Лебедев Andrew - Трамвай желанiй
И вот в браваде какого-то показного циничного угара, в развязном тоне, имитирующем некую несуществующую внутреннюю силу и свободу, Анька и сказала однажды Антону, что каждая уважающая себя девчонка должна иметь запасной вариант…
***
У Ритки тогда не было запасного варианта…
И парижский жених, и выдуманное ею парижское счастье – оно заменило ей этот запасной вариант.
Когда Игорь бросил ее.
Ведь открой она тогда объятия Семину – Игоря бы это не обидело! Семиным Игоря тогда было бы не пронять! Потому что слишком очевидным была бы замена теплого места на нагретой подушке. Да и не бросился бы Семин в ее объятия тогда. Потому как гордый. Потому как не питался объедками с барского стола.
А когда девушку бросают, она хочет… Она должна доказать… Что он, тот кто бросил ее, – дурак! И что он сто, нет, тысячу раз пожалеет! Но для этого необходим запасной вариант – запасной аэродром…
А Париж? Разве это плохая альтернатива, когда тебя бросают? И там, в том полупьяном утреннем трамвае, на Старый Новый год, когда они ехали из общежития, когда они с Игорем уже объяснились и когда она поняла, что все кончено, что им не быть больше вместе, она и ляпнула вдруг про Париж… Что хочет через десять лет быть графиней Осборнской де Гиз де Бруньи – со своими замками в Бургундии и в долине реки Роны… А чем еще можно было бы пронять этого вечно поджимавшего губки в бесконечной иронии ко всему, что ниже его уровня интеллекта и культуры?
Вот и стал для Ритки Париж ее запасным вариантом, тем самым циничным запасным вариантом, который должна иметь всякая девушка на тот случай, если ее бросят.
Брошенные независимо от пола обычно следуют одной из двух привычных моделей поведения. У брошенного есть два пути. Первый – взлелеять свою обиду, предавшись лежанию на диване и бесконечному обсуждению с ближайшим другом или подругой всех новых и старых доказательств той бесконечно подлой несправедливости, что учинил с ними злой бросатель heartbreaker…
Такую модель поведения обычно выбирают слабые, склонные к пьянству мужички, любящие лелеять свои сердечные болячки. Чаще они происходят из тех, что поздно от мамки оторвались. Да еще любят упиваться собственными обидами толстые разводки, что толщину своих ляжек списывают не на собственные лень и распущенность, а на некую ДАЖЕ ЖЕРТВЕННУЮ с их стороны физиологическую неизбежность: де, Я ЕМУ РОДИЛА, а потому и формы девичьи потеряла, а он (подлец, естественно!) теперь вот…
Но есть и иной путь. Когда бросают кого-то сильного, он тут же, сам не осознавая, зачем он это делает, начинает биться за лучшую жизнь, пытаясь тем самым доказать и себе, и окружающим. А главное – ему, хартбрейкеру подлому, что он не прав. Что ты…
В общем, Ритка была явно из второй группы существ. Она всегда осознавала, что всеми своими поступками, ведущими ее к новой замечательной жизни, она желает доказать одному ему, Игорю Сохальскому, что он здорово просчитался. Что она, Ритка, стоит гораздо большего.
Да, да! Она примитивно рисовала в своей прехорошенькой светло-русой головке примитивные картинки, как однажды, лет через пять, она вернется в Россию, в Питер этакой интуристкой. Пройдет через паспортный контроль с новеньким французским паспортом… В шубке стоимостью в сорок или пятьдесят тысяч долларов.
Сядет в заботливо поданный к самым дверям самый дорогой нашедшийся в Питере лимузин и отправится в самую дорогую гостиницу… А там, в этой гостинице, будет проходить какой-нибудь семинар или симпозиум, в котором будет принимать участие и чиновник министерства Игорь Сохальский… Ритка приедет – вокруг нее завертятся журналисты от желтеньких газетенок, и тут… И тут она заметит… Нет, он ее заметит… И настанет ее черед иронично поджимать губки…
– Где живешь, Игорек? А-а-а! У тебя квартира в Москве в Новых Черемушках? Даже трехкомнатная! О-о-о! И дача в Кратово по Казанской дороге! И участок в двенадцать соток! О-го! А у меня два замка в Бургундии и земли две тысячи акров под виноградниками. Ии вилла в Ницце… И еще вилла в Довилль-сюр-Мер в Нормандии… И землицы там тоже что-то около тысячи акров…
Глава вторая
Рождение желаний Оглядываясь по сторонам, Анька вышла из метро "Проспект Просвещения". Последний раз она была здесь лет пять назад и теперь недоумевала, как за такое короткое время все могло настолько перемениться. На месте павильонов и киосков – новый торговый центр со стенами из синего стекла. Но разгуливать по его магазинам у нее не было времени. Да и денег, кстати, тоже. На секунду она задумалась, вспоминая, как ей попасть на Придорожную аллею, а потом уверенно перешла через дорогу.
