Анатолий Ким - Поселок кентавров
Пока звуки из-за реки были барабанно-разрозненными, похожими скорее на мирные удары крупных рыб, мечущих икру в прибрежных камышах, кентавры могли не особенно беспокоиться, и они продолжали все бегать в лес на кормежку. Однако постепенно при тысячекратном усилении заречных звуков, переходящих в сплошную канонаду, уже оставаться спокойным не мог ни один кентавр. А накануне форсирования реки густыми полками жеребцов стоял такой обвальный грохот, что всем было ясно: война на пороге.
В эти дни кентавры, глядя на темные тысячные табуны диких лошадей, коими была покрыта вся заречная сторона от края и до края, все отчетливее понимали, что им не устоять перед пришлым врагом. Тем более что такой защиты, как строевое воинство, у них теперь не было, хотя солдат оставалось еще предостаточно. Их главный воитель Пуду, сочинивший кентаврионы и фалангу четвероногой пехоты, теперь сам остался с тремя ногами и в последнее время сильно голодал, питаясь через день, ибо хромать на трех до отдаленного леса великану приходилось в течение многих часов, а там ночь напролет кушать, ощупью нашаривая папоротники и втемную безразборно обирая языком ягоды веруськи с кустов, и наутро сразу же отправляться в обратную сторону на водопой.
Так что Пуду все время был в пути, чтобы не умереть с голоду, и времени для военных занятий с солдатами у него не оставалось.
А без командира с кизиловой дубиною в руке армия вмиг рассыпалась, и, радуясь свободе, кентавроны отрастили длинные хвосты, а некоторые так и стали сразу бегать иноходью, за что раньше командир тут же убивал на месте. И возможно, чуя приближение гибели, многие из них принялись текусме словно безумные, елдорайствуя день и ночь и тем самым принося кентаврицам неслыханные дотоле радости и беспокойство.
В эти дни самкам, чтобы попросту добраться до еды, приходилось красться разными потайными дорогами к лесу. Но на всех путях их все равно поджидала засада. И в лесу, стоило лишь кентаврице нагнуться к папоротнику, как из-за ближайшего куста в треске ломаемых сучьев выскакивал самец с раскаленным елдораем и входил до отказа и на самом бешеном аллюре махал, скосив к переносице глаза.
Дошло до того, что кентавроны отощали на треть своего боевого веса, и к водопою выходили уж не прежние лоснящиеся бравые солдаты, а сущие одры, обтянутые пыльной разномастной шкурой.
В тот день, когда первые отряды диких жеребцов, переправившись через реку, двинулись на поселок, кентавры еще продолжали махать елдораями в лесу и дома, на дорогах и прямо посреди деревенской площади. К нападению лошадиных орд и к их отражению воины кентаврского народа, таким образом, совсем не готовились.
Но дикие лошади не бросились сразу в бой, они мирно расползлись по отлогим лугам со свежей травою, которую кентавры не употребляли в пищу. И весь день и всю ночь в долине около поселка сохранялась глубокая тишина, нарушаемая лишь отрывистым ржанием какого-нибудь молодого жеребца, о чемгто вопрошающего соседей, да монотонным, как шум моря, звуком всеобщего перетирания лошадиными зубами поедаемой травы.
Наутро был перекушен кентавренок громадным вороным жеребцом, и то была первая жертва начавшейся войны, но это произошло скорее случайно, нежели по воинской злобе. Тощенький ребенок кентаврский, недавно родившийся, но брошенный матерью в эти неблагоприятные дни, заполз в густую траву за воротами поселка и там лег, скорчившись на земле и вытянув длинную и тонкую, как веревочка, узловатую шейку.
Черный жеребец. с повисшими до земли блестящими прядями гривы в удивлении покосился на откатившееся вздрагивавшее безголовое тельце — не больше зайчонка — и, вывернув глаза в другую сторону, посмотрел на оторванную голову, еще моргавшую глазами. С отвращением фыркнув, вороной жеребец выплюнул испачканную кровью траву и поскорее прошел дальше.
Общий переход через реку неисчислимой орды диких лошадей был завершен ночью, и уже на следующее утро кентавры увидели вокруг поселка тесный сплошняк пасущихся животных. Пришельцев было так много, что над их горячими телами, заполнившими все окрестные пределы, стояло сплошное облако тумана, пропахшее конским потом.
Первые два дня лошади в поселок не заходили, занятые поеданием травы на окрестных пустырях. Но зеленый корм вскоре был съеден сплошь, до самого горелого леса, после чего конский поток начал заворачивать назад и медленно кружиться вдоль глиняных стен поселка кентавров. Население его эти дни голодало, испуганно сидя в своих дворах за крепко запертыми воротами.
