Эфраим Севела - Белый «мерседес»
Обзор книги Эфраим Севела - Белый «мерседес»
v 1.0 — создание fb2, предварительная вычитка — Faiber
Том пятый «Эфраим Севела Собрание сочинений» Издательство «Грамма» Хеврон 1996Эфраим Севела
Белый «мерседес»
1. Бензоколонка.
(День)
Бензоколонка близ развилки американской автострады. Съезд с трассы проходит мимо бензоколонки и, минуя ее, круто вливается в поперечную дорогу на мосту, нависшем над автострадой. По обеим дорогам в двух направлениях густо движется транспорт.
Возле бензоколонки огромные плакаты указывают направление, куда устремляются с автострады потоки автомобилей с молодыми людьми в них. Направление — необозримое поле, превращенное в стоянку машин, и бесконечная толпа возбужденных юнцов обоего пола, обалдело придавленных тяжелыми ритмами музыки, изрыгаемой из десятков Динамиков на высоких мачтах.
Приземистый «Крайслер» притормозил возле бензоколонки, подставив свой бак под шланг заправщику. За рулем — девица лет 23, чуть заметно семитского типа, загнанного вглубь, замаскированного американским стандартом внешности, начиная от помады и прически до вызывающего, подчеркнуто независимого взгляда больших черных глаз. Это Сьюзен, Сю. А рядом, с гитарой на коленях, в потертых джинсах — случайный попутчик, славный малый, ее сверстник.
Попутчик. Тут я тебя покину. Спасибо… за все.
Сю. И тебе спасибо.
Попутчик. За что?
Сю. Сам знаешь.
Попутчик. За это не благодарят. Тут мы квиты.
Сю. Ну, если ты мною остался доволен, как я тобою… то… квиты.
Попутчик. Прощай. (Он целует ее.) Сю. Эй, эй! Постой! Аза бензин? Твоя очередь платить.
Попутчик (лезет в карман). Проклятый нефтяной век! За любовь платят бензином.
Сю. Только за проезд, мой милый. А любовь… бесплатно. Впрочем, могу завтраком тебя угостить… за мой счет.
Попутчик. В другой раз.
Сю. А будет ли другой раз?
Попутчик. Можно и так поставить вопрос: а нужен ли другой раз?
Оба смеются, хлопая друг друга по ладоням, как делают крутые парни, прощаясь.
2. Буфет при бензоколонке.
(День)
Сю завтракает, сидя на высоком стуле у стойки буфета, а хозяйка, немолодая еврейка, часто поглядывает то на нее, то на экран телевизора, где транслируется передача с фестиваля песни.
Буфетчица. Я, конечно, извиняюсь, что мешаю вам покушать, но как вам нравятся это умопомешательство?
Сю. Неплохо заработаете на этом сумасшествии. Обедать они сюда прибегут.
Буфетчица. А убытки? А поломанная мебель? А неоплаченные счета? Это вы в расчет не берете?
Сю. Убытки спишете с налогов.
Буфетчица. Боже, вы рассуждаете так же, как они. А я вас вначале за еврейку приняла.
Сю. Мои родители — евреи. Из Европы.
Буфетчица. А вы кто?
Сю. Как кто? Я? Я— американка.
Буфетчица. И будь вы хоть разамериканкой, у вас такие печальные еврейские глаза…
Сю. Почему печальные? (Смотрит в зеркало со смехом.) А мои родители находят, что они слишком веселые. У меня нет повода для печали. Я молода, здорова… нравлюсь мужчинам… и себе тоже.
Буфетчица. Хотите послушать моего совета? Здесь не совсем то место, что к лицу девушке из приличной семьи. Мы, евреи, к сожалению, все еще любим танцевать на чужих свадьбах.
Сю. Что вы подразумеваете под чужой свадьбой? Это моя страна. Моя! И все, что в ней происходит, меня волнует. Вьетнам! Водородная бомба! Богатство и нищета!
Буфетчица. Волнуйтесь на здоровье. Кто вам мешает? У нас, слава богу, демократия. Но волнуйтесь, пожалуйста, не слишком громко. Я вас умоляю. Принимайте все близко к сердцу, если вам своего сердца не жаль, но не поднимайