.
После бесконечно долгой консультации и переговоров в отделе каталогизации документов работники библиотеки обещали интересующие меня научные материалы только к понедельнику. Я прошел в читальный зал и, чтобы сразу, в это же утро, приступить к работе, заглянул в шкафы подсобного книгохранилища и взял несколько томов, но вплоть до часу дня, то есть до закрытия библиотеки, не продвинулся дальше Эрле. Я читал и по нескольку раз возвращался к тем страницам его основного произведения, озаглавленного "Historia bibliothecae Romanorum Pontificum turn Bonifatianae turn Avinionensis", где он излагает результаты своих розысков и, опираясь на них, устанавливает происхождение занимавшего меня названия папского трибунала.
Этимологически слово "рота" означает то же, что латинское circulus-круг, диск. Исследовав различные материалы, относящиеся к авиньонскому периоду, Эрле пришел к убеждению, что посредине зала, в котором на протяжении всей той эпохи заседали папские судьи, должен был находиться большой вращающийся пюпитр, на котором раскладывали папки с делами. Такой механизм известен был в средневековье и применялся в некоторых канцеляриях для удобства служащих: благодаря ему не нужно было вставать и перетаскивать тяжелые тома с подшитыми делами. Так как пюпитр вращался, его назвали рота. Это суждение Эрле я хотел опровергнуть. В своем труде он приводи)
старые-престарые счета за такие пюпитры, сделанные по заказу папской курии в Авиньоне. Но нельзя считать установленным, что их заказывали для судов. Более вероятно, что эти пюпитры устанавливали в других администрагивных учреждениях, значительно меньших по составу, чем папские суды. В авиньонские времена в трибуналах заседало по двадцать аудиторов. Какой же неправдоподобной величины нужен был пюпитр, чтобы обслужить столько человек! Я сделал подсчет, и TO!да во мне проснулось подозрение, что кардинал Эрле, выдвигая свой тезис, не подумал об этой стороне вопроса-назовем ее столярной, - ибо, вне сомнения, не стал бы настаивать на своем решении загадки, если бы представил себе колоссальные размеры такой махины и неудобства и сложности, связанные с ее размерами.
Взвесив все эти обстоятельства, я вправе был считать гипотезу Эрле опровергнутой. У меня родилась собственная гипотеза, подсказанная силезским документом. Я был уверен, что найду здесь ее подтверждение. Я упивался книгой Эрле, отчаянно с ним споря и радуясь своей догадке. Домой я вернулся в отличном настроении.
В пансионате волнение, суматоха. Туристы, отбившиеся от бразильской группы, которая поселилась неподалеку, в монастырской гостинице, заняли все свободные комнаты. Мою также. Едва я вошел, горничная спросила, не соглашусь ли я перейти в другую, меньшую. Я согласился. Тут же в мою комнату внесли диванчик. Я как можно быстрее запихнул свои вещи в чемодан, потому что в коридоре уже ждали новые жильцы-дама с дочуркой, - готовые вторгнуться ко мне. Новая комната-это конурка напротив ванной и уборной, так что здесь, надо думать, будет шумно. Я не собираюсь, однако, переезжать в отель, как советовал синьор Кампилли. Не только потому, что через несколько дней, когда бразильцы двинутся на юг, я смогу вернуться в прежнюю комнату: живя здесь, я не чувствую себя в Риме одиноким. Мне есть с кем поговорить. По крайней мере в теории, так как за исключением пана Шумовского обитатели пансионата не очень разговорчивы.
Пока я разбирал чемодан, мне пришло на ум, что конурка кому-то принадлежит. А когда я открыл нижний ящик шкафа, чтобы уложить там белье, то обнаружил в нем дамские вещицы, и у меня возникло подозрение, что я теперь живу в комнате Козицкой, а ее, вероятно, переселили в другое место, к тетке или к кухарке. У стены стояла небольшая этажерка с книгами, несколько романов и стихи, преимущественно изданные в эмиграции. Я достал с полки несколько книжек. Конечно, комната Козицкой. На книжках надписана ее фамилия. Установив это, я заметил еще кое-что: этажерка закрывала большую фотографию.
Я снял еще несколько книжек-мне хотелось разглядеть, что же изображено на фотографии, - и увидел часть разрушенного дома с вмурованной ч стену табличкой, а на ней надпись, или, вернее, часть надписи, - однако этого было вполне достаточно, чтобы понять ее смысл. В польских городах сохранилось много таких табличек в тех местах, где немцы расстреливали заложников или повстанцев. Я положил книжки ни полку. Еще внимательнее оглядел комнату. На расстоянии метра от этажерки на стене четко отпечатались ее кошуры. По бокам и над ними стена была гемнее. Не подлежало сомнению, что до сих пор этажерка стояла гам. Другие фотографии, маленькие сувениры или картинки-на это укалывал размер пюздикон-- обычно висели над кроватью.
Все это пани Козицкая сня-':;". а большую фотографию закрыла этажеркой специально от меня. непрошеного гостя: всегда ли она !JK делала, если ей приходилось уступать свою комнату, - этого я не мог знать. Но мне стало неприятно, особенно из-за того, что я шарил на ее этажерке; я действовал инстинктивно, без злого умысла, тем не менее в данных обстоятельствах не очень деликатно.
Едва я разложил свои вещи, стук в дверь-звонят из Остии.
Адвокат Кампилли. Приветствует меня-и сразу:
- А почему бы вам не приехать к нам на море?
Это было приглашение, но так странно сформулированное, что я не понял, то ли он в самом деле хочет, чтобы я приехал, то ли бросил фразу мимоходом, собираясь сообщить мне нечто совсем иное.
- Ну?
- Очень охотно.
- У вас нет на завтра никаких планов?
- Ничего определенного.
- Значит, просим к нам. Мой зять за вами заедет. Пожалуйста, будьте готовы к девяти. Не слишком рано?
- Конечно, нет.
- А как с библиотекой? Все в порядке?
- Вполне. Я очень вам благодарен.
- Какие пустяки! Жена очень рада, что вы приедете. И дети, то есть мой зять и моя дочь.
Я положил трубку. "Насчет радости-это, наверное, ни к чему не обязывающая, любезная фраза", - подумал я. Кампилли по доброте душевной и из уважения к моему отцу старался, как мог.
Отсюда и приглашение, на которое синьора Кампилли, разумеется, согласилась без всякого восторга. Ничего не поделаешь.
Приглашение следовало принять. С Кампилли надобно поддерживать отношения. Если бы я не пошел к ним на чашку чаю, то до сих пор терзался бы из-за беседы со священником де Восом, не поняв ее положительного значения. Только Кампилли мог посоветовать мне, спустя сколько дней и в какой форме я должен напомнить о себе на пьяцца делла Пилотта. Значит, нужно подготовиться к поездке в Остию. Прежде всего внутренне-так, чтобы синьоре Кампилли завтра не удалось спровоцировать меня ни своей холодностью, ни своими колкостями. Ну и, так сказать, внешне подготовиться. Приобрести какие-нибудь сандалии для пляжа, купальный костюм.
Возвращаясь к себе в комнату, я наткнулся на Малинского.
- Как дела?
- Помаленьку.
- Весь день в городе?
- Преимущественно.
- Надо нам с вами как-нибудь поболтать. Но обычно труднее всего выбрать время" когда живешь под одной крышей.
- Действительно, - согласился я с ним.
- Может быть, завтра отправимся куда-нибудь вместе?
- Увы! Меня пригласили в Остию.
- К Кампилли?
