Дуглас Коупленд - Пока подружка в коме
Первый месяц комы Карен можно списать с нашего счета – странный и унылый. Из нас по капле вытекала надежда, и не было даже понятно, уйдет она совсем или нет. К тому же мы все свалились с гриппом, считай, подарок судьбы: не пришлось ходить в школу в последнюю неделю перед Рождеством.
Мы переползали в гости друг к другу да висели на телефоне. В пятницу вечером мне позвонил Гамильтон.
– Ну, мы теперь попали! – сказал он. – В школе, уверен, только про нас и говорят.
С этим мне оставалось только согласиться.
– Вампиры, – описал он одноклассников и прервал беседу, чтобы высморкаться. – Черт, башка раскалывается. Словно на мозги кошки насрали.
В трубке послышались какие-то голоса. Гамильтон поспешил объяснить:
– Папаша решил поучить уму-разуму свою дуру. Ну, он тут подцепил себе подружку в отделе кадров. Молоденькую. Ой, блин! А она-то, эта моя будущая мачеха, ему спуску не дает. Ну и дела. Ничего, доживем до того времени, когда они нарожают пачку блондинистых ребятишек. – В доме у Гамильтона завели музыку – завыла пластинка «Бразилия-66» – Ты бы ее видел! Ричард, это не мамаша, это золотистый ретривер! Ладно, подождем, посмотрим, скоро ли она наставит ему рога. Тут уж не до смеху будет. – Тяжелый вздох в трубке. – Пойду я… Все… Блин! Го-лова. Бо. Лит. По. Ка.
Бип-бип-бип.
Через пару минут позвонила Венди и сказала, что Лайнус у нее и они без особого энтузиазма сооружают пряничный домик.
– Думали сделать хоббичью нору, а получилось что-то вроде гитлеровского бункера. У Лайнуса грипп прошел. Он сейчас собирается съездить проведать Карен. Передать туда что-нибудь?
– Нет.
Лайнус был назначен нашим полномочным посланником, вот только толку от него было мало. Никакой связной, полезной информации от него было не добиться – он не мог вспомнить, открыты ли глаза Карен, не мог внятно описать оттенок ее кожи; его интересовало все неодушевленное – всякие там приспособления и аппараты. В общем, рассказ его представлял собой нагромождение бессмысленных деталей.
– Знаете, какие у нее стоят капельницы? Чего они туда намешивают? Непонятно, как можно накормить человека какой-то прозрачной жидкостью. Я думал, что она должна быть погуще, ну, вроде пюре, что ли…
– Это трубка искусственного питания, она проведена прямо в желудок, – пояснила мне Венди. – Похоже, что Карен волей-неволей пришлось бросить курить. Как страдает ее тело.
Гамильтон спросил напрямик:
– Ты ее саму-то видел, или это для тебя научно-популярная экскурсия была? Можешь ты просто сказать – как она там?
– Да нормально вроде… Питание поступает через одну трубку, продукты жизнедеятельности отводятся через другую. Тут проблем нет. Если, конечно, не задумываться о том, что ее тело сравнялось, по сути, с дождевым червем – этакий биопроцессор по переработке еды в компост…
Я взбеленился не на шутку.
– Лайнус! Как она там? Она двигается?
– Э-э… ну, вообще-то… да. У нее глаза были открыты, и когда я провел перед ее лицом рукой, яблоки, то есть зрачки, повернулись следом…
– Что? Так она в сознании?
– Да нет же! Глаза – да, открыты, но, по-моему, она все равно спит. Да, еще у нее на тумбочке стоит маленький приемник. Как раз передавали что-то в стиле диско – сестер Следж, что ли? – Лайнус был явно доволен, что припомнил такую ненаучную деталь.
Нам все-таки позволили навестить Карен за два дня до Рождества. Ослабевшие от болезни и наглотавшиеся всяких лекарств, мы старались держаться подальше от ее кровати. Лайнус оказался прав: зрачки Карен действительно реагировали на движение руки. Это изрядно приободрило нас. Когда в больничный холл вышел доктор Менгер, мы радостно сообщили ему о своем великом открытии. Врача эта новость ничуть не обрадовала, он провел нас в буфет и усадил всех за столик.
– Ребята, я не хочу вас расстраивать, но ваша подруга Карен находится в так называемом стабильном вегетативном состоянии. Она абсолютно не воспринимает и не ощущает ни себя, ни окружающую среду. У нее инстинктивно происходит циклическая смена фаз сна и бодрствования, но не более того. Ее мозг не контролирует даже функции кишечника и мочевого пузыря. У нее нет спонтанных реакций на звук, свет, движение. Она не воспринимает речь. И, к сожалению, надежд на выздоровление вашей подруги очень мало. Настолько мало, что каждый подобный случай становится большим событием и надолго привлекает к себе внимание прессы. Вот, пожалуй, и все, что я собирался сказать вам.
– А глаза?! – чуть не взвизгнула Пэмми. – Она же двигает глазами, когда у нее перед лицом проводишь рукой!
– Это ложное впечатление, – объяснил врач. – К сожалению. Это движение зрачков – всего лишь безусловная рефлекторная реакция на внешнее раздражение. Высшая нервная деятельность здесь ни при чем.
А мы так надеялись, думал я, пока мы ехали к Пэмми.
– Ой, ребята, я же к Рождеству ничего еще не купил, – вдруг вспомнил я. – Слушайте, давайте в этом году не будем дарить друг другу подарки.
Все согласились с готовностью, без лишних эмоций. Мои домашние в то Рождество получили шоколад да какие-то яркие журналы из ближайшего магазина, наскоро завернутые в кухонную фольгу и врученные без всякого энтузиазма.
Встреча Нового года и нового, свеженького десятилетия прошла и вовсе серо. Разве что Гамильтон приволок остатки петард с Хэллоуина и довольно вяло взорвал бункер Гитлера. Потом мы еще по пиву выпили да в настольный теннис поиграли. Все.
Наступил 1980 год.
У нас установился своего рода круговорот посещений Карен, Мак-Нилы тоже бывали у нее каждый день. Некоторая заминка случилась только с ее мамой. Миссис Мак-Нил все еще не могла простить Пэмми и Венди те злосчастные пару глотков водки с лимонадом, поэтому девчонкам приходилось по-тихому сваливать из больницы, если в ее окрестностях намечалось появление Лоис. Отец же Карен встал на нашу сторону.
– Бог ты мой, Лоис! – вновь и вновь повторял он. – Это же дети! Никто не хотел ничего плохого. Пить Карен никто не заставлял, да ведь и не это, скорее всего, главная причина.
Миссис Мак-Нил оставалось только заткнуться, когда ее муж говорил:
– Между прочим, очень даже возможно, что именно твои таблетки загнали ее в это состояние. Так что нечего строить из себя невинную овечку! (Ой, спасибо вам, мистер Мак-Нил.) Судя по всему, она не в тебя пошла, – столько лекарств ее организм не выдержал. (Класс!)
Впрочем, уже после праздников у всех стали находиться причины – вполне убедительные, – чтобы пропустить визит в больницу. А к концу января из постоянных посетителей остались только родители Карен и я. Мистер Мак-Нил ежедневно приезжал к дочери из мастерской и как-то раз искренне признался мне, что вроде даже и не понимает, как это он мог бы взять и не прийти. Только мы двое и навещали ее каждый день.
– Знаешь, Ричард, – сказал он мне, – мы ведь с ней так ни разу по-настоящему и не поговорили. Представляешь себе? Все работа, работа… Думаешь, что потом успеется. Мне кажется, сейчас я к ней ближе, чем когда-либо, даже ближе, чем в дни ее рождения. Жаль, что она об этом никогда не узнает.
– Мистер Мак-Нил, когда-нибудь узнает.
– Что? Да, ты прав. Когда-нибудь.
В один из февральских дней, когда уже кончились каникулы и вовсю шли занятия, я вернулся из школы и вдруг увидел около дома отцовскую машину. В четыре часа дня, на два часа раньше обычного. Чтобы мой пунктуальнейший отец нарушил привычный распорядок дня, должно было произойти нечто выдающееся – плохое или хорошее. Я вошел в дом через кухню и прислушался. Мама о чем-то говорила по телефону, слышалось шуршание отцовской газеты. Я перешагнул порог гостиной и осторожно поинтересовался:
– Что-то случилось?
– Ричард, – голос мамы был предельно мягок и ласков, явно с целью смягчить шок, – Карен беременна.
Столб пламени, родившись под теменем, пронзил меня сверху донизу. Тело словно покрылось перьями, на лбу будто прорезались рога. Желудок скрутило, ноги окаменели. Предохранялась ли она? Я ведь даже не спросил. Первый выстрел – в яблочко. Сперминатор, блин.
Отец сказал:
– Сегодня утром нам позвонили из больницы. Потом мы пообедали вместе с Мак-Нилами.
Тут в разговор снова вступила мама:
– Ты только насчет нас не волнуйся, Ричард. Мы все понимаем. И за ребенка можешь не переживать; скорее всего, все будет нормально. Такие случаи бывали – я имею в виду беременность у женщин, находящихся в коме. Ты же знаешь, мы любим Карен как родную дочь.
У меня в голове ревела сирена.
– Ричард, в медицине описано немало случаев, когда у женщин в коме рождались дети, – сказал отец. – Ричард?
– Да-да. Ой, дайте минуту… понять…
Огонь; горло сдавило, не вздохнуть, не смешно, шутка хватила через край.
– А Карен? – спросил я.
– Ну, принимая во внимание ее состояние, все неплохо. Роды в сентябре, будут делать кесарево сечение.
