Андрей Жвалевский - Как кошка с собакой
И что-то меня как в бок толкнуло, проснулась, как будто чем-то ударили. Вскочила. Прислушалась. Тишина. А сердце колотится, чувствую, что опасность рядом. Я к корзинке — Пуси нет, только Пусик дрыхнет поперек подстилки. Я на кухню влетаю — и сердце просто падает. Эта пигалица сидит на моем месте, на форточке, в моей любимой позе и откровенно кокетничает с кем-то на улице.
Но как, как она туда запрыгнула? Вот ведь шмакодявка!
Я аккуратно, чтоб ее не напугать, подошла к окну, вспрыгнула на подоконник. Как ее теперь оттуда снимать? Сидит очень неустойчиво, плохо это. Хорошо, если внутрь свалится, а если наружу? Этаж второй, Пуся еще совсем мелкая.
Тетка на улице стала радостно тыкать в меня пальцем, Пуся попыталась извернуться, чтоб посмотреть на подоконник, и опасно покачнулась.
— Пусечка, держись, — мявкнула я.
Пуся уселась поустойчивее и заныла:
— Мааам, а ты будешь ругаться?
— Буду. Только держись.
— Мам, я боюсь.
— Пуся, сиди спокойно. Успокойся, развернись и прыгай ко мне.
— Мама, тут высоко!
— Да что ты говоришь? — язвительно взорвалась я, но тут же осеклась. — Пусенок, не бойся, все хорошо. Тут невысоко, разворачивайся и прыгай.
Про себя я в тот момент думала, что вот сейчас она спрыгнет, и я ей так двину, что мало не покажется. Пуся начала медленно разворачиваться, уже почти развернулась.
— Гав! — послышалось откуда-то с улицы.
Пуська вздрогнула и полетела на улицу. Честно говоря, дальше я мало что соображала. Одним махом сиганула в форточку, свесилась на улицу.
— Пусяяяяяяяяяяяяяя! Людииииииииии! МЯЯЯЯЯЯЯЯЯ-ЯЯЯЯЯУУУУУУУУУУУУУ!
Где же вы все, люди, подойдите хоть кто-нибудь!
— Мама, — пискнула Пуська и у меня отлегло от сердца — жива.
— МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯУУУУУУУУ!!!! — заорала я громче прежнего, надеясь, что все-таки кто-нибудь из этих бестолковых двуногих услышит и принесет мне моего котенка.
— ГАВ!
И тут я похолодела. Во двор вбегала стая собак. Жутких бродячих собак, с тупыми мордами и хриплыми голосами. Они увидели меня и гнусно завопили.
Я просто одурела от ужаса. Что делать? Вниз? А если они пока не видят Пусю, а я ее выдам? И тут эта дурочка как заорет:
— Маааамаааа!
А дальше все как в страшном сне. Я сигаю вниз, хватаю Пусю, несусь к подъезду. Вижу чьи-то зубы, бью наотмашь. Очень мешает Пуся в зубах, но оставить ее боюсь. Опять зубы, опять бью. Кровь, лапе больно. Ничего не соображаю, бью еще сильнее. Кровь, оказывается, не моя, кровь вот этого пса — он скулит и отступает. Но на его место уже лезут другие, их двое… пятеро… семеро… Я бросаю Пуську за спину, ору:
— Беги к подъезду.
Понимаю, что живыми мы не уйдем, но, может, хоть она…
И тут как ветер пронесся мимо. Между мной и собачьими рылами влез пес. Где-то я его видела… Сейчас не помню, ничего не помню…
— Беги, — рыкнул он мне.
Пуську в зубы и… никогда в жизни так не бегала. Я вообще не знала, что можно так бегать. Вот кусты… лавка… подъезд… дверь… открыта… за спиной собачья свара… лестница… дверь в квартиру… Забиться в угол и спрятаться, спрятаться…
Не знаю, сколько тут просидела, время остановилось.
— Кася? Кася, дай я тебя…
— Шшшшшшшшшшшааааааааа.
— АЙ! Кася, ты чего? Как ты вообще на лестнице оказалась?
Олька стояла надо мной и терла поцарапанную руку, Пуську я до сих пор боялась выпустить изо рта, она уже даже не сопротивлялась.
Я смотрела на Ольку и меня медленно отпускало.
— Оль, мяу, мяу! Ты пришла, пришла.
Была бы человеком, зарыдала бы.
Олька взяла меня на ручки, вытащила Пусю, внесла в квартиру. Пусик все это время мирно продрых — ну мужик, что с него взять.
— Касенька, милая, что случилось? Вас собаки напугали?
И тут я вспомнила, где видела этого пса — это тот самый загадочный поклонник, который сидел у меня под окнами и ничего от меня не хотел. Кто он, откуда взялся? Что они с ним сделали?
Я выдралась из Олькиных рук и побежала к окну. Там уже было тихо. Я вжала нос в стекло и пыталась высмотреть следы драки. Кусты помяты, клумба вывернута, кровь на дорожке.
— Что с тем псом? Что с ним?
Олька смотрела на меня большими глазами.
— Кася, что ты кричишь?
— А чего ты меня не понимаешь? Мяу!
— Кась, успокойся!
— Мяу!
Весь вечер я металась между Пусей, которая тоже была на взводе, и подоконником, пытаясь понять, что случилось с нашим защитником. А потом пришла мамуся и рассказала, что:
— Сегодня под подъездом была собачья драка, вон всю клумбу разворотили. Говорят, еле разняли, сосед сверху водой разливал.
— А что случилось? — насторожилась Оля.
— Да пса какого-то загрызли насмерть. Не пойми что произошло, может, бешеные? Надо бы в санстанцию позвонить, развели собак дворовых.
Дальше я ничего не слышала. Пошла к детям и рухнула рядом с ними. Насмерть. А ведь я даже ни разу не посмотрела в его сторону…
Часть 2
Настроение было хуже некуда.
Я сидела на окошке и смотрела в окно. На форточку теперь не запрыгивала, слишком свежи еще были воспоминания о том кошмаре, да и под окном пока хорошо видно сломанные кусты и вытоптанную клумбу. Поэтому сидела я на подоконнике и смотрела перед собой.
Вчера забрали Пусю. Не то чтоб я за нее переживала, она уже большая девочка, да и ее новая хозяйка мне понравилась, — но что-то грызло мою кошачью душу.
Наверное, первый раз за все время я откровенно скучаю по котенку. Обычно, когда их наконец забирают, я вздыхаю с облегчением и принимаюсь отсыпаться и отъедаться. Благо Олька никогда не забирает у меня котят, пока они еще нуждаются во мне, а я в них.
За окном тишина. Даже ветра нет. Осень.
Осень интересна тем, что можно бесконечно смотреть на листья, которые отрываются от веток, а потом медленно и задумчиво летают по всему двору. Когда я была котенком, мне всегда казалось, что если б меня выпустили во двор, я бы целыми днями гонялась за этими листьями. Можно было б с разбегу прыгнуть в большую кучу, разметать их в разные стороны, а потом носиться на бешеной скорости, прятаться за кучей, чтобы неожиданно для следующего листика выскочить, когда он еще не коснулся земли, и поймать его в полете.
Но никто и никогда не выпустил бы меня во двор. Да и несолидно это — белой, пушистой, породистой кошке мотаться по двору. Это собачья территория, собачьи замашки.
С того самого происшествия я начала по-другому смотреть на собак. Их много гуляет в нашем дворе. Оказывается, они все разные, совсем как мы, кошки. Есть злые, а есть и добрые. Есть любознательные, а есть совсем глупые. Есть отвратительные, а есть вполне приятные. Совсем я с ума сошла — приятная собака, как у меня мозги завернулись такое подумать!
А ведь тот пес погиб, защищая меня и Пусю. И я практически уверена, что ни один кот бы на такое не пошел — погибнуть за совершенно чужого котенка. И даже спасибо ему не скажешь.
Тут пришла Олька с подружкой Таней, подружка начала рассматривать Пусика, восторгаясь им направо и налево. Я сама поразилась своему равнодушию. Да, он, безусловно, красив, да, я им горжусь. Заберете? Забирайте, он уже большой. Я лизнула Пусика, который уже увлеченно играл с веревочкой на кофте у новой хозяйки, вздохнула и вернулась к окну.
На месте побоища сидел пес. Очень похожий на… Нет, не может быть!
Я так разволновалась, что даже прыгнула на форточку. Пес был тощий и какой-то лысый. Он встал, прохромал немного вперед и оглянулся на мое окно.
— Ты? — муркнула я, — ты жив?
— Не очень, — честно признался пес.
Тут на кухню вбежала Олька и начала стаскивать меня с окна.
— Опять свалишься, Кася, ты нас и так до смерти напугала.
И вдруг выпустила меня и позвала подружку.
— Тань, смотри, вот он, я тебе про него говорила.
Таня прибежала и выдохнула:
— Симпатичныыыый…
Я чуть не упала. О ком они говорят? Откуда они знают?
Но все оказалось проще: к псу подошел парень, погладил и позвал за собой. Потом посмотрел, как тот медленно ковыляет, подхватил на руки и скрылся с ним в нашем же подъезде.
— Ага, — сказала Олька, — симпатичный.
А потом вздохнула и добавила.
— А ведь даже не здоровается.
ПесНедели две я вообще не мог шевелиться. Даже не из-за тысячи бинтов, которые меня опутывали — просто было очень больно. Хозяин кормил меня сначала из шприца, впрыскивал в рот что-то теплое и питательное. Потом стал давать мелко разжеванное мясо. Валялся я прямо на кухне, так что видел — мясо он разжевывает самолично.
При этом он приговаривал с какой-то то ли нежностью, то ли завистью:
— Жри, Ромео, жри.
Мне все время казалось, что я просто еще раз родился. Первая жизнь вспоминалась как-то тускло, даже запахи из памяти выветрились. Но все равно было много похожего. Раньше я восхищался Вожаком, теперь — Хозяином.
