Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)
— Ах, так, значит, ты явился, чтобы вернуть мне деньги?
— Я понимал, что это не ты, но вот тебе свидетельство, что все эти девять лет твой образ преследовал меня каждую ночь, — продолжал он свой рассказ. — Я не мог глаз отвести от той женщины. Она играла. Я подошел, встал с ней рядом и тоже сделал ставку. На тот же номер, что и она, и выиграл. Я выигрывал раз за разом. Пришел ее муж и тоже включился в игру, мы все трое выигрывали, а в голове у меня крутилась неотвязная мысль: "Это все ей. Ей".
— Кому — ей? — спросила миссис Суэйт.
— Да тебе же!
— Ты с ней спал?
— С такими дамами не спят. Спал я с индианкой, — нетерпеливо бросил он. — Не перебивай меня. Я играл ради тебя. И вдруг удача нам изменила.
Я занял денег у ее мужа — он тоже вошел в азарт. Нас всех троих будто охватила лихорадка. Я ничего от тебя не утаиваю. Проиграл все деньги, что были при мне. Даже больше. Огромную сумму. Я был разорен. Знаешь, там все очень богатые. В ту ночь разразилась гроза. Денег на такси у меня не было. Дождь лил как из ведра, по затопленным улицам плясали молнии. Все вокруг лиловое и желтое. Потрясающее зрелище! Если бы ты только видела. Я стоял в дверях казино и смотрел. Море бушует, волны взметаются ввысь, словно руки. А у меня в голове лишь одно: что я сделал, как жестоко я поступил с ней!
— С кем — с ней?
— Да с тобой же, с тобой! Господи помилуй, думал я, а вдруг ее уже нет в живых! Страшная ночь, страшнее у меня в жизни не было. И тут я услышал женский голос — мне показалось, это твой голос. Я вышел. Стал искать тебя среди машин.
— И ты ее нашел?
— Промок я до нитки. Искал целых полчаса, не меньше. Чуть с ума не сошел.
— Как же ты вернул долг? — спросила она. — Ты отдал деньги?
— Разумеется, — холодно отрезал он. — Я ведь занял их у ее мужа. Это был долг чести.
— Ах, чести! — подхватила она. — А что же с дамой?
И замерла в испуге: стоило ему упомянуть о женщине, и тело предало ее, опять оно вышло из повиновения!
Она давно уже призналась себе, что ее любовь к нему была замешана на ревности. С той минуты, как она увидела его в гостинице в том северном городишке, ее терзала ревность. Он сидел у камина в окружении своих людей. Шумный вульгарный парень с прыщавым лицом пьяницы, конечно же, главный в его команде. Солидный пожилой господин смотрит на Чарльза с восторженным почтением, а две седовласые дамы — с недоверием. Разговор идет о предстоящем его выступлении на предвыборном собрании в ратуше, и кто-то из них говорит: "В такую погоду народ не соберется". И тут с улицы входит худенькая молодая женщина в дешевом черном пальто, под мышкой у нее обернутый в мокрую газету рулон плакатов. Она стучит ногой об ногу, отряхивает снег, чулки у нее мокрые.
Нахмурившись (хотя и улыбаясь при этом), он вскакивает, подходит к ней и, взяв плакаты, ведет бедняжку не к камину, а к входной двери, громко что-то говоря о завтрашнем собрании, и у самой двери, понизив голос и глядя в ее протестующие глаза, приказывает коротко и властно, как может приказывать только близкий человек: "Не приходи сюда, я ведь тебе сказал".
Интрижка! А она все слышала. Острое желание, чтобы это с ней была интрижка, и ревность, внезапная злая ревность, пронзили ее. Такого она еще не испытывала, разве что в детстве. У нее было странное чувство, будто это ей дали отставку.
Теперь, девять лет спустя, она сказала:
— Не понимаю, что тебе нужно от меня? Зачем ты рассказываешь мне эти сказки? Все от начала до конца вранье, нисколько в этом не сомневаюсь. Я не хотела тебя больше видеть, но теперь я рада, что ты пришел. Где ты остановился? Дай мне твой адрес. Я начинаю развод. Хочу развестись с тобой. Меня не интересует, чего хочешь ты. Я хочу развода.
Она боролась за Арго и за себя.
— Погоди, — сказал он. — Я не о разводе пришел говорить.
— Ты не можешь здесь остаться, — сказала она. — Сюда я тебя не пущу.
— Позволь мне объяснить, — сказал он. — Я пришел не ссориться. — И робко (он оробел, возможно ли такое?): — Я прошу тебя о помощи. Признаю, я причинял тебе страданья. Ты обладаешь редким для женщины достоинством: ты очень честная. Ты говоришь правду.
— Помогать тебе я не собираюсь ничем и ни в чем, это уж точно!
— Развод… Это мне, конечно, в голову не приходило — я ведь католик, а впрочем…
— Да?
Он задумчиво постукал пальцем по зубу.
