Рауль Мир-Хайдаров - Велосипедист
Обзор книги Рауль Мир-Хайдаров - Велосипедист
Велосипедист
Щелкнул замок входной двери, и Руслан подумал: «Вот и все, ушла». Подумал без грусти, тревоги, жалости, подумал, как о ком-то постороннем, чужом, словно это его не касалось, и уходила не Татьяна, с которой прожито без малого двенадцать лет. Он понимал: происходит в его жизни что-то важное, серьезное, может, даже непоправимое,— ведь и впрямь не каждый день оставляет тебя жена, и должна была встрепенуться душа каким-то чувством — печалью, радостью, обидой или злостью, наконец. Но он ничего не ощущал, кроме пустоты и равнодушия.
Глядя в выпотрошенное нутро распахнутого платяного шкафа, где среди его рубашек, зацепившись за вешалку, одиноко висел чулок со спущенной петлей, Руслан пытался вызвать из памяти какое-нибудь доброе воспоминание, чтобы почувствовать, что уходит дорогой, близкий человек, но память словно выключили, стерли.
Из нафталинных глубин старого шкафа, свидетеля их долгой совместной жизни, счастливые видения давних дней не являлись, но вдруг в высоком зеркале на внутренней стороне дверцы он увидел свое отображение.
Он так пристально вглядывался в мужчину, удобно расположившегося в мягком овальном кресле, что в какой-то момент ему показалось: напротив сидит не он, Руслан Маринюк, а некто чужой, незнакомый. Он даже привстал от неожиданности и подошел к дверце.
Из зеркала, которое он года два собирался закрепить как следует, да так и не собрался, глянул на него средних лет мужчина с усталым безразличным лицом. Ни одна черточка, ни взгляд, ни случайно мелькнувшая улыбка не выражали растерянности или смятения,— на него смотрел олимпийски спокойный человек.
Но ведь это было не так! Хотя и не бушевали в нем страсти, и не встрепенулась душа, мысль кружила только вокруг Татьяны. Какое уж тут спокойствие! И, глянув вновь в зеркало, Руслан подумал: «Опять это: быть или казаться».
За свои сорок лет Маринюк встречал в жизни всяких людей: хороших и плохих, добрых и злых, умных и глупых, и таких, чья душа похожа на чемодан с двойным дном, снаружи один, а разберешься — два разных, диаметрально противоположных человека. Днем один, вечером другой, на работе сама любезность, дома — хам и скандалист. Сталкивался с журналистами, посмеивающимися над собственной писаниной, с врачами, которые терпеть не могут больных, да мало ли с кем сводила судьба… Но все эти черты характера, человеческие пороки и слабости были или на виду и быстро становились очевидными для близких и внимательных людей, или открывались со временем для всех окружающих.
У Маринюка складывалось иначе, сложнее. Он не обладал ни явными, ни тайными пороками, был в меру открыт, общителен, со всеми в дружбе, душа компании, словом, не принадлежал к тому числу людей, на которых смотрят в упор и не замечают.
Но была у него беда, которую он осознал гораздо позже, чем следовало, и которая, как оказалось, подтачивала его изнутри и, помимо его воли, стала определять поведение, взгляды, а затем составила и его сущность.
Слишком часто его принимали за другого… Справедливости ради надо сказать, что он никогда не давал для этого повода, не делал двусмысленных намеков, не пользовался загадочным молчанием, не подыгрывал в создавшихся ситуациях. В жизни он не знал, да и не слышал, чтобы кто-то внешне так походил на разных людей, разве что видел подобное в комедиях ошибок прошлого столетия, да и там роковое или комическое сходство обыгрывалось с одним двойником. Однажды на досуге, когда он попытался с улыбкой перечислить, за кого его только не принимали, то вдруг с удивлением обнаружил, как далеко-далеко, в самую юность, уводит его память.
В ту давнюю осень, когда он был еще студентом, произошла с ним странная история, если быть точнее — так, приключение, не более, но последствия его наложили отпечаток на всю дальнейшую жизнь.
Учился он в ту пору в строительном техникуме и в родной Мартук, что в двух часах езды от Актюбинска, наведывался каждую субботу: запастись на неделю картошкой, яйцами, прихватить каравай домашнего хлеба, а зимой еще и сала. Тянуло его к друзьям-приятелям, девушкам мартукским,— видно, крепко сидели корни его в отчей земле.
