Борис Алмазов - Охваченные членством
— Что ж теперь делать? — Серега говорит.
— Надо его в больницу тащить!
Тут Федя так заорал, что сама по себе форточка открылась и вазочка с листьями из нашего натюрморта упала...
Вазочка-то — это что! Стакан с водой упал и всю нашу работу залил, но мы уж и внимания не обращаем! Нам уж не до натюрморта!
Повалился Федя на пол, глаза закатил, ногами брыкает!
Мы ему:
— Федя! Феденька! Не бойся! Мы пошутили! Эта краска безопасная! Вот смотри...
Взяли и тоже себе лица краской измазали! Федя помолчал, посмотрел на нас, а потом опять как реванет!
— Вот что! — говорю я Сереге. — Беги к дяде Толе, у него телефон есть — пусть «скорую помощь» вызывает!
Серега помчался к соседу, а я достал из аптечки нашатырный спирт — чтобы дать Феде понюхать, если он начнет сознание терять. А Федя уже не орет, тихо лежит и не брыкается.
Я ватку нашатырем намочил, к носу ему подставил. Он как вскочит — пузырек у меня из рук выбил... Весь нашатырь разлился. Такой запах пошел, что у меня слезы из глаз брызнули!
Тут дядя Толя прибежал.
— Что тут у вас? — спрашивает.
Мы ему всю правду рассказали. А Федя сел на табуретку и на нас одним запухшим глазом, как медведь из берлоги, смотрит.
Дядя Толя Федины болячки рассмотрел и говорит:
— Это не от краски! Это натуральные ссадины!
Я на кухню побежал, смотрю, а коробочки с песком, которым бабушка сковородки чистит, нет! Кинулся в ванную, а стена там еще мокрая и вся побелка с нее стерта.
— Дядя Толя! — кричу. — Он щеки песком скоблил и об стену терся!
— Вот горюшко! — говорит дядя Толя. — Да зачем же ты рожу-то краской размалевал?
— Кабутто индеец! Кабутто вождь! — говорит Федя сквозь слезы.
— «Кабутто», — передразнил его дядя Толя. — Ну, так и быть, сейчас я тебя зеленкой и йодом смажу и будешь ты не «кабутто», а самый настоящий индеец! Только терпи! Индейцы не ревут!
Он долго Федю мазал, но тот молчал. Вообще-то неплохой этот Федя парень! Терпеливый.
— Ну вот! — говорит дядя Толя, любуясь своей работой. — Настоящая боевая раскраска индейского вождя. А вы-то чего разрисовались?
— Где? — спрашиваем.
Тогда дядя Толя молча подвел нас всех троих к зеркалу. И оттуда на нас глянуло такое!..
— Понимаю! — говорит дядя Толя. — Это вы из солидарности!
— Это чтобы он успокоился! — говорим.
Дядя Толя только вздохнул:
— Картина! «Натюрморд!» Вот именно — «на-тюрморд»...
Потом нам еще от Фединой мамы и наших родителей попало, а по рисованию — двойки. Ничего мы, конечно, нарисовать не успели. Вот такой натюрморд!
Организаторская шишка
— Мальчики, вы должны меня выручить! — сказала Ирина-Мальвина.
Серега сразу грудь выпятил, так ему выручать захотелось.
— А делать-то что? — Яна всякий случай спрашиваю. — Может, нас потом самих выручать придется.
— Газету выпустить! — говорит Ирина. — У меня в музыкальной школе сегодня экзамен по специальности.
— Не! — говорю. — Не! Не пойдет!
«Ишь, — думаю, — шустрая какая! Она и в музыкальной школе, и в рисовальном кружке, и звеньевая,
и в редколлегии... И везде сама напросилась! Ее все хвалят — какая разносторонняя девочка! Если разносторонняя, пусть и разрывается в разные стороны!»
И тут Серега говорит:
— Не волнуйся! Все будет в порядке! Такую газе-, ту выпустим, закачаешься!
— Ничего себе! — говорю я. — Как же ты ее выпустишь, если, кроме танков кривых, ни ты, ни я ничего рисовать не умеем, нам по рисованию двойки не ставят только потому, что там вообще никому двоек не ставят...
— А это что? — хватает Серега мою руку и давай по башке своей стриженой водить. — Нащупал шишку?
— А что? — спрашиваю. — Здорово треснулся?
— Да нет! — говорит он. — Я тут у нашей соседки книжку нашел научную, «Френология» называется. Про то, как по строению головы определять способности! Вот пощупай, у меня тут выпуклость есть, а у тебя небось такой выпуклости нет!
Я пощупал. Действительно, у меня такой выпуклости нет. И так мне захотелось Сереге щелбана закатать! Уж больно он своей шишкой гордился, словно много лет ее выращивал и добился наконец!
