Николай Байтов - Проблема адресации
Обзор книги Николай Байтов - Проблема адресации
Николай Байтов
Проблема адресации
1
Моя невеста — честь ей и хвала! — упекла меня на неопределённый срок в некий санаторий с тюремным режимом. Место было славное, — высоко в горах, виды кругом величественные, завораживающие, — однако…
2
«Господи! Какие ещё конверты?» — думал я, выбегая из кельи. Я был в смятении. «Это что, так принято?» — думал я. Но обратить к кому-нибудь свои вопросы — не мог. Я двинулся вверх по ущелью.
3
Вскоре я понял, что ни о каком «безмолвии», «бесстрастии», «успокоении» здесь не шло и речи. То были лишь эмблемы скибов, колода символов, бесконечно тасовавшаяся в их религиозной практике. На самом деле в монастыре я встретился с суетой, не меньшей, чем в миру, только иного рода — и поначалу она забавляла меня, даже смешила. Так что я действительно в первые дни принялся как будто отдыхать: тонны груза испарились с моих плеч, а ядовитый туман мыслей, топтавшихся по бесконечному кругу, начал вытягиваться из головы сквозь какую-то образовавшуюся в ней щёлку. «Я в ловушке? — думал я. — А разве та жизнь не была ловушкой, которую я сам себе сделал? Ну, не сам, — но привык, смирился… Нет, мне казалось, что я борюсь и протестую, но разве я… На что ж я досадую? На то, что скибы заставили меня сломать привычную клетку?» –
Однако, не так просто всё это было…
4
Я двинулся по ущелью вверх. Все маршруты протоптаны в снегу, и обойти многих гуляющих, уединяющихся, медитирующих — невозможно. Кое-кто раскланивался со мной. Мне казалось, что все смотрят насмешливо. Один вроде даже подмигнул. Но не сказать, чтобы я бежал скорей вдаль, стараясь уклониться от встреч. Наоборот, я, наверное, ждал, что кто-нибудь меня остановит и заведёт разговор. Так и случилось наконец, когда мне встретился Марой на лыжах.
— Ага! Здорово! — крикнул он издали и, подкатившись, вдруг оглядел меня пристально с головы до ног. Воткнул палки по сторонам и начал стягивать с правой руки перчатку… но, стянув, почему-то не протянул руку для пожатия, как я ожидал, а сунул в карман куртки, нащупывая там что-то.
— Ну что, дружище, — хмыкнул он, — дать тебе конверт, что ли?
5
Об этом монастыре можно бы много порассказать интересного, и когда-нибудь я так и сделаю, если окажется достаточно времени. А сейчас пока я затеял рассказ ради лишь одной частности — важнейшей для меня, поскольку во времени не уверен. Я чувствую, что очень скоро происходящее… Но это потом. А тогда мне было всего тридцать лет. –
К этому возрасту я узнал около десятка женщин, и все они казались мне одинаково бессовестными: они использовали меня: ловили во мне те минуты, когда под давлением низших позывов мой дух изнемогал и не мог защищаться. Поэтому каждую из этих женщин я начинал ненавидеть — как только в третий, четвёртый, пятый раз видел себя пойманным на одну и ту же примитивную приманку… И вот теперь я приступаю к рассказу о том, как я стал поэтом.
6
— Конверт… — пробормотал я. — Да, если можете… У вас с собой?
— Есть пара… Сейчас…
— А как вы догадались?
— Хо-хо! По запаху, конечно!
— Но как это может быть?
— Ну… Поживёшь с моё… Запах — духовный, разумеется, не физический… Хотя как сказать… Здесь ведь — что? — Воздух чистейший, не куришь. Понятно, что и физическое обоняние обостряется…
Говоря так, Марой запустил руку теперь во внутренний карман, глубоко, и — извлёк конверт.
— На. Заклеивай. Я отвернусь.
Я суетливо проделал со своим листком то, что, по-видимому, было необходимо.
— Дать тебе ручку?
— Зачем?
— Зачем? Ох, молодёжь! всему вас учить! Надпишешь адрес, пойдёшь сейчас быстро и бросишь в ящик.
— Адрес… какой?
Он снова оглядел меня — на этот раз, как мне показалось, что-то неприязненно соображая.
— Ну, тут уж, извини, я не могу тебе помочь. Лишних адресов у меня нет.
