Роберт Джирарди - Неправильный Дойл
Дойл толкнул ворота и направился вниз к причалу. Плеск воды о дерево и низкое кваканье лягушек-быков из болота вызвали массу воспоминаний. Много лет он не слышал этого кваканья. Обогнув дом, он подошел к веранде и только собрался постучать в тонкую дверь-ширму, как вдруг не оставляющий сомнений звук заставил его замереть. Это был щелчок взводимого курка.
– Кто такой и зачем явился? – раздался приглушенный голос из темноты за дверью.
– Это ты, Пит? – спросил Дойл, напряженно вглядываясь в направлении голоса.
От сумрака отделилась большая тень и подошла ближе. Теперь Дойл смог разглядеть пожилого мужчину с выдающимся вперед животом – верным признаком любви к пиву. Несмотря на холод, на нем была только пара парусиновых штанов большого размера, поддерживаемых под животом ремнем с квадратной пряжкой. Несколько жестких седых волосков торчало из голой груди; капитанская фуражка, слишком маленькая для его головы, вся увешанная сувенирными католическими медалями, сидела на большом лысом затылке на манер тюбетейки. Дойл перевел взгляд на старинную двустволку, которую старик прижимал к бедру, и засмеялся.
– Что, черт побери, здесь смешного? – спросил старик.
– Ты, капитан Пит, – сказал Дойл. – Все еще собираешь эти старые пушки? Ожидаешь налета индейцев?
– Нужно быть готовым ко всему, – ухмыляясь, ответил капитан Пит и опустил ружье.
– Это Тим, – сказал Дойл. – Я давно собирался зайти… – Его голос замер.
Капитан Пит отставил ружье, отпер дверь-ширму, отодвинул ее, и Дойл оказался в крепких объятиях старика.
– Старый Бак умер, – сказал капитан Пит, уткнувшись в плечо Дойла. – Таких, как он, больше не будет.
– Да, не будет, – сказал Дойл. Ком подкатил к горлу. И снова ему с трудом удалось справиться со слезами. – Послушай, у тебя найдется, чем утолить жажду? Мегги меня урезала.
– Пиво, – сказал капитан Пит.
– То, что надо, – обрадовался Дойл.
Капитан Пит вывел Дойла на темную веранду и подтолкнул его к алюминиевой скамье-качалке, которую Дойл нащупал, но не смог разглядеть.
– Посиди, я достану фонарь.
Дойл слушал, как капитан ходит по дому, задевает что-то в темноте, ругается. Через пару минут он появился, озаренный белым светом, с зажженным штормовым фонарем, который поставил на стол возле качалки. Затем он снова нырнул в темноту и вытащил старую стальную холодильную камеру, в которой лежали куски сухого льда и несколько бутылок домашнего пива. Старик открыл две бутылки, одну протянул Дойлу, другую взял себе и примостился на складной стульчик напротив скамейки. Пиво недобродило. Оно было крепче обычного и сразу ударяло в голову.
– А ружье действительно необходимо? – спросил Дойл, устроившись поудобнее.
– Электричества до сих пор нет, если ты еще не заметил, – ответил капитан Пит со злостью в голосе. – Эти сукины дети запороли мою линию и вышли сухими из воды! Кооператив по электроснабжению до сих пор не сообщил, когда все восстановит.
Дойла удивила горячность старика.
– Что здесь происходит? – спросил он. – У тебя появились враги?
– Любой человек, если он человек, имеет личных врагов, – сказал капитан Пит. – Такова жизнь. Но эти не личные. Тут другое.
– Что значит «другое»? – спросил Дойл.
– Ты в последнее время появлялся в городе?
– Лет двадцать как не был, – ответил Дойл.
– Скажем так… – Капитан помедлил. В лунном свете «Вождь Похатан» с глухим звуком ударялся о причал, мотыльки подлетали к ширме и сразу уносились прочь. – Сейчас вокруг этой Богом забытой дыры крутятся по-настоящему серьезные деньги и вместе с деньгами появляются всякие ублюдки. Помнишь своего старого приятеля Таракана?
Дойл осушил бутылку, проглотил горький осадок на дне и вспомнил жалкого, прыщавого выпивоху, который постоянно носил вареную футболку с эмблемой группы «Грейтфул Дэд» и имел кое-какие связи: добывал плохие наркотики на Восточном побережье. Какое-то время в старших классах их объединяло что-то вроде партнерства по продаже травки и таблеток местным ребятам. Но потом Таракану удалось каким-то образом сбежать, прихватив все деньги.
– Таракан Помптон был долбаным маленьким ублюдком, – наконец произнес он. – Я бы не стал называть его приятелем.
– Так вот, он вырос и стал большим ублюдком, самым настоящим боссом, – сказал капитан Пит. – В Виккомаке все его любят. Ты бы видел дома, которые он понастроил на Южной стороне.
Во времена юности Дойла южный конец острова представлял собой необитаемое солончаковое болото, где каждую осень в течение многих лет его дядя Бак сидел в грязном укрытии из прутьев, попивая виски и время от времени наудачу постреливая в стаи перелетных птиц. Он называл это охотой на уток.
– Если я не забыл, – сказал Дойл, – там ничего нет, кроме болот.
– Теперь есть, – сказал капитан Пит. – Сходи туда, посмотри. Они осушили большую часть болот, а те, что остались, теперь называются заболоченной территорией и охраняются государством. После этого они прокопали канал в лагуну Споффорда, так что теперь это бухта, и по ней, как на открытке, туда-сюда плавают красивые парусные яхты.
Он издал отвратительный звук и всосал воздух через зубы.
– А потом, мне кажется, кто-то проснулся однажды утром и решил, что капитаны старых чартерных лодок больше не вписываются в эту картинку.
– Подожди минуту, – сказал Дойл. – «Кто-то» – это кто?
– Кто-то – это все, сынок, – ответил капитан Пит, – Политики в Виккомаке, придумывающие новые правила безопасности быстрее, чем ты успеешь плюнуть, застройщики, да ты сам знаешь. Добавь сюда грязные деньги с севера, и картинка начнет вырисовываться сама.
– Ты хочешь сказать – организованная преступность? – недоверчиво спросил Дойл.
– Ты сам все скоро поймешь, – остановил его жестом капитан Пит. – Лучше давай о другом. Скажи, как у тебя-то дела? Как мальчишка, Пабло, правильно?
Дойл грустно кивнул и рассказал Питу о разводе.
Капитан Пит потянулся к своей фуражке и потрогал одну из медалей. Дойл помнил этот жест. Он означал, что старик нервничает.
– Что ж, очень жаль, – сказал капитан Пит. – Ты скажешь больше или мне нужно самому догадаться?
– Догадайся, – ответил Дойл.
– Была другая женщина?
Дойл не ответил. Не стоило. У каждой семьи есть свое проклятие. В одной выпивка, в другой жестокость, или глупость, или неудачи, или никакого проклятия, что само по себе тоже является проклятием.
10
Выпив довольно много бутылок крепкого домашнего пива капитана Пита, Дойл не рискнул сесть за руль и поехать домой, на «Пиратский остров». Он завернулся в пальто и лег в гамак, натянутый на веранде. Слушая тихие всплески рыб, хватающих насекомых на поверхности солоноватой воды, и шуршание ночных животных в камышах, он снова думал о Фло.
Он страшно не любил оглядываться назад – копание в прошлом причиняло ему душевную боль, – он жил настоящим, тем, что происходит прямо сейчас. Но в эти последние несколько недель он думал о жене все чаще и чаще. Они были вместе почти двадцать лет, Расставаясь и начиная снова. Познакомились они на вечеринке в пентхаусе на Манхэттене, вскоре после его окончательного разрыва с подружкой из колледжа, развращенной и эксцентричной девицей благородных виргинских кровей по имени Брекен Диеринг. Это было в начале восьмидесятых, он тогда жил в китайском квартале и управлял баром в сети незаконных клубов в каком-то Богом забытом месте «алфавитного города».[25]
Дойл не помнил, что это была за вечеринка и как он туда попал. Но он помнил, что ему было не по себе в этих красивых дорогих комнатах пентхауса с видом на парк.[26] Все были или пьяными, или под кайфом, музыка играла так громко, что даже думать было невозможно. А потом он увидел Фло, тихо сидевшую в углу в кресле с высокой спинкой. Все кружилось в вихре веселья, не задевая ее: в руке – стакан красного вина, длинные черные волосы мерцают, отражаясь в трюмо между окнами. Словно гостья с далекой и тихой планеты, где никто никогда не напивается, а все слегка одурманены и ведут длинные, полные смысла разговоры в тени липовых деревьев, под романтические переборы гитары, которые доносит ветер. Как потом выяснилось, это было недалеко от истины. Фло приехала из Малаги, с той части испанского побережья, которая взирает на Марокко через темно-синие воды Средиземного моря. У нее заканчивалась двухгодичная рабочая виза – она училась у Гарсии-Гуадикса, известного шеф-повара ресторана «Ла Коруна» на Манхэттене, в то время одного из лучших испанских ресторанов в мире.
В ту первую ночь они выпили еще красного вина, бутылку португальской араки и завершили вечер в пять утра, занимаясь любовью в ее крошечной квартирке в Верхнем Ист-Сайде. Она разбудила его в восемь утра, настаивая на том, чтобы пойти к девяти на утреннюю службу в собор Святого Патрика. Дойл помнил, как его удивило и само предложение, и абсолютная серьезность, с которой она это сказала.