На исходе третьего дня кентавры, дрожа от страха и слабости, начали высовываться на улицу, где уже вольготно разгуливали длинногривые завоеватели. Они пока что со спокойным любопытством рассматривали улицы и площади, ничего не трогали, и лишь кое-где любопытствующие молодые жеребцы расколотили копытами глиняные корчаги с дождевой водой, выставленные в разных местах для общественного пользования.
Вскоре появились первые жидкие струйки кентавров среди густых толп лоснящихся степных коней, битком набившихся в глиняный поселок. Смельчаками были кентаврята-подростки, для которых голодное сидение в домах стало совершенно невыносимым.
И тонконогие кентаврятки, держа друг друга за хвосты, стали робко прогуливаться среди конских толп. Поначалу никто, казалось, не замечал появления на улицах аборигенов, молча и внимательно рассматривал лошадиный народ предметы и строения вокруг, изучая чужеземную культуру…
Однако со временем взоры лошадиные стали обращаться и на появившихся перед ними жителей захваченного поселка.
Уже и взрослые кентавры прокрадывались по улицам, ежась от смущения и глубоко подтягивая со страху свои голодные животы. Прятались по домам по-поежнему лишь самки кентаврские, опасаясь насилия со стороны степных тяжеловесных жеребцов, чьи малмараи были все же больше самых крупных кентаврских лемге…
Но дикие кони пока никого не трогали, и хотя траву около поселка они всю съели, долго задерживаться здесь им было ни К чему. По этому поводу в широкоротых головах кентавров шевельнулась обнадеживающая мысль: а вдруг кони уйдут, не нанеся стране большего урона, чем разбитые глиняные корчаги да горы свежего раккапи повсюду?..
Тогда, наверное, можно будет рвануть к лесу на кормежку… И оголодавшие, отощавшие до предела кентавры с нетерпеливой надеждой посматривали на захватчиков, словно бы готовые подсказать им, как надо поступить.
Но вот началось новое движение в теснящихся на узких улочках поселка войсках диких лошадей: они стали разбивать ворота кентаврских домов И проникать в крытые дворы. Все это кони делали молча, лишь под негромкое деловитое пофыркивание. И мужская часть поселка не смела оказывать хотя бы малейшее сопротивление, кентавроны отходили в сторону со стесненной ухмылкой, и жеребцы пока их не трогали.
Входя во дворы, кони стали деловито разрушать все, что попадало на глаза: дробили копытами глиняную посуду, ломали деревянные навесы из жердей и тростника, валили наземь обмазанные хворостяные стены, пробивая их насквозь ударами передних копыт. Ухватившись зубами за углы хижин, растаскивали их и обрушивали крыши наземь.
Выбегавшие из-под рухнувших обломков кентаврицы не успевали опомниться, как уж бывали придавлены неимоверной тяжестью, от которой у них трещали все косточки и подгибались ноги… Распаленные жеребцы наваливались на них всем корпусом, превосходящим кентаврский почти вдвое, и у хрупких кентав-ричек тут же ломались хребты. И самки умирали, биясь в пыли, не успев даже воспринять конское оккупантское насилие и грубость.
Неутоленные жеребцы дико злобились и, бешено выкатив глаза, добивали свалившихся кентавриц короткими ударами задних ног.
Когда началось всеобщее избиение самок, один из кентавров, Потогрише-чек, попытался оттащить за хвост жеребчика от своей подруги, истошно вопившей от страха и звавшей на помощь именно Потогришечека…
И когда каурый жеребчик, оставив орущую самку, обернулся к кентавру и пошел на него, поднявшись на дыбы, молодой кентаврон совершенно непроизвольно, неумело сунул мечом в брюхо коню — и нечаянно зарезал его. Тут дикие лошади принялись уничтожать кентавров со всей свирепостью и беспощадностью полных победителей, не встретивших сопротивления побежденных.
Древняя вражда и таинственная ненависть сопровождали безумие истребления степными жеребцами мирных и беспомощных кентавров. Эти гибли почти без всякого боя, не умея сражаться в единоборстве.
ОТСТУПЛЕНИЕ 6
Жестокие войны между кентаврами и лошадьми шли с незапамятных времен. Никакие другие враги не были страшны я ненавистны кентаврам так, как дикие кони.
Почему-то само их сходство наполовину и, очевидно, некое скрытое родство происхождения вызывали непримиримую вражду лошадиного народа по отношению к кентаврскому. В сравнении с лошадьми более подвижные и мелкие, кентавры приспособились когда-то жить в горных местностях, где укрывались они от нашествий лошадиных орд и откуда сами совершали набеги в степные края своих врагов.
