Владислав Акимов - Одна лошадиная сила
Обзор книги Владислав Акимов - Одна лошадиная сила
Владислав Акимов
Одна лошадиная сила
В тридцатые годы железнодорожные рельсы далеко на север Урала еще не забегали. Отмерив от города Серова (тогда Надеждинска) сотню километров до станции Вагран, они загибались салазками и полосатой шпалой-перекладиной оповещали о конце железнодорожного путешествия. А если кому предстояло продвигаться дальше на север, к Ивделю, то следовало на Вагране искать подводу или топать добрую сотню километров пешком.
Так мы и поступили с дружком Николой той далекой апрельской порой, — отсчитывая трудные километры весенней распутицы, шагали вслед за нагруженным экспедиционным добром подводами. Целью Лозвинской экспедиции «Уралзолота», в которую мы, студенты Свердловского горного института, подрядились на работу, было геологическое картирование и поиски коренных месторождений золота в притоках реки Ивдель.
Золото, золото!.. Презренный желтый металл, вечно лихорадивший, приводивший в смятение человеческие души, не дававший покоя алчным искателям, приносящий людям либо бешеный фарт, либо разорение! Однако совсем не за фартом спешила к Ивделю наша экспедиция. Машины, поступающие из-за рубежа, надлежало оплачивать долларами, а доллары — золотом. Вот «за каким рожном» мы и месили распутицу.
В Ивделе кончалась и колесная дорога. Дальше на север и на запад в горы уходили пригодные лишь для вьючных караванов да оленьих упряжек тропы.
Мы с Николаем рвались в верховья реки, где нашему небольшому отряду предстояли поисковые работы. Однако не тут-то было. Сначала пришлось попотеть над сметами и заявками, горячась в бесполезных спорах с мудрыми кладовщиками и завхозами. На этой заключительной стадии экипировки мы и предстали перед экспедиционным конюхом Ерофеем.
Об этой личности мы немало понаслышались уже в первый день своего пребывания в Ивделе. Судьба закинула Ерофея на Урал с плодородных украинских степей. Среди ивдельчан он слыл человеком ловким и предприимчивым. Устроившись конюхом в геологическую экспедицию, имел много свободного времени и с немалым разумением преуспевал во всяком браконьерстве. Односельчане Ерофея сообщили нам, что на Лозьве вот-вот начнет нереститься щука, и по этой причине Ерофей теперь ждет не дождется, когда развяжет обе руки и «вышарит» в тайгу всех подопечных ему лошаденок.
С Ерофеем мы встретились на большом колхозном дворе. С морщинистого, обросшего бурой щетинкой лица, чем-то напоминающего распаренную в костре кедровую шишку, глядели на нас острые лукавые глазки.
— Здоровеньки булы! Что-то припоздали, соколики! Не шибко, видать, в талгу-то поспешаете, — тоненько пропел конюх. — Айдате в завозню. Зараз во всем разберемся!
В складском помещении Ерофей указал на вешало.
— Седло сами выберите. Да не зарьтесь на то, казачье. Брюхо лукой пропорете. Берите кавалерийское. На ем, правда, не больно поспешишь, зато не опасно. Значит так: начальство вам на отряд одного коня выделило. До базы с вьюками на трех лошадях уйдете. Двух лошадей с парнем назад воротите, а одну при себе оставите. — Посчитав дело законченным, конюх повернулся к дверям.
— Пошли, ребята. Покажу вам нашу лошадиную силу! Хе, хе, хе! Никак в толк не возьму, пошто люди машины-то лошадиной силой меряют. Чудно как-то…
Конюшня встретила нас крепким лошадиным душком.
— Вон ваша лошадиная сила! — Ерофей звонко шлепнул по крупу гнедого жеребчика, что стоял у самых ворот в стойле. Жеребец вздрогнул, высоко вскинул голо* ву и, блеснув белком глаза, скосился на конюха.
— Колькой кличут. Кличку свою здорово знает…
Мой дружок Никола крякнул, и я поспешил успокоить приятеля:
— Ничего! Будем звать тебя Николаем Григорьевичем или тезкой. Чтобы с жеребцом не путать.
Николай возмутился было, но его остановил вопрос конюха:
— Вы, ребята, с конями когда управлялись? В седле-то сиживали? А то глядите, Колька-то уросной шибко!
Я неожиданно для себя ответил:
— А как же! Как лето, с седла не слезаем. Такая работа!
Поздно вечером Николай Григорьевич поддел меня:
— Хо-о-рош! Разбрехался: с седла не слезаем! Работа такая! Тьфу! Слушать тошно!
Не знаю, что меня подхлестнуло, но я соскочил с кровати и выпалил:
— Спорим, что этот «уросливый» жеребчик у меня через лето шелковый станет?!
