Оксана Робски - Жизнь заново
– Достаточно сексуально? – поинтересовалась она.
– Можно ещё. – Он протянул ей вторую тарелку.
Она положила по одному кусочку каждого десерта. И три рахат-лукума.
– Обожаю рахат-лукум! – сказала она, когда тарелки были пусты.
– А я обожаю тебя! – Он протянул ей пачку сигарет. Она отказалась. – Ну, может, одну? – спросил он.
– Нет, даже не уговаривай.
Она курила теперь только после обеда. А через неделю собиралась бросить совсем.
– Уважаю. Но ты уверена, что тебе захочется обедать? После всего вот этого?
– Вряд ли. – Она засмеялась. – Если только для того, чтобы продемонстрировать тебе свою сексуальность!
– Может, найдёшь ещё какие-то способы?
– Может быть…
На пляже он читал книгу, а она позвонила Верке:
– Супер, здесь просто супер!
– А как погода? – Верка торчала в пробке где-то в районе Тверской.
– Погода – супер! Море шикарное!
– А он? Как он себя ведёт?
– Супер. – Она перешла на шёпот. – Просто глаз с меня не сводит.
– Супер! – согласилась Верка.
– Ну, ладно, мы пошли купаться. Я тебе позже позвоню.
Когда они выходили из моря, взявшись за руки и весело хохоча, она заметила печёные турецкие пирожки, которые разносили по пляжу.
– Хочу пирожок! – закричала она и захлопала в ладоши.
Она взяла три. Все с мясом.
– Ничего себе аппетит! – удивился он. – В Москве мне казалось, что ты ешь, как маленькая птичка.
– Я и ем, как маленькая птичка.
– Как маленький птеродактиль.
В три она предложила пойти на обед.
– Скажи мне, что ты шутишь! – потребовал он.
– Нет, я умираю с голоду!
«Не буду ужинать! – подумала она. – А завтра на завтрак съем только яйцо».
Шведский стол был огромный и разнообразный. На удивление себе, она съела пять закусок, шесть горячих, потом два супа, потом ещё два горячих, потом – тарелку рахат-лукума.
Наелась.
Он закурил. Она тоже.
– Отнесу в номер телефон, поставлю на зарядку, – сказал он. – А ты закажи мне кофе.
– О’кей.
Она любовалась им, пока он не скрылся в дверях ресторана.
В районе пупка что-то шевельнулось, ударилось, кольнуло и защекотало. Она даже рассмеялась.
Щекотание перешло на ногу. Смех перешёл в крик. Хорошо, что в ресторане они оказались последними посетителями. У неё на правой ноге, из-под коротких белых шорт (Веркины) вылез маленький, с мизинец, толстенький, с короткую сардельку, улыбающийся человечек.
– Не кури! – потребовал он взрослым басом.
Она потушила сигарету дрожащими руками.
– Ты же не курила с утра? – строго спросил он.
– Я только после обеда курю, – ответила она. – Скоро совсем брошу.
– А!… – Человечек, казалось, смягчился. – Понимаешь, я не переношу табачный дым.
Человечек попрыгал у неё на ноге.
– Люблю прыгать, – сказал он. – Но на тебе жёстко. Но это временно. Я – Пусик. Только не надо пытаться пожать мне руку!
– Кто? – переспросила она, не веря своим глазам.
– Пусик. Я живу у тебя в пузике. Я тебя на завтраке выбрал. Ты ела как раз столько, сколько я люблю. И рахат-лукум.
– Где ты живёшь? – переспросила она, чувствуя себя немного сумасшедшей.
– В пузике. И ты должна об этом помнить. Я всё время хочу есть. Поняла? – Пусик сердито посмотрел на неё. – Поняла, я спрашиваю?
Он появился в дверях, улыбаясь и посылая ей воздушный поцелуи.
– Идёт! – прошептала она.
– Возьми ещё пару рахат-лукума! – крикнул он и по ноге снова защекотало. Потом кольнуло в животе. Она потрогала живот рукой. Все гладко.
– Кофе остыл? – спросил он.
Она молчала.
– Эй?! Спящая королева! Очнись!
– Я хочу ещё два рахат-лукума, – сказала она и подошла к буфету. Съела, не донеся до стола.
– Обжора моя! – улыбнулся он и протянул ей сигареты.
Она взяла одну по инерции, но тут же быстро сломала её в пепельнице. Они решили снова пойти на море.
Потом – на ужин. Она съела столько, сколько обычно съедала за неделю.
Она не могла остановиться. Нечеловеческий голод собирал в её тарелке всю еду, какая попадалась на глаза.
За два дня она поправилась на четыре килограмма.
Вечером, когда он пошёл играть в теннис, она осталась в номере одна.
Она стояла перед зеркалом раздетая и с ужасом разглядывала себя.
Она никогда не весила пятьдесят четыре.
В одной руке у неё была шоколадка.