— Это шишка организаторских способностей. Понимаешь, я природный организатор! Нарисовать стенгазету — это каждый дурак сумеет, а вот правильно все организовать — только у кого есть специальные способности!
— Ну и что! — говорю. — Ты что, этой своей шишкой газету рисовать будешь?
— Я все организую! Научно! С минимальными затратами!
В пустом классе мы приготовили краски, кисти и два листа ватмана. А после уроков наловили и за-
толкали в класс ребят, которые могут заметку написать или заголовок нарисовать.
— Коля, — говорим, — Колечка, иди сюда!
Он, конечно, подходит, а мы его раз в пустой класс, а уж там на доске написано, кому что делать. Сначала ребята в дверь колотились, потом стали проситься жалобно:
— Мне на секцию надо!
— Мне за братом в садик идти!
— Ничего! Ничего! — говорит Серега. — Все в ваших руках! Чем скорее нарисуете, тем скорее домой пойдете!
— Ну ладно, — говорит Витька, наш отрядный художник. — Будет вам газеточка!
Они стали шушукаться и хихикать.
— Эй вы! — говорит Серега. — Не вздумайте обмануть! Как нарисуете, давайте мне ее под дверь. Пока не посмотрю, вас не выпущу!
— Ладно, ладно! — говорят. — Уже рисуем.
Через час просунули нам газету. Прекрасная газета. Мы пошли с ней вниз к нянечке, говорим:
— Баба Саня, там на втором этаже кто-то ребят в классе закрыл...
А сами бежать. А то ловили мы их по одному, а теперь их много.
— Вот она, — говорил по дороге домой Серега, — организаторская шишечка! — Он шел без шапки, и снежинки таяли у него на затылке, и от головы шел пар.
А когда мы утром пришли в школу, у нашего класса была толпа. Тут не только наши ребята были, но и даже из других классов.
— Вот, — подмигнул мне Серега, — вся школа любуется нашей газетой.
Но газет-то оказалось две! Одну мы уже видели, а рядом с ней висела другая. «Швабра» — специальный выпуск. Не успел я на себя карикатуру рассмотреть, подбегает Витька-художник да как треснет Серегу по лбу линейкой! Тут они все на нас как набросятся! Хорошо, что звонок прозвенел. Но у Сереги и у меня головы от шишек уже стали бугристые, как картофелины. Теперь и не разобрать, какая шишка у Сереги организаторская.
— Эх, — сказал Серега, когда мы плелись домой, — и зачем только я им два листа ватмана дал! А вообще-то, — добавил он, — я вчера в Большой советской энциклопедии прочитал: лженаука эта самая френология. Чепуха одна, а никакая не наука!
«Козлов и Баранов»
Около нашего дома до войны стояла школа. Но в войну ее разбомбило. И мы, конечно, не могли помнить, какая она была. Мы же с Серегой тогда еще не родились. Мы видели только место, огороженное щитами, и надпись: «Вход воспрещен». Школу собирались на будущий год начать восстанавливать. Мы, конечно, мечтали в новую школу поблизости от дома ходить — тогда и во вторую смену учиться не придется.
Но пока мы учились в школе около вокзала. Туда можно доехать на трамвае. Три остановки. И остановки длиннющие, если, конечно, пешком. Есть и другая дорога: через дырку в заборе, через железнодорожные пути, через овраг, опять через забор — и пожалуйста, сразу в школьном дворе.
Этой короткой дорогой нам ходить строго-настрого запрещалось. Да мы и сами понимали, что опасно: маневровые паровозы туда-сюда разъезжают, попасть — пара пустяков.
Но довольно часто положение у нас было просто безвыходное. Все первое полугодие мы ходили во вторую смену, к часу дня. А если вдуматься, вторая смена — это что? Вечером после школы сразу уроки выучишь и все утро — гуляй! И вот тут-то мы с Серегой обязательно про время забывали. И довольно часто приходилось нам скакать через рельсы, так что только паровозы свистели да тетки-стрелочницы нам вслед флажками грозились.
Наконец нам учительница объявила:
— После каникул приходите к половине девятого утра!
Мы, конечно, «ура» закричали! Во вторую смену одни малявки учатся, раз мы в первую — значит, уже большие!
И вот надо же такому случиться: в последний день каникул я забыл маму предупредить, что мне в первую смену идти. Да еще перед этим я был в цирке, на елке, и мне там так понравилось, что я полночи уснуть не мог. Все мечтал, как я стану клоуном. А потом как будто меня выключили! Так что, если бы Серега за мной не зашел, я бы, может, до вечера не проснулся. Пока оделся, пока сумку с книжками схватил — времени совсем не осталось.
— Эх! — говорит Серега. — Была не была! Давай напрямки!
— Опасно, — говорю.
И правда, страшновато. Оно и днем-то по путям бегать — не в кино сидеть, а утром-то еще и темнотища, как в чернильнице.