Николай хмыкнул, а потом добавил:
— Вызов принимается! Награда — финский нож! Джигиту желаю спокойной ночи!
На следующий день при сборах в дорогу я с особым усердием помогал конюху седлать и вьючить наших лошадей. Эту науку нужно было усвоить надежно и в самый короткий срок. В тайге учиться коноводному мастерству будет не у кого.
В полдень наш маленький отряд из пяти человек и трех навьюченных лошадей ушел в горы. В голове отряда двигался Колька. Шагал он под вьюком свободно, без повода, чуть наклонив и устремив вперед гривастую голову. Ступал по траве натуженно, но смело и уверенно. Во всех его движениях, даже в том, как он перешагивал через завалы, угадывался навык коня бывалого.
Я наблюдал за всеми его действиями и поведением и замечал, что есть в нем что-то удивительно симпатичное. А что — не сразу уловишь. Не в пример орловскому жеребцу, был Колька невысок, нестроен. Скорее плотен, приземист да широк на спину. На таежной тропе он не казался пришлым гостем: был своим, тутошним, настоящим таежником. Особенно хорош был Колька, когда шагал по скальным осыпям или по речному галечнику. Там он своими нековаными копытами ступал мягко, изящно, с виртуозной ловкостью, недоступной людям.
На меня Колька не обращал никакого внимания. Только иногда, когда я подходил слишком близко, косил на меня большим глазом и сочно всхрапывал, что, видимо, означало: «Не крутись под ногами!»
Северный весенний день долог. И все же только к поздним сумеркам мы, наконец, добрались до цели своего путешествия — большой вырубки с разбросанными по ней строениями. Тесовые крыши трех бараков и стоявших перед ними сарайчиков были ярко освещены догорающей вечерней зорькой. За строениями поблескивал Ивдель, а с его противоположного берега глядели на нас осветленные зарей высоченные кедры, ели и лиственницы. Устройство быта геологов в поле образуется просто и непритязательно. Над нашими головами была добротная крыша, а это — уже «полбыта». Все поисковые работы нам предстояло проводить по левому, противоположному от нас берегу Ивделя. Доступный же брод находился далеко. Нужна была лодка — и немедленно. Решение этой нелегкой задачи произошло удивительно просто и быстро.
Ивдельчане считают, что обо всех таежных делах и происшествиях лесных жителей прежде всего оповещает вездесущая птица — кедровка. Так случилось и с нами. О появлении на реке геологического отряда в ближайшем стойбище остяков (теперь «манси») прослышали сразу же после нашего появления. Вечером к берегу рудника причалили три длиннющие рыбацкие лодки. Остяки-то на взаимовыгодных условиях и оставили нам одно из своих суденышек. Вопрос с переправой был решен, и на левом берегу Ивделя закипела работа.
Единственным бездельником в эти дни в отряде был Колька. В его служебные обязанности входило обеспечение транспортом дальних геологических маршрутов и связь с экспедиционным центром. Ни в том, ни в другом у нас пока необходимости не было, и Колька, презрев законы товарищества, у всех на глаза бессовестно валял дурака. Похлестывая по крутым бедрам хвостом (причем без всякой необходимости, так как ни оводов, ни мух еще не было), Колька часами слонялся по луговинкам и пустошам вокруг лагеря. Полакомившись первозданной зеленью, коняга обычно валился на бок, потом неожиданно резво перевертывался на спину, блаженно всхрапывал и болтал в воздухе ногами. А после предавался сладкой лошадиной дреме.
Но вот ленивый распорядок Колькиного дня стал постоянно нарушаться не очень приятным для него беспокойством. Случалось это, когда я появлялся перед ним с седлом и уздечкой в руках. Пока я набрасывал на Еоль-кину спину потник и седло, пока застегивал подпруги, к моим неуверенным действиям конь относился снисходительно. Но когда я начинал вскарабкиваться на коня, его выдержке наступал конец. Колька вытанцовывал ногами какие-то замысловатые «па» и отчаянно вертел задом.
Надо ли говорить, что моя первая лихая попытка оказаться в седле окончилась полным провалом. Все произошло быстро и необыкновенно просто: возмущенный моим намерением, конь высоко подкинул зад, и я, не успев толком «приседлиться», с легкостью мотылька полетел на землю.
Но постепенно все становилось на место. Продолжая верховые упражнения, я не падал духом и скоро достиг долгожданной уверенности седока.
Между тем наступило лето. О его начале нас известил разом заполнивший тайгу крылатый гнус. Полчища комаров-кровососов и оводов, словно по единому зову, обрушились на наши бедные головы. Накомарники не помогали. И однажды утром из двух наших рабочих объявился только один Семен:
