Кристофер Бакли - Зеленые человечки
Что за чертовщина?
Мяч вдруг резко отклонился от курса и полетел прямо в заросли. Срикошетил, словно бильярдный шар. Ветра нет, так что ветер тут ни при чем. Бред! Совершенно непонятно. Он уже четверть века играет в гольф, но никогда, никогда не видел, чтобы мяч выделывал такие фокусы. Мяч исчез в лесных зарослях, зашуршав листьями: звук, который так хорошо знаком каждому незадачливому любителю гольфа.
С минуту Банион стоял неподвижно, недоумевая, как с точки зрения физики можно объяснить этот фокус: мяч буквально отскочил от траектории на девяносто градусов. Некоторое время он раздумывал, стоит или не стоит идти за мячом, но потом решил сделать еще один удар. В конце концов, он здесь ради того, чтобы попрактиковаться.
Он снова вернулся на стартовую площадку, и, изготовившись для удара, пробормотал волшебное слово «спокойненько» и ударил. Опять услыхал упоительный шлепок литой резины о титановый наконечник. Мяч взмыл в воздух. Удар был не столь хорош, как первый, немного срезанный вправо, но, если повезет, мяч не шлепнется в воду. Останься… останься… ну же…
Пролетев семьдесят пять ярдов, мяч, вильнув, исчез в зарослях – в точности как первый. Банион изумленно разинул рот, услышав глухой «чпок», с которым мяч ударился о ветку.
Банион оторопело уставился на клюшку, подарок Бертона Галилея.
Что за чертовщина?
Взять еще один тренировочный удар? От одной мысли о двух тренировочных ударах подряд ему стало нехорошо. Но, с другой стороны, рыскать в такую жару по кустам… Там, между прочим, полно ядовитого плюща…
Он снова побрел на стартовую площадку – с видом человека, который, закуривая сигарету, ждет, что она вот-вот взорвется. Потом с угрюмой решимостью ударил, позабыв про свою мантру «спокойненько».
На этот раз он еще больше срезал вправо. Вверх, вверх, вверх… Этот наверняка упадет в воду… И вдруг – раз, мяч снова сделал кульбит и нырнул в заросли, нарушая все законы физики.
Банион запихнул клюшку в сумку, даже не сняв с нее чехол с вышивкой «Кэмп-Дэвид» – рождественский подарок от предыдущего президента, – и ринулся в заросли: черт с ним, с ядовитым плющом.
Он углубился в лес ярдов на тридцать – туда, где по его расчетам должны были валяться все его мячи, и вдруг невдалеке за деревьями увидал скопище мигающих огоньков. Ремонтная машина? Странно. Что здесь можно ремонтировать? Что ж, по крайней мере, ремонтники наверняка видели его мячи.
Рядом с машиной он различил какие-то фигуры в сверкающих комбинезонах. Может, это пожарные в огнеупорных…
Боже правый!
На небольшой полянке, ярдах в пятидесяти от Баниона, стояла ОНА: круглая, приземистая, блестящая, – вероятно, из отполированной стали, – сплошь усеянная мигающими огнями.
В горле у Баниона пересохло; сердце чуть не выпрыгнуло из груди. В последний раз оно так билось только на поле для сквоша. Ну, может, еще пару раз на подходе к оргазму, да и то лет двадцать назад.
Притаившись за сосной, он наблюдал. Двое пожарных возились у машины, чем бы она там ни была. Она была похожа – от одной мысли об этом ему стало неловко – она была похожа на летающую тарелку. Ничего себе шуточки. Это просто ни в какие ворота не лезет.
Но она была там. Чем бы она ни была.
Ага, вспомнил он. Тут, в Мэриленде повсюду военные объекты. Сверхсекретные убежища, построенные во время холодной войны – чтобы было где прятать президентов и конгрессменов, если русские сбросят бомбу. Наверняка это что-нибудь в этом роде. Бомбоубежище. Странное выбрали место для такого объекта.
В ту самую минуту один из пожарных повернулся и увидел Баниона.
Тот отчаянно вскрикнул. Это случилось помимо его воли. Господь всемогущий и святые угодники!
Они его заметили! Они идут прямо к нему!
Банион повернулся, чтобы дать деру.
Боже! – за его спиной стоял еще один, преградив ему путь обратно к полю. Он открыл рот и сказал:
– Алука. Алука валало.
Теперь Баниона окружали трое пришельцев. Он почувствовал резкий запах – похоже на нашатырь, но с какой-то сладковатой примесью, вроде как… корицы? Или так пахнет их пот?..
В глазах у Баниона потемнело. Ноги стали ватными. Он потерял сознание.
Разве кто-то вправе его за это винить?
* * *Банион очнулся от мерцания огней и мерного гудения мотора.
– Виски с содовой, – сонно пробормотал он, – какой фильм показывают?
Должно быть, он задремал. Летит в самолете, как обычно, первым классом. Когда туман рассеялся, он увидел перед собой какое-то существо, не отводящее от него пристального взгляда. Ростом с обычного человека; с блестящей переливчатой кожей, совершенно лысое, с черными миндалевидными глазами и прорезями вместо ушей.
Существо заговорило:
– Калу?
Банион вытаращил глаза. Он был докой по части светского этикета: знал, как следует обращаться к Епископу Кентерберийскому, судье Верховного Суда в отставке, к жене или дочери английского графа. Но как следовало поступить в данной ситуации? «Как поживаете?» – вряд ли это подойдет.
– Калу? – нерешительно пролепетал он. В голове мелькнула вполне резонная мысль: должно быть, у него помутился рассудок от страха. Он чувствовал себя обессиленным, слишком уставшим для каких-либо эмоций. Вспомнилось состояние после внутривенных уколов, которые ему делали в больнице перед колоноскопией.
Еще один. И тоже что-то бормочет.
– Мука.
– Мука, – ответил Банион. На самом деле, все не так уж плохо. Просто приятное головокружение, какая-то… эйфория, что ли. Он попытался поднять руки, но обнаружил, что его кисти привязаны к столу, на котором он лежал. В мозгу красной лампочкой загорелся сигнал тревоги. Эйфорию как рукой сняло. Он потряс кистями и услышал позвякивание металла. Плохо дело, просигналил ему мозг.
– Эй, вы, – крикнул он, – что здесь происходит?
– Вуга бакак.
– Вы говорите по-английски?
– Крик маку фито.
– Вы? Говорите? По-английски?
Бесполезно. Ощущение такое, будто попал в страну третьего мира, где надо кричать, чтобы тебя поняли. Если уж они проделали путь длиною в миллиарды световых лет, чтобы тут, наконец, приземлиться, то могли бы уж, используя свои суперсовременные технологии, выучить пару фраз на местном языке. У них была отличная возможность слушать кассеты по дороге сюда. «Пожалуйста, повторите: „Отведите меня к вашему начальнику“».
– При. Вьет.
Это что, «привет»? Не Бог весть что, конечно, но для начала неплохо.
– При-вет, – раздельно проговорил Банион, – Меня. Зовут. Джек.
– Каму.
– Вы – Каму? – спросил он, натягивая ремни, которыми были перехвачены его кисти. Вся эта ситуация плохо укладывалась у него в голове.
Во время этого крайне глубокомысленного диалога Банион вдруг ощутил остренький холодок и, бросив взгляд на ноги, обомлел: во-первых, он был голый, а во-вторых, его лодыжки тоже были привязаны к столу, а ноги широко расставлены. Это напомнило ему душераздирающую сцену из фильма ужасов: ухмыляющийся злодей на заднем плане со страшным оружием в лапах.
– Может, я… – осмелился он, – может, я могу вам как-то помочь?
Третья тварь двинулась к его ногам. В ее руках было нечто, совсем не внушающее оптимизма. Банион замер.
– Эй! Минуточку!
Он попытался сесть и вдруг понял, что грудь его тоже перехвачена ремнями.
– Эй, вы не имеете права – я гражданин США!
Но тварь продолжала приближаться.
– Как вы смеете! На следующей неделе ко мне на обед приедет сам президент!..
* * *Банион пришел в себя.
Он взглянул вверх и увидел стволы деревьев, тянувшиеся в вечереющее небо. Стрекотанье сверчка заставило его содрогнуться от страха.
Он был один.
Он был одет.
Он сделал глубокий вдох, но вместо пряного соснового аромата ощутил запах нашатыря и корицы.
Банион снова содрогнулся, побрел, пошатываясь, как пьяный, к дереву и обессиленно прислонился к стволу. Кажется, он начинал припоминать. Подойдя поближе, он нагнулся, чтобы исследовать траву. Там, где трава была примята, четко отпечаталось три круга – каждый примерно в ярд шириной. Да, все правильно. Корабль стоял на трех подпорках. А тут, должно быть, он…
– Спокойненько, – сказал он себе, как тогда, перед вторым ударом на стартовой площадке. – Ничего страшного. Просто нервишки пошаливают. Ты слишком много работал. Перенапрягся. Пошел в лес за мячами. Споткнулся. Ударился головой. Да, так оно и было. И тебе приснился глупый, дурацкий сон.
Он ощупал лоб, в надежде найти там шишку. Однако лоб был абсолютно гладким. И голова не болела. Еще раз сосредоточившись на собственных ощущениях, он вдруг понял, что чувствует дискомфорт в другом месте. Как было после колоноскопии, когда…
– Ох. Боже. Правый.
