Александр Житинский - Фигня (сборник)
Дверь кабинета с шумом распахнулась, и в комнату ввалились четверо мужчин: художники Максим и Федор и их парижские друзья Брассон и Тарден. Все четверо вели себя так, как будто были изрядно пьяны – покачивались, глупо хихикали, развязно болтали.
– Вот он! – вскричал Брассон, указывая на Переса. – Дон Перес де Гуйэра, прошу любить и жаловать.
Перес, не снимая ног со стола, невозмутимо прицелился и выстрелил. Бубновый валет получил еще одну дырку в голове. Перес отхлебнул виски.
– Боже мой, Яков Вениаминович! – Федор развел свои могучие руки и сделал два нетвердых шага к Пересу, как бы намереваясь его обнять.
– Мы с вами встречались? – задал вопрос Перес, показывая всем своим видом, что он не желает объятий.
– А то как же! В Иркутске. Я вскрывал вашего подельника, его шлепнули в перестрелке. А вы тогда получили семь лет условно.
Перес поморщился. Как видно, воспоминание было ему неприятно.
– Переменили специальность? – спросил он.
– Всего полгода. Платят мало. Жмуриков много, но перестали вскрывать. Чтобы не расстраиваться, – Федор пьяно захихикал.
– А почему вы пьяны? С какой стати? – недовольно спросил Перес.
– Хуяти! – Федор плюхнулся на диван. – Все эта чертова девка! Кто же знал, что у нее в сумочке паралайзер!
Брассон и Тарден покачивались в дверях, как водоросли. Перес сказал им что-то по-французски, и они уплыли из кабинета.
Максим промычал нечто, вполне невразумительно. Он был пьянее своего друга, поскольку получил самую сильную дозу нервно-паралитического газа, к тому же был субтильней Федора.
– Какая девка? – продолжил разговор Перес.
– Яков Вениаминович, не стоит беспокоиться… Завтра мы ее прикончим – и все! Все!
– Ее зовут Ольга Пенкина… – выдавил из себя Максим.
В кабинет фурией ворвалась донья Исидора в одних трусиках с блестками. На ходу она застегивала лифчик. Донья только что репетировала стриптиз под аккомпанемент мексиканского трио.
– Этот мексиканский жиды мой злость! – выпалила она, плеснула себе виски и сделала глоток. – Он играет «Бесаме мучо», как хоронить оркестр. Кто есть такие тут? – спросила она, заметив Максима и Федора.
Поскольку Максим при виде доньи сразу потерял сознание, отвечал Федор.
– Мы, мым… То есть мэ, мэм… – промычал он.
– Что ты мычать, как коров! – набросилась на него донья.
– Исидора, это люди от Зумика, – мягко проговорил Перес, обнимая донью за талию.
– Почему есть пьян? – спросила Исидора.
– Какая-то девка обстреляла их баллончиком.
– Пара… лайзер, мым, – попытался объяснить Федор.
Максим пришел в себя, бессмысленно озирался по сторонам, пытаясь понять, где он находится.
– Камушки привезли? – спросил Перес.
– Так точно, Яков Вениаминович, – ответил Федор, раскрывая неверными руками этюдник.
– Забудь это имя! – грозно приказал Перес.
– Слушаюсь, господин Перес.
Федор взял один из тюбиков, оторвал нижнюю часть и выдавил краску на лист бумаги. Краска стекла, под нею обозначился бугорок.
– Бриллиант, мым, – объяснил Федор.
– Только он… фальшивый… – пьяно улыбнулся Максим.
Федор взглянул на приятеля диким взглядом.
– Ты что… – начал он, но Перес перебил:
– Я знаю, что фальшивый. Настоящие я не покупаю. Смысла нет. Сколько всего?
– Триста семьдесят два.
– Отлично. Обратно повезете товар, – сказал Перес.
– А деньги?
– Я договорился с Александром Марковичем. Плачу не деньгами, а товаром.
– Товар-деньги-товар, – вспомнилось что-то Максиму.
– А что за товар? – спросил Федор.
– Да так, фигня… Пока сказать не могу. Коммерческая тайна, – улыбнулся Перес.
– Как же мы возьмем вашу фигню, не зная – что это за товар? – развел руками Максим.
– Ладно! Берем фигню! Какую дадите. У нас никакой фигни нет, – отрубил Федор.
– О’кей, – сказал Перес. – Я вам дам сто двадцать.
Донья Исидора прислушивалась к разговору, хотя не очень понимала его смысл. Она тоже не знала, какой товар предлагает гонцам Зумика Перес.
– Чего? Штук? Метров? Килограммов? – допытывались гонцы.
– М-м… – Пересу не хотелось говорить, но он все же нехотя сказал: – Килограммов.
– Ого! Как мы это потащим? – испугался Максим.
– Своя ноша не тянет, – сказал Федор.
Тут Максим вспомнил еще об одном поручении Зумика и рассказал Пересу о двух русских агентах Интерпола. Описал приметы Ивана и Вадима, повадки: при встрече заламывать руки за спину. Перес кивал, он хорошо знал это племя ментов, насиделся в России.
– Короче, хотелось бы их того… устранить, – закончил Максим.
– Это само собой, – кивнул Перес.
– Мокрый акция? – встревожилась донья.
– Для вас – сухая, – успокоил ее Максим. – Нужна техническая помощь: оружие, взрывчатка.
– О’кей.
– А где они сейчас?
– Вот то-то и оно. Мы их потеряли, – вздохнул Максим.
– Когда они прилетели в Париж? – спросил Перес.
– Сегодня, вместе с нами.
– Значит, завтра они попрутся в Лувр. Ищите их там.
Федор хотел было образовать свою излюбленную присказку к слову Лувр, но не сумел. А может, смутило присутствие доньи.
Глава 14
В Лувре
Иван и Вадим, а также примкнувшая к ним Ольга действительно с утра направились в Лувр.
Иван не хотел: что они там потеряли? Вадим был индифферентен. Однако Ольга настаивала.
– Мы культурные люди или нет? – прямо спросила она.
Вопрос озадачил агентов. Вадим пожевал губами, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы, а Иван хотел честно сказать «нет», но сообразил:
– А ведь правда, надо идти. У них там офигенная сигнализация, поди. Надо посмотреть.
И вот они уже бродили по залам, посвященным искусству итальянского Кватроченто: Вадим с видом эстета, Ольга, недовольная тем, что нельзя фотографировать, и Середа, выискивающий за каждым полотном датчик сигнализации.
Вадим остановился у полотна Боттичелли, потом отошел, прикрыл один глаз, соорудил из пальцев квадратик, что-то вычленил из картины, долго смотрел, восторженный…
Ольга потрясенно смотрела на него. Она не знала, что бывают такие офицеры ФСБ.
Внезапно Вадим зарыдал – тихо, интеллигентно, наедине с совестью.
– Вадим, Вадим… – с жалостью сказала Ольга.
– Не могу смотреть на Боттичелли без слез. Простите, – сказал Вадим. – Вообще, я хотел стать художником, но потянуло в госбезопасность. Она важнее. На данном этапе.
– Да уж, художники… – с сомнением проговорила Ольга, вспомнив Максима и Федора.
– Вы бы, Иван, больше живописью интересовались, – посоветовал Вадим лейтенанту. – Охранная сигнализация здесь в порядке, я вас уверяю.
– Да? – с вызовом спросил Середа и, оглянувшись по сторонам, снял со стены небольшую картину. Перед этим он на мгновение засунул за картину руку. – Это, по-вашему, порядок?
– Как вы это сделали? Картина не охраняется? – удивился Вадим.
– Почему не охраняется? Вот они, датчики, – указал на стену Иван. – Я их отключил. Система примитивная.
– Ванечка, вы собираетесь ее украсть? – испугалась Ольга.
– На фига она мне? Вас, гражданка Пенкина, все на провокации тянет! – укоризненно сказал Иван, вешая картину на место.
После героического освобождения Ольги она и Иван долго выясняли отношения в отеле «Коммодор». Иван укорял Ольгу не столько за позорящий его снимок, сколько за сотрудничество с мафиозным «Курьером», на деньги которого Ольга и сняла номер в «Коммодоре». Постановил впредь, до суда, называть ее гражданка Пенкина. Ольга же по широте души называла его Ванечка или Ваня. Ей всех было жаль, даже милиционеров и бандитов.
Народу в Лувре было немного. Почти сплошь из СНГ. Мимо промаршировала экскурсия русских теток во главе с экскурсоводом, тоже русской теткой.
– Слышь, Вадим, а французы в Париже есть? – спросил Иван, проводив их глазами.
– Есть. Я видела, – сказала Ольга.
– Но русских-то больше…
– Нас и должно быть больше, – сказал Вадим. – Мы – великая нация.
Все трое на секунду присмирели, ощущая себя представителями великой нации. Но дотошный Иван все же спросил:
– А чем мы великие? А, Вадим?
– Всем. Величиной. Отставить разговоры, лейтенант, – приказал старший по званию.
Иван глубоко задумался. Может быть, впервые в жизни.
Они пошли к выходу.
Когда выходили на улицу, Ольга забежала вперед, навела на агентов «Минолту» и нажала на спуск.
– Клевый кадр! Русские агенты Интерпола выходят из Лувра! – похвасталась она. – Все помню, Вадик, глазки вам на отпечатке прикрою черной полосочкой, чтобы не узнали, – поспешила она успокоить Богоявленского, увидев его недовольство.
– Да я не о том, Ольга. Это понятно… Ты нам за каждый кадр сколько обещала?
– По десять баксов на нос. Если нос есть на снимке, – сказала Ольга.
– А когда платить будешь?
– По возвращении. Сейчас у меня денег не хватит. Ты же знаешь, гостиница пятьсот франков в день, а сколько еще тут проторчим – одному Богу известно.