В маршрутку набилось неожиданно много народу, и Аню прижал к грязному окну здоровенный толстый мужик. "Интересно, как должна выглядеть колдунья?" – думала она, глядя на улицу. "Рыжая и с жабой в волосах… глаза зеленые, с демоническим блеском, ни старая, ни молодая, скорее всего, смуглая и в цветастой юбке, как цыганка. Трубку курит. По всей квартире змеи ползают. А в красном углу живет огромный тарантул", – она угрюмо усмехнулась своим мыслям и уставилась глазами в газету, которую читал ее тучный сосед.
У тетки муж всю жизнь занимался черной магией. Перед смертью он ей говорит:
– Слушай, я завтра умру, но если я узнаю, что ты после моей смерти спишь с другими мужиками, то выкопаюсь из могилы, приду к тебе ночью и задушу!
Колдун умер. На следующий день его жена переспала со всеми, с кем успела.
Ее спрашивают:
– Не боишься? Ведь он и правда выкопается и тебя задушит!
– Пускай копает! Я его пузом вниз похоронила!
Женщина хмыкнула и перевела взгляд вниз по странице.
Парень подходит к девушке в баре и спрашивает:
– Хочешь поиграть со мной в магию?
– А это как?
– Мы пойдем ко мне домой, потрахаемся, и после этого ты исчезнешь.
Аня похихикала за компанию над глупыми шутками и тут же спохватилась, как бы не проехать нужную остановку. Она достала из сумочки записную книжку, пролистнула страницы до буквы К. Ксенофонтова Адель Викторовна. "Ага, вот и нужный дом". "Остановите, пожалуйста, здесь", – прокричала она, неловко оборачиваясь в сторону водителя и читая табличку с надписью: "Остановки "здесь" и "тут" водитель не делает".
Вопреки грозному предостережению маршрутка вильнула задом, чуть не сбив выскочившую на проезжую часть старушку, и с визгом подъехала к тротуару. "Извините, простите…" – Аня, стараясь не наступить никому на ноги, добралась до выхода и с треском захлопнула за собой дверь. "Уф", – она перевела дух и начала поиски парадной. В записной книжке значилось: "Третья от угла". Квартира шестьсот шестьдесят шесть. Хорошее начало!
Неожиданно на Аню напало сомнение: а стоит ли вообще идти. Захотелось развернуться и ехать скорее домой, купить пива и расслабиться, пока мужа нет дома. "Ну уж нет, – решила она. – Зря что ли с работы отпрашивалась. Была не была". Она пересилила себя и открыла дверь в парадную. Из-под ног с мяуканьем выскочила облезлая черная кошка и остановилась невдалеке, поглядывая на пришлую злыми зелеными глазами. Аньке стало жутковато, по спине поползли мурашки. "Или все-таки домой? – мелькнуло у нее в голове. – Но ведь нельзя же быть такой трусихой. Подумаешь, кошка", – с этой мыслью она начала подниматься на шестой этаж.
Дверной звонок издал охающий глухой звук, как будто в лесу прокричала сова, а вслед за ним раздались неторопливые шаги. Аня шагнула в полумрак квартиры.
– Здравствуйте, Адель Викторовна.
Тетка как тетка, никаких жаб, и не рыжая, а обыкновенная шатенка, ничего особенно примечательного. Легко могла бы быть учительницей физики в старших классах.
В комнате оказалось совсем немного места. У окна расположился небольшой круглый стол, а в углу – кресло-качалка. Свечка, карты Таро, какие-то фенечки, как про себя Анька назвала связки трав и ниток, висевшие на стене над столом.
Человека, не обделенного фантазией, должен был рассмешить этот стандартный антураж, с помощью которого псевдомагическая братия наводила туман на и без того затуманенные мозги своих клиентов, и в первую очередь клиенток, еще сто лет тому назад. Но Анька фантазией не обладала и приняла бутафорию за чистую монету. На стене также висело распятие, чтобы, значит, среднестатистический гражданин не усомнился, что все здесь с божьей помощью, а значит – типа легально. Анька не усомнилась.
Всему виной была генетика – продажная девка империализма. С ними, с генами этими самыми, передалось киришской Аньке безграничное доверие ко всякого рода "бабкам", которое сочеталось со столь же безграничным скептицизмом к науке, прежде всего к медицине. Да и колдунья-гадалка вела себя с ней, как со старой знакомой. Брала за руки, ворковала что-то певуче, говор не питерский, а Анька, как многие приезжие, чувствовала эту нездешность лучше коренных горожан.