— Ну что же, перейдем к делу. Я попал в затруднительное положение. Разреши мне продолжить мой рассказ. Я сэкономил моим хозяевам уйму денег — в типографии в Сан-Томасе. Пришлось бы им покупать новую печатную машину в Нью-Йорке, но я сказал: погодите, я еще поработаю на этой. Что и сделал. Сэкономил им тысячи. В технике эти южноамериканцы ни черта не понимают. Чуть что — "купим новую".
Кошельки у них набиты туго.
"Может, он и вправду пришел, чтобы вернуть мне деньги? Хочет купить меня?" — подумалось ей вдруг.
Белая рука медленно поднялась и опустилась на подлокотник.
— Зачем ты все-таки явился сюда? Что тебе от меня нужно? — впрямую спросила она.
Широкая восхищенная улыбка, улыбка почтительной нежности и благодарности озарила его белое лицо.
— Тысячу двести фунтов, — сказал он. — Я вынужден был позаимствовать их у фирмы, чтобы отдать долг тому джентльмену — я тебе только что рассказал. И как можно скорее. В конце месяца будет ревизия. Одолжи мне.
Он произнес это так серьезно и проникновенно, будто по собственной воле, в порыве великодушия и благорасположения искупал наконец свою вину. Ничто другое не свяжет их более крепкими узами — вот что звучало в его словах. Это напомнит ей о тех счастливых днях — ну конечно же, он тоже мечтает об их возвращении! — когда ее деньги были и его деньгами. Как прекрасно — она ведь чувствует это? — что он пришел именно к ней, совершеннейшей из женщин, к единственной в его жизни женщине; да, это истинная правда, ни одну другую он не попросил бы о таком одолжении.
Самое удивительное, что в ней вдруг что-то дрогнуло в ответ на эту нелепицу, ее будто током ударило; еще немного — и она отозвалась бы на его призыв. Она была женщина бережливая, а уж о том, чтобы тронуть свой маленький капитал, и мысли не допускала, но вместе с тем к ней вернулось то лихое безрассудство, которое охватило ее, едва она его увидела. И тревога — он бог знает что может выкинуть, наврать, ей-то это известно. И толкнуть ее бог знает на что: она из тех женщин, с которыми случаются невероятные вещи. Ей представилось, как она, раскрыв рот от изумления, бежит к Арго и рассказывает ему, всем рассказывает. На какие-то секунды она восхитилась своим мужем. Тысяча двести фунтов! За девять лет цена на него сильно возросла.
— И ты украл тысячу двести фунтов? — сказала она. — Подделал записи?
— Украл? — сказал он. — Мне не хотелось бы, чтобы ты употребляла такие слова. Я занял эти деньги. Я же рассказал тебе. Долг чести, я не мог его не отдать.
— Ты что, сумасшедший? Совсем меня за дуру считаешь? Тысячу двести пенсов, и тех у меня не наберется. Да таких денег я в жизни не имела.
Воровство! Арест! Тюрьма! Может, он уже там побывал? Может, потому он такой бледный? Самой ей бояться нечего, но все же подобная история и на нее бросает тень.
— Тебе это по силам, — бодро сказал он, не обращая внимания на ее слова.
— Я живу на жалованье. Каждый день хожу на службу. Пришлось. Как ты думаешь, где я возьму такие деньги?
Громадность суммы заполнила наступившую тишину. Он хочет вернуться, поселиться здесь и повесить этот огромный долг ей на шею, как булыжник. Арго должен выставить его отсюда. Прийти и выставить его вон.
— Знаешь, я так огорчился… погоди, когда же я это прочел?.. еще там, в Сан-Томасе, в английской газете… что умерла твоя тетка, — сказал он изменившимся, печальным голосом и вдруг заключил с холодной угрозой: — Думаю, ты осилишь.
— Ах, вот оно что! — возмутилась она. — Наконец-то я поняла, почему ты вернулся! Решил, что я получила наследство. Прочел в газете — и сразу сюда.
— Оно должно было отойти тебе. Помню, ты сама мне говорила. А я твой муж.
— Если уж это тебя так интересует, оно не отошло мне. Когда ты сбежал, тетка осудила не тебя, а меня. Но даже если бы я и получила что-то, неужели ты думаешь, я отдала бы тебе? Только она завещала все брату.
— Твоему брату? — встрепенулся он.
— Нет, своему, — торжествующе сообщила она.
— Это правда?
— Спроси у него.
Чарльз достал из кармана записную книжку и перелистнул две-три странички.
— Тому, что живет в Ньюкасле? — спросил он.
Он собирал сведения о ее родственниках!
— И ты совсем ничего не получила?
— Ни пенса! — На сей раз она просто крикнула это ему в лицо.
— Что-то не верится, — резко сказал он. — Не могу поверить, что ты дала себя так облапошить.
Он был оскорблен и уязвлен. "Я предлагаю тебе все, — говорил его взгляд, — а ты мне взамен — ничего".