Мартук в пору его юности отличался нравами суровыми, окраины враждовали между собой по поводу и без повода, но особенно зло не любили чужих: практикантов, молодых людей, приезжавших в гости, солдат, прибывших на уборку: вероятно, парни инстинктивно видели в новичках потенциальных соперников. Против чужих, забыв свои распри, всегда выступали сообща, особенно дурной славой по этой части пользовалась Татарка, где жил Маринюк.
Верховодили на Татарке соседи Руслана Рашид Тунбаев и Славик Рудченко. Славик даже приходился Руслану каким-то дальним родственником. Роль Маринюка в воинстве Татарки была самая незначительная, если сравнить с театром, то статист, не более. Но, приезжая теперь домой на воскресенье, он появлялся в кино, на танцах всегда в компании Рашида и Славика. Город уже успел наложить свой отпечаток на Руслана: держался он более непринужденно, чем его приятели, и шутку мог ввернуть ладно и к месту, и с девушками знакомился легко. За год жизни в городе он неожиданно вытянулся, стал по-юношески строен, легок в движениях. И тому, кто видел троицу со стороны,— а появление лидеров Татарки никогда не оставалось незамеченным — могло показаться, что этот молодой человек с повадками горожанина, к которому двое других то и дело обращались с вопросами, главный в компании. Но это не соответствовало действительности, друзья просто выделяли Руслана: студент, горожанин, и, конечно, отдавали должное его обаянию, остроумию, той свободе действий и суждений, которые всегда отличают городского от провинциала.
В ту осень в Мартук на строительство элеватора приехали несколько демобилизованных моряков. В первый же вечер они явились на танцы при полном параде. Морская форма не оставляет девушек равнодушными, да и ребята были как на подбор — рослые, статные. Они сразу завоевали расположение у прекрасной половины Мартука. Это и стало причиной постоянных стычек моряков с местными. Хотя держались моряки дружно и друг друга в обиду не давали, доставалось им крепко,— драться в поселке умели, да и численный перевес всегда был за местными. В те же осенние дни призвали на службу в армию друзей Руслана. Проводив приятелей на областной сборный пункт, в воскресенье, еще засветло, он дожидался в парке девушку, с которой познакомился на проводах в доме Рашида. Настроение было неважное, болела голова от выпитого и бессонной ночи, было грустно, что расстался с друзьями на долгих три года.
Девушка не появлялась, то ли забыла о свидании, то ли что иное помешало, и Руслан уже собирался уходить, как вдруг из магазина напротив парка вышли моряки. Увидев Руслана, одиноко прогуливающегося по аллее, они остановились и о чем-то заговорили. Вдруг двое, отделившись от группы, быстро пересекли пыльную улицу и направились к парку. Глядя на решительно приближающихся парней, Руслан подумал: «Ну вот, влип. Будут бить».
Было еще время развернуться, прибавить шагу и исчезнуть в парке или откровенно задать стрекача. За углом неподалеку находилась пивная, где он всегда мог кликнуть на подмогу. Но не страх, а какое-то равнодушие охватило Руслана, и мелькнула вялая мысль; «Плевать, чему быть, того не миновать». И он продолжал вышагивать по аллее, краешком глаза замечая, что в парк не спеша двинулись и остальные моряки. Заметил и то, что у одного из них голова была перебинтована, а у другого под глазом красовался такой здоровенный синяк, что Маринюк поежился.
Моряки приближались, и Руслан приготовился к самому худшему.
— Привет, Руслан! Нам бы хотелось поговорить с вами,— сказал один из парней, как только они поравнялись на аллее.
— Не возражаю, у меня есть как раз несколько свободных минут,— ответил Маринюк.— Но, если вы ничего не имеете против, я бы хотел, чтобы мы отошли подальше, в глубь парка, где у нас обычно принято выяснять отношения.
Неожиданно для себя Руслан не испугался и говорил уверенно, с достоинством, в изящно-блатном стиле, типичном для Мартука. Предложил им отойти он просто так, на всякий случай, хотя и мелькнула мысль: уж если будут бить, так хоть в сторонке, подальше от любопытных глаз. К тому же могла подойти на свидание запаздывающая Наташа, а кому хочется быть битым на глазах у девушки? Не дожидаясь ответа, словно иначе и быть не могло, Руслан неторопливо направился в парк. В центре, за запущенным розарием, стояли скамейки. Ноги его предательски подрагивали, и Руслан с удовольствием присел на ближнюю, поправив яркие носочки, модные в те далекие годы, закинул ногу за ногу и широким жестом пригласил на скамейку напротив следовавших за ним парней.
«Пропадать, так с музыкой»,— подумал Маринюк, втайне гордясь, как лихо, почти как Рашид, он себя ведет.
