Леонид Филатов - Свобода или смерть
– Послушайте! – старичок был вежлив, но непреклонен. – Нас не интересуют ничьи амурные похождения. Я готов дать вам тысячу франков из личных денег, но я не могу рисковать репутацией издательства…
– Скажи-ка, дядя, ведь недаром? – хрипло заорал попугай и требовательно уставился на Толика.
– Чёрт подери! – в поисках поддержки Толик обернулся было к Андрею, но тот сосредоточенно уткнулся в журнал, делая вид, что всё происходящее его не касается. – Чёрт подери, да кто вам сказал, что, печатая мои вещи, вы чем-то рискуете?.. Меня читает вся советская интеллигенция!
– Не могу ей этого запретить! – развел руками старичок. – о вкусах не спорят!.. Хотя лично я на её месте читал бы Гоголя…
– Русь, Русь, куда несешься ты?!. – снова прохрипел попугай и, нахохлившись, замер, видимо, потрясенный глубиной вопроса.
– А позвольте поинтересоваться, – ехидно прищурился старичок. – У вас есть лагерный цикл «Мордовские рассказы». Вы что, сидели в Мордовии?..
Вопрос был неожиданным и попал в точку. Толик смущенно заёрзал в кресле, но по инерции продолжал сохранять наступательный тон.
– Нет, не сидел!.. А разве это необходимо?.. Есть документы, свидетельства, очевидцы… Писатель имеет право на художественный домысел!..
– Мой вам совет, – наставительно сказал старичок. – Никогда не пишите о страданиях, которых не испытали лично. Это неблагородно.
– Нет, ты слыхал?!. – Толик сардонически расхохотался и снова обернулся к Андрею. – Они ещё нас учат!.. Ну, конечно, им отсюда виднее, что делается в наших лагерях!..
– Мне виднее, – устало подтвердил старичок. – Я отсидел там тринадцать лет. Извините, у меня ещё сегодня много работы. Сожалею, что не смог быть вам полезным.
Толик сгреб со стола свои листочки, подхватил свой необъятный чемодан и, кренясь на ходу, как корабль, получивший пробоину, направился к выходу.
– Хотят ли русские войны? – ни к селу, ни к городу спросил попугай. Толик не ответил.
* * *Андрей спускался по лестнице первым. Он шел легкой походкой независимого человека, даже не оборачиваясь на своего спутника, видимо, пребывая в спокойной уверенности, что тот наверняка следует за ним. Толик красный, злой и взъерошенный, одышливо пыхтел сзади, волоча за собой злополучный чемодан.
– Не вешай нос! – по-прежнему не глядя на Толика, посоветовал Андрей. – Среди здешней русской эмиграции есть состоятельные люди. Найдем тебе покровителя!..
– Найдешь их тут! – задавленно просипел Толик. – У них один принцип: выгодно или невыгодно!.. А на русскую литературу им наплевать!.. Торгаши вонючие!..
– А ты как думал? – ласково удивился Андрей. – Тут тебе не московская кухонька: бутылка водки, килька в томате и карбонарские разговоры до утра!.. Тут работать надо!..
* * *…Толик кое-как угромоздил свой чемодан в багажник и с облегчением плюхнулся на сиденье рядом с Андреем. Машина тронулась.
– Слушай-ка! – неожиданно сказал Андрей. – А не плюнуть ли нам на великую русскую литературу, а?.. У меня на примете есть одна толковая фирма. Они делают прелестные гробы!..
– Что?.. – Толик поперхнулся сигаретой. – Какие к черту гробы?.. Шути поизящней, а то у меня нервы не в порядке…
– Я не шучу! – Андрей пристально смотрел на дорогу. – Чистое дело и приличные деньги. Работают в основном эмигранты. Поляки, сербы, турки…
– Издеваешься? – на глазах у Толика закипели слезы. – Да лучше я подохну с голоду, чем стану делать гробы!.. Я не гробовщик, я писатель!..
– Ты уверен? – спокойно спросил Андрей. Спросил буднично, без иронии, без желания обидеть. Спросил, вовсе не ожидая ответа, словно он был известен ему и так. – Спрячь свои амбиции, дружок!.. В Париже хороший гробовщик стоит дороже, чем говенный писатель…
* * *…Толик втащил чемодан в комнату и бухнул его на пол. Затем пошарил в шкафу и достал оттуда заветный моток веревки. Он долго и тщательно ладил петлю, придирчиво вымерял длину веревки, вдумчиво изучал потолок. Когда же наконец он надел петлю себе на шею, закрыл глаза и попытался сосредоточиться перед прыжком в вечность, – за стеной ликующе скрипнули диванные пружины и во всю мощь загремела неизбывная кумбия…
Толик стоял на стуле с закрытыми глазами и с петлёй на шее, не будучи в силах даже возмутиться. Он стоял, величественный и оскорбленный, как приготовившийся к молитве пустынник, на голову которому нагадил случайный орёл… Затем сбросил с себя петлю и принялся отвязывать веревку…
* * *Здесь, в коридоре, кумбия гремела ещё громче. Толик постучал – сначала тихонько, потом настойчивее. Ему не ответили. Тогда он толкнул дверь и шагнул в комнату. Шагнул и обмер. В комнате, сплошь заклеенной портретами Маркса и Че Гевары, прямо под кумачовым транспарантом с пламенной формулой: «Patria a muerte!» на утлом скрипучем диване революционная супружеская пара истово и простодушно занималась любовью…
Женщина увидела Толика, округлила глаза и сказала мужчине что-то по-испански.
Пара вскочила с дивана, прикрывая причинные места. Толик смутился, но ненадолго: эти бесстыжие дети Кордильер сорвали ему мероприятие посерьезнее…
– Мьюзик!.. – выразительно сказал Толик и заткнул себе уши пальцами. – Слишком громко!.. Вы тут не одни!.. Так нельзя!..
Рикардо и Долорес стояли перед Толиком голые, как Адам и Ева накануне изгнания из Эдема, и старались понять, чего хочет от них этот незванный и сердитый визитер.
– Нон мьюзик! – Толик попытался быть максимально доходчивым. – Выключите эту хреновину!.. Вас слышно на весь квартал!
Рикардо и Долорес переглянулись и снова уставились на Толика. Тогда Толик размашисто прошагал через всю комнату, протянул руку к магнитофону и резко нажал нужную кнопку. Кумбия смолкла.
– Вот так!.. – наставительно сказал Толик. – И давайте договоримся, впредь без музыки!.. Всё то же самое, но без музыки!..
Рикардо, наконец, сообразил, что происходит, и с яростным рыком ринулся на Толика. Какое-то время Толик трепыхался в его мощных лапах, как перепелка в силке, потом мир для него перевернулся, и он почувствовал, что летит… Приземлился он на той же лестничной площадке, что и злосчастный Хорхе Гонсалес, в точности повторив его траекторию…
Захлопали двери. Дом, охочий до зрелищ, привычно заполнял «галёрку». Шумно гомонили лилипуты. Опасливо шуршали кришнаиты. Снизу, из рецепции, квохча, прискакала мадам Лоран. Последней появилась Сильви…
Рикардо, застигнутый публикой неглиже, неожиданно застеснялся и нырнул к себе в комнату. Оттуда – больше для порядка – выкрикнул ещё несколько раскатистых испанских ругательств и только после этого захлопнул дверь…
– Толя! – Сильви коснулась волосами толикова лица. – Как ты себя чувствуешь?.. Он тебя не ранил?..
– Ничего!.. – Толик ощупал голову и поморщился. – Только башкой треснулся… Ты видела, как я летел?..
– Да, – сказала Сильви. – Это было эффектно. Ты летел, как Хорхе Гонсалес. Вверх тормашками.
– Я летел, как буревестник, – поправил Толик. – А вот приземлился неэлегантно. Но я потренируюсь!.. Он поднял глаза. «Галерка» смотрела на него с доброжелательным ожиданием: любой спектакль требует внятной точки. Что ж, традиция есть традиция.
– Спасибо за внимание, господа!.. – поблагодарил Толик. – Простите, что мало!.. Надеюсь, в ближайшее время побаловать вас чем-нибудь ещё!..
* * *…Мрачный Толик, раздетый по пояс, сидел на диване. Сильви хлопотала вокруг него, как трепетный реставратор вокруг античной статуи, щедро заклеивая пластырем свежие ссадины…
– Что за манера трахаться под музыку?.. – вслух размышлял Толик. – Да ещё под портретами вождей!.. Это что, как-то бодрит?.. Или это просто марксистский принцип?..
Сильви понимала, что эксцентричные супруги Фуэнтес меньше всего занимают сейчас толиковы мысли. Сегодня произошло нечто посерьезнее и пострашнее, чем скандал на лестнице, сегодня разом рухнули все толиковы иллюзии и погребли под своими обломками не только его гордыню и честолюбие, но и самое желание жить…
– Толя!.. – осторожно сказала Сильви. – А может, нам попробовать издать твою книгу за собственный счёт?.. Я не знаю, сколько это может стоить, но у меня есть кое-какие сбережения…
– Ещё чего!.. – вспыхнул Толик. – За собственный счёт пусть издаются графоманы!.. А настоящая литература не нуждается в милостыне!.. Она сама эту милостыню подает!..
– Извини! – тихо сказала Сильви. – Просто ты мне нравишься… И мне хотелось тебе помочь… По-моему, это вполне естественное желание…
– Ты мне тоже нравишься… – Толик попытался улыбкой снять напряжение. – Но у тебя есть только один способ мне помочь… Надо каждый день говорить мне, что я гений!..
– Это нетрудно!.. – Сильви всё ещё продолжала дуться. – Можно я начну прямо сейчас?.. Ты гений, ты гений, ты гений!..
В дверь вежливо поскреблись, и на пороге возникла мадам Лоран. Из-за её не очень внушительных бедер выглядывали встревоженные мордашки лилипутов. Пришедшие заговорили громко, одновременно и без пауз, пытаясь перекричать друг друга, – всё это вместе создавало впечатление сплошного неумолчного цикадного звона, из которого трудно было выловить какой-нибудь один магистральный звук…
