Энтомология для слабонервных - Качур Катя
Обзор книги Энтомология для слабонервных - Качур Катя
Новинка от Кати Качур — известной российской журналистки и автора бестселлеров «Любимчик Эпохи», «Ген Рафаила» и «Желчный Ангел». История рода Гинзбургов начинается в зное послевоенного Ташкента, где ароматы восточного базара смешиваются с запахами коммунальной кухни. Здесь взрослые спорят и плачут в тесных комнатах, а дети играют в сыщиков и расследуют настоящее убийство. Семейная хроника ведет читателя дальше, через самарское село и холодный север в Москву, отражая историю страны: от послевоенной разрухи до тревог нового тысячелетия…. «Энтомология для слабонервных» — роман в рассказах, и каждый рассказ — как редкий экземпляр в коллекции увлечённого энтомолога: вот нежный шелкопряд хрупкого детства, вот трепетная стрекоза первой любви, а вот целый улей семейных страстей во главе с пчелиной маткой-прабабкой. Здесь детективные тайны раскрывают дети, деревенская идиллия хранит отголоски войны, а тихая лирика отзывается глубокой драмой. Все вместе эти истории складываются в большую прозу о судьбах и смене эпох, о любви и материнстве, выборе и дружбе, обо всем, что делает семью — семьей.
Annotation
Новинка от Кати Качур — известной российской журналистки и автора бестселлеров «Любимчик Эпохи», «Ген Рафаила» и «Желчный Ангел». История рода Гинзбургов начинается в зное послевоенного Ташкента, где ароматы восточного базара смешиваются с запахами коммунальной кухни. Здесь взрослые спорят и плачут в тесных комнатах, а дети играют в сыщиков и расследуют настоящее убийство. Семейная хроника ведет читателя дальше, через самарское село и холодный север в Москву, отражая историю страны: от послевоенной разрухи до тревог нового тысячелетия…. «Энтомология для слабонервных» — роман в рассказах, и каждый рассказ — как редкий экземпляр в коллекции увлечённого энтомолога: вот нежный шелкопряд хрупкого детства, вот трепетная стрекоза первой любви, а вот целый улей семейных страстей во главе с пчелиной маткой-прабабкой. Здесь детективные тайны раскрывают дети, деревенская идиллия хранит отголоски войны, а тихая лирика отзывается глубокой драмой. Все вместе эти истории складываются в большую прозу о судьбах и смене эпох, о любви и материнстве, выборе и дружбе, обо всем, что делает семью — семьей.
Катя Качур
Предисловие
Виньетка тутового шелкопряда
Голова
Эля
Слежка
Мотив
Полёт шелкопряда
Парабола стрекозы
Бактриан
Второе крещение
Баболда
Зойка
Платье
Соперница
Сердечная стрекоза
Глыба соли
Гроб с трубой
Ябеда
Сыре саг
Музыка
Мельница
Хряк Боря
Гордость Розы
Экзюпери
Небесные паруса
Тайна сундука
Рождение луны
Коронация пчелиной матки
Ремонт
От страха
Куриный бульон
Собственно Лея
Свадьба
Я иду на ум
А у Бэллы лучше
Чулки и революция
Сыщик Эля
Пчелиная матка
Прелести дачной жизни
В электрическом биеньи
Стрептоцид
Внучок
Страна шмелей
Бурдякин
В Шмелеёбск со Шмелёвой
Лина
В Москву!
Люстра
Гримёрка
Орхидеи
Битва дрозофил
Зазеркалье
Канарский красный адмирал
За солнцем следом
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
Катя Качур
Энтомология для слабонервных
© Качур Е., текст, 2026
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026
Предисловие
Я помню запах каждого лета в своей жизни. Даже в лютые морозы я слышу, как благоухает июнь, как дурманит июль, как щекочет ноздри спелый август, как запоздало цепляется к вечному празднику увядающий сентябрь. Я вижу развитие природы в цикличности жизни насекомых. Я – энтомолог, учёный с мировым именем. У меня сотни собранных коллекций. Эндемики, космополиты, реликты, синантропы. Будете смеяться, но я храню в памяти каждый экземпляр: где пойман, в какой местности, в какой день, час, при каких обстоятельствах. Что делали в этот миг моя мама, мой папа, моя бабушка, моя старая прабабка. Качали меня в колыбели, ждали из экспедиций, разыскивали по всему миру, находили, обнимали, пили чай, ели беляши, хохотали, рассказывали байки. О, мифы и легенды моей семьи – это отдельные страницы, нет, сборники, тома, фолианты… И каждое сказание – перл, крупная жемчужная бусина на золотой нитке воспоминаний. А для меня, «чокнутого зоолога», как шутят до сих пор мои дети, это коллекция с отборными особями класса Insecta. Одна особь – одна история. А вместе они собраны в мой бесконечный учебник жизни. В мою хрестоматию. В мою личную «Энтомологию». Если вы сентиментальны и слабы нервами – вам стоит это почитать. Поплачьте. Посмейтесь. Посомневайтесь. Поверьте на слово. Для пущей документальности подброшу вам старую тетрадку стихов от женщин моей семьи. Не карайте, не судите строго. Это о любви. Жестокой, прекрасной, всепоглощающей…
Ваша О. Г.
Виньетка тутового шелкопряда
Голова
Как только Аркашка Гинзбург продрался сквозь засаленные юбки молочниц и окровавленные штаны мясников, его пробил сильнейший озноб. В проёме двери рыночного туалета, во второй дырке от входа виднелась мёртвая мужская голова с приоткрытым ртом и глазами, залепленными отвратительной коричневой жижей. Хозяин головы находился ниже уровня досок, на которые люди вставали ногами перед тем, как спустить штаны. Аркашка, покрываясь гусиной кожей, сделал ещё несколько шагов и оказался внутри общественной уборной. Теперь ему было видно лицо утопленника – оно скорбело, на залитых человеческими испражнениями губах застыла горькая усмешка. Ледяная игла пронзила Аркашкин позвоночник и вышла из затылка, притягивая к себе волосы. Кто-то толкнул его в спину, и он упал на колени, оказавшись нос к носу со зловонным покойником. Аркашка попытался вскочить на ноги, но его тело будто парализовало. Он хотел зажмуриться, но глаза предательски уставились на прилипшие ко лбу мертвеца волосы и жёлтые зубы, обнажённые в левом углу рта. Сзади Аркашку схватили за резинку на штанах и выволокли на улицу, пинком под зад придав направление его полёту. Ударившись головой о лоток с арбузами, он очнулся, и звенящую тишину его ужаса наконец прорвали крики толпы. Женщины выли, мужчины о чём-то громко спорили.
– Ну что, видел жмурика в говне? – к Аркашке подскочил одноклассник Лёвка Фегин.
Он попытался ответить, но тугая волна подступила к горлу и выплеснулась наружу маминым форшмаком. Лёвка Фегин ловко отскочил, замарав только носок жёваного ботинка.
Вечером у Аркашки поднялась температура. Бывший полевой врач дядя Додик – сосед по маленькой четырёхкомнатной квартире в кирпичном доме на улице Полторацкого – прохладной сухой ладонью убрал со лба мальчика вспотевшие волосы и, обернувшись к матери, грустно произнёс:
– В этом мире нельзя быть таким впечатлительным, Бэлла.
Аркашка Гинзбург был впечатлительным. Он знал за собой этот грех и ничего не мог поделать. Под лысой головой с огромными ушами, растущими строго перпендикулярно черепу, скрывался могучий на выдумки мозг. Он домысливал едва увиденное и услышанное до мельчайших деталей: будь то рассказ болтуна Лёвки Фегина или математическая формула, выведенная на доске Людмилой Ивановной.
– Величайшего ума мальчик, – говорила Людмила Ивановна матери, навещая Аркашку в момент острой пневмонии, – только болеет часто. Скажите спасибо, что в век пенициллина живём – иначе бы труба! И знайте, – она понижала голос до шёпота, – он станет академиком! Или будет в правительстве сидеть!
Бэлла Абрамовна Гинзбург вздыхала, а у Аркашки перед глазами вставали плакаты членов Политбюро во главе со Сталиным, которыми были увешаны стены его ташкентской школы и расцвечены первые страницы учебников. Он буквально наяву видел, как Лёвка Фегин открывает литературу за третий класс и с тыльной стороны обложки между Молотовым и Ворошиловым обнаруживает его, Аркашкино, ушасто-лысую голову.
– А ты говорил, в ЦК – специально сделанные люди, – подденет Леночка из соседней девчачьей школы, – а вот он, Аркашка, сидел во дворе с нами, а теперь сидит там, – и возденет глаза к небесам, закатывая зрачки и являя миру тыльную сторону своего белейшего ока с сеточкой розовых сосудов.
Лёвка фыркнет, обмакнёт перо в чернила и начнёт с усилием рисовать на Аркашкиной фотографии очки, бороду и рога.