Мадам Хаят - Алтан Ахмет
Обзор книги Мадам Хаят - Алтан Ахмет
— И ты не бойся, Антоний… В жизни нечего бояться… Жизнь больше ни на что не годна, кроме как жить. Глупо пытаться копить жизнь, откладывая все на потом, как делают скупые люди. Она не накапливается, потому что… Даже если ты ее не тратишь, она расходуется сама собой.
Фазыл, молодой рассказчик, изучает литературу в стране, наводненной репрессиями нового режима.
В перерывах между занятиями в университете герой подрабатывает в массовке телешоу. Как-то в одном из павильонов он встречает женщину в два раза старше его, обладающую такой магнетической притягательностью, что Фазыл без памяти в нее влюбляется. А через некоторое время он знакомится с юной Сылой.
Наполненная нежностью, страстью и неубиваемой любовью к жизни история молодого человека, чьи взгляды в корне меняются в результате двух судьбоносных встреч.
Ахмет Алтан
Мадам Хаят
Hayat Hanım
Ahmet Altan
Перевод с турецкого Аполлинарии Аврутиной под редакцией Екатерины Дубянской
Художник Миша Никатин
Дизайн обложки Анны Стефкиной
Copyright © Ahmet Altan 2020
© Аврутина А. С., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2023
I
Жизнь изменилась за одну ночь. Все настолько прогнило, что никто больше не мог цепляться за корни своего прошлого. Все мы оказались как куклы-мишени в парке развлечений, рискуя в любой момент быть сбитыми выстрелом и исчезнуть.
Моя жизнь тоже изменилась за одну ночь. Точнее, жизнь моего отца. Тысячи акров сельскохозяйственных угодий превратились в багровую свалку после того, как большая страна заявила о том, что она «прекращает импорт помидоров» в результате каких-то событий, которые я не мог до конца понять. Трех слов хватило, чтобы мой отец, который вложил все свое состояние в единственный продукт с безрассудством человека, ненавидящего свою работу, проиграл и обанкротился. Мы потеряли все. Утром после тревожной ночи у него случился инсульт.
Наше падение было настолько неожиданным и головокружительным, что мы толком даже не смогли оплакать смерть отца, наблюдая за происходящим словно со стороны, не в состоянии осознать, что означает для нас эта утрата. Жизнь, которая, казалось, никогда не изменится, рассыпалась с ужасающей легкостью. Мы падали в неизвестность, и я не понимал, где окажусь. Мне предстояло узнать об этом позже.
У нас остались мамины деньги в банке и цветочная теплица площадью четыре акра, которую отец купил для мамы, чтобы она «развлекалась». Мама сказала: «Я дам тебе выучиться во что бы то ни стало, но забудь о прежней роскоши». Сказать по правде, роскошью было как раз изучение литературы в светлом университете, окруженном обширными садами, но мать слышать ничего не хотела о том, чтобы я оставил учебу.
Бедный отец хотел, чтобы я стал инженером-агрономом, но я настоял на изучении литературы. В основе моего выбора, помимо мечты об одиночном приключении во дворце, построенном из романов, лежала уверенность в безопасном будущем.
Через неделю после похорон я поехал на ночном автобусе обратно в город, где располагался университет. На следующее утро подал заявление на получение стипендии. Я был прилежным студентом. Учебное заведение пошло мне навстречу.
У меня больше не было возможности платить за аренду квартиры с большой гостиной и тремя спальнями, которую я делил с другом. Я снял комнату в одном из старых домов на улице с пивной, куда время от времени мы захаживали с университетскими друзьями. Это было шестиэтажное здание девятнадцатого века с фасадом, увитым глицинией, и небольшими балконами с декоративными балюстрадами из черного кованого железа. В здании был деревянный лифт в проволочной клетке, но он не работал. Скорее всего, дом изначально был гостиницей, а теперь сдавался покомнатно.
Оставив себе только самое необходимое, я продал перекупщикам почти всю свою одежду, книги, телефон и компьютер — задешево, словно в отместку за то, что со мной произошло, и поселился в комнате.
Тут имелась кровать с латунным изголовьем, старинная деревянная тумбочка, крошечный круглый столик с отверстием посередине, стул, на стене при входе висело зеркало. Уборная размером со шкаф и душ. Большая гостиная на втором этаже использовалась как общая кухня-столовая. Там стоял длинный стол из грубого дерева и такие же скамьи по обеим его сторонам. Огромный холодильник «Фриджидаер», лет пятидесяти от роду, то и дело хрипел и бился в конвульсиях, но работал. Белая кафельная столешница, раковина со старыми бронзовыми кранами с надписями chaud и froid на фарфоровых ручках, самовар, который таинственным образом всегда кипел и был полон чая, и телевизор. Обычная обстановка общей кухни.
Небольшой балкон в номере оказался очень хорош. Я поставил там стул и смотрел на мощеную улицу. После семи часов вечера она начинала заполняться людьми. В девять часов уже не было видно камней мостовой, только дышащая, разбухающая и разрастающаяся пестрая толпа. Снизу к балкону поднималось облако, пахнущее анисом, табаком, жареной рыбой. Доносились смех, свист, радостные крики. Как будто стоило выйти на эту улицу, как все, что происходило вне ее, забывалось и всех накрывало временное счастье. Я наблюдал издалека за этим развлечением, частью которого больше не был.
Жильцы готовили еду на кухне. Подписанные упаковки с продуктами лежали в холодильнике, и никто не трогал чужое. В этом здании, где жили бедные студенты, трансвеститы, африканцы, промышлявшие подделкой известных брендов, молодые люди из сельской местности, занятые поденной работой, вышибалы из баров и официанты из соседних ресторанов, царили непостижимый порядок и покой. В поле зрения не было менеджера, но все чувствовали себя в безопасности. Все догадывались, что кое-кто из обитателей дома вовлечен в темные делишки, но эта тьма не проникала в дом.
Я не умел готовить. Мне было лень этим заниматься, поэтому я обычно покупал полбуханки хлеба с сыром в магазине на углу и съедал ее. Как и другие новые бедняки, я по смешной неопытности жил не по средствам.
Заходя на кухню, чтобы выпить чаю со своей едой, я обнаружил, что вышибала с татуировками на бицепсах, который всегда носил боксерскую черную майку, готовил неслыханную еду и угощал ею всех, кто оказался в это время рядом. Он готовил необычные блюда, такие как филе с ананасом и луфарь с имбирем.
Дом имел не только загадочную охрану, но обладал и загадочной разведывательной сетью: все знали друг о друге всё. Я, сам не ведая как, знал, что трансвестит по имени Гюльсюм, живший в соседней комнате, влюбился в женатого повара, что парня через две комнаты от меня все зовут Поэтом, что здоровенный негр по прозвищу Могамбо днем торгует сумками, а ночью работает жиголо и что один из деревенских парней застрелил сына своего дяди. Казалось, сами стены кухни перешептывались, распространяя информацию.
Я со всеми здоровался и болтал, но ни с кем не дружил. Единственным человеком, с которым мне нравилось общаться, была Тевхиде. Ей было пять лет, она была также и единственным ребенком в гостинице. У нее были короткие, плохо подстриженные волосы и большие темно-зеленые глаза, чистые, как капли росы, глядящие на все с любопытством. Когда мы впервые встретились, девочка поманила мизинцем, прося меня наклониться к ней. «А ты знал, — произнесла она, — оказывается, есть число, которое называется одна тысяча пятьсот». «В самом деле?» — сказал я, делая удивленный вид. «Клянусь, — сказала она, — мне подружка сегодня рассказала».
Когда я не встречал Тевхиде и ее отца на кухне, я обычно ел свой хлеб с сыром, выпивал чашку чая и шел в свою комнату, смотрел на улицу с балкона и читал мифологический словарь, который так и не смог продать. Сила воображения тысячелетней давности, боги, которые вели себя хуже людей, бесконечные войны, любовь, злоба, ревность, страсти влекли меня, заставляли забыть о мире, в котором я жил.
Осень неотвратимо и величественно обживала город. Погода стояла прохладная, в университете начались занятия. Однажды вечером, пока я поглощал еду на кухне, кто-то, чьего имени я не знал, спросил меня, не хочу ли я подработать в свободное время. Платят не много, но работа простая. Я согласился не раздумывая. Мне нужен был каждый куруш. Человек вручил мне карточку с надписью «Друг-статист». На следующий день я поехал по указанному на карточке адресу.
Это было год назад. Тогда я еще не знал, что жизнь настолько открыта случаю и лишена внутренней воли, что может полностью изменить свою траекторию из-за одного слова, предложения и даже прикосновения к визитной карточке.