7
Марой жил в монастыре уже год. Он был какой-то политический лидер, которого скибы похитили, полагая, что он одержим бесом. Я плохо разбирался в политике и в миру редко смотрел телевизор. У меня и времени на это не хватало. Всё же иногда, помню, его рожа мелькала на экране и производила в самом деле отвратительное впечатление. (Не понимаю, на что, на какие чувства он опирался, — кто были его избиратели?…) Когда я встретил его здесь, мне подумалось, что скибы, пожалуй, бывают правы в своих оценках, определяя, кого надо изолировать и лечить… Потом-то уж я думал, что скибы всегда правы, — с той, однако, маленькой поправкой, что правота их специфическая и… в некотором роде смешная…
Здесь поздоровевший Марой совсем не выглядел монстром, хотя по-прежнему был немного криклив. Ну, и общителен, понятное дело… Я быстро сблизился с ним ещё потому, что, узнав в лицо, мог быть уверен, что он не хавий. Мне успели намекнуть новые приятели, что несколько хавиев несли такое послушание: приняв вид насильственно поселённых, гуляли вместе со всеми и в незначащих разговорах постепенно открывались новичку, делались его наставниками. Это был следующий уровень работы после «привратников»…
8
Теперь Марой, стоя со мною рядом, казалось, раздумывал, оттолкнуться ли резко палками и дальше катить по склону, либо милосердно задержаться на минуту-другую и попробовать что-нибудь мне ответить, если я решусь что-нибудь ещё спросить. Я оценил его дружественную медлительность.
— Так… а здесь вообще… значит, со всеми… это случается?
— А как же! А как ты думал?… Так и случается, как видишь.
— И все отсылают? Это, я понял, норма?
— Но, дорогой мой… Конечно! А куда ж девать?… Или можешь сжечь. Дать тебе спички?
— У вас есть?
— Да. Я курю втихаря. Здесь можно достать подпольно.
Я замялся. Мне представилось, как сейчас я отойду за ёлку, и запалю этот конверт вместе с содержимым… Эх, если б вскрыть и ещё прочитать напоследок! Может что-то запомнилось бы… Или нет… — Кто-то другой должен прочесть. Я ощутил это так ясно, как будто знал всегда, с самого начала…
Марой сочувственно наблюдал мои колебания. Столь сочувственно, что даже смотрел в сторону, словно пытался разглядеть насвистывающую рядом синицу.
— Вообще-то это не моё дело, — произнёс он наконец, — но, дружище, извини… Я слышал, у тебя есть невеста… Почему не ей, а? — Это было бы самое простое…
9
Моя невеста — честь ей и хвала! — принадлежала со всей её роднёй к могу-щественнейшей религиозной общине скибов. А я был агностик, и она считала, что я веду неправильную жизнь… Суть-то проблемы заключалась в другом, как я потом догадался, но… Так или иначе, она уговорила меня поехать с ней в этот монастырь для беседы с опытными старцами, хавиями. А тут вероломно бросила меня, и не успел я опомниться, как оказался заперт и под надзором.
Первый хавий — низший, так называемый «привратник», из тех, кого прикрепляют ко вновь поступившим, — объяснил мне, что я пробуду здесь столько, сколько понадобится для моего духовного оздоровления. «Вы собираетесь вступить в брак, — говорил он почтительно, — а это дело слишком важное, чтобы позволить вам совершить его без надлежащей подготовки. Вы же знаете, что мать вашей невесты (ваша будущая тёща), матрона Фелга — одна из самых знатных и уважаемых благотворительниц общины. Поэтому вы должны понять…» — Я ничего понимать не желал, а только ругался скверными словами, даже богохульствовал, — однако вскоре увидел, что это не поможет: хавий оставался невозмутим и снисходителен. Терпеть оскорбления входило в его привычные обязанности. Нимало не ужаснуло его и моё заявление о том, что я порываю с невестой. «Помилуйте, — отозвался он, — никто вас женить насильно не собирается. Вы свободны в своих решениях. Только позвольте заметить, что эта свобода иллюзорна, ибо на самом деле ваши решения зависят как от внешних обстоятельств, так и от внутренних ваших, так сказать, настроений. И вот именно затем, чтобы научить вас подлинной свободе, мы и задерживаем вас здесь принудительно. Можете, если хотите, считать это парадоксом. Только этот парадокс стар, как мир… ну, не мир, — как человеческая культура, во всяком случае».
— Плевать мне на вашу культуру и на все её парадоксы, — кричал я. — У меня на руках парализованная мать и сестра, которую муж бросил с годовалым ребёнком. Кто будет зарабатывать им на жизнь и их обслуживать?
10
— Если вы не знаете адреса, то вы никогда его знать не будете, — произнёс он, взглянув на меня так, словно окатывал волной мрака. Но презрения не было в этой волне, и я понял, что не обманулся. Он указал влево, и мы двинулись за настоятельские покои. Вышли на обрыв.