«Может, мне приснилась эта фигня про Пусика? – подумала она. – Может, это я себе внушила? Или меня кто-то сглазил? Может, это Верка? Она всегда была неравнодушна к чужим женихам».
Она достала из пачки сигарету и закурила. Впервые после того завтрака.
В животе защекотало.
Она с ужасом видела в зеркало, как её маленький, аккуратный пупок провалился внутрь и появился наружу уже вместе с кашляющим Пусиком.
– Капля никотина убивает лошадь! – кричал Пусик концертным басом – А я не лошадь! И здесь не капля!
От ужаса и неожиданности она смахнула Пусика со своего живота, как надоевшую муху.
Он так кричал, что она зажала уши. Он ударился о дверной косяк, отлетел в сторону и приземлился на белом махровом тапке.
– Последний раз, – предупредил Пусик.
– Кто ты такой? – закричала она, кинувшись к махровому тапку и хватая по дороге второй.
– Давай договоримся! – закричал он в ответ, прячась за ножкой стула.
– Давай. Я не хочу толстеть.
– Почему? – удивился Пусик.
– Тебе не понять. Я просто не могу сейчас. У меня только-только начался роман… Я должна хорошо выглядеть…
– Да ты отлично выглядишь!
Ей захотелось его прихлопнуть ладошкой.
– Ну-ну-ну, – предупредил Пусик. – Без рукоприкладства, а то я кусаться буду!
Он пришёл довольный и уставший. Он, как всегда, выиграл.
Было время ужина, и она, ненавидя себя, ненавидя Пусика, ненавидя Турцию, хотела есть.
– Мне надо поговорить с тобой, – нежно произнёс он, когда она уже нетерпеливо стояла у двери.
– Поговорим в лифте, – предложила она.
Он кивнул.
В лифте они были одни.
– Понимаешь, – начал он неуверенно, – я всё думаю про этот наш разговор…
– Какой? – спросила она, уже видя в своём воображении барашка на вертеле.
– Когда я сказал, что голодная женщина – это очень сексуально. Может, ты восприняла это слишком буквально?
– Ты отказываешься от своих слов? – спросила она, просто не зная, что ответить.
– Нет, что ты! Конечно нет, просто…
Она не дала ему возможности договорить.
Схватив тарелку, она устремилась к барашку.
После ужина её осенила гениальная идея. Пока он проводил время на корте, она отправилась в гостиничный аптечный киоск.
«Как же „рвотное“ по-английски?» – пыталась вспомнить она.
Пришлось объяснять на пальцах. И всех остальных частях тела. Хорошо, что продавец попался догадливый.
«Ну и что, что я буду есть пять раз в день, – думала она, поднимаясь к себе в номер. – Зато потом сразу – рвотное. И всё. Может, Пусик тогда уйдёт от меня?»
Она выпила сразу три пакетика и еле успела добежать до унитаза.
Сначала она услышала голос Пусика где-то у себя в горле, а потом и увидела его. На дне унитаза, барахтающимся в непереваренной еде.
– Я не умею плавать! – басил Пусик. – Это издевательство! Давай договоримся!
Минуту она с отвращением разглядывала его.
Потом медленно, но решительно нажала на спуск унитаза.
– Прощай, Пусик, обжора недоделанная, – сказала она и удовлетворённо легла на кровать.
Кровать скрипнула под её шестьюдесятью килограммами.
«Начинаю худеть. Пока не поздно», – подумала она и сделала три приседания.
Ненавистный бас раздался где-то в районе коридора.
– Нет! – закричала она. – Нет!
– Да, – сказал Пусик очень печально. – Ты действительно сделала это. И теперь я не знаю, как ты будешь заглаживать свою вину передо мной.
Она быстро схватила сигарету и закурила.
– Ты чего это? – не понял Пусик.
– Ты больше не залезешь ко мне в живот! – угрожающе сказала она. – Мой жених и так уже перестал обнимать меня!
– Если бы у меня был братик, – вздохнул Пусик, – или даже сестричка… Мы бы поселили её у твоего жениха. Он бы стал мощным, как я. И обнимал бы тебя. Туши сигарету. Я хочу поспать.
Открылась входная дверь. Сумка, ракетка, улыбка, вздох.
– Что-нибудь ешь? – спросил он.
Она быстро задвинула Пусика ногой под кровать.
– Курю.
– А что по телевизору?
Он лёг на кровать рядом с ней. Она прикурила вторую сигарету от первой. Он смотрел российский канал.
– Спать хочу! – раздался басистый шёпот Пусика из-под кровати.
– Клёвая передача! – воскликнула она неожиданно громко.
– А кто это что-то сказал? – спросил он, прислушиваясь.
– Я сказала: так спать хочется! – Она зевнула, прикурив третью сигарету.
– Что же ты куришь, а не спишь? – спросил он.
– Из вредности, – пробурчал Пусик снизу.
Он вскочил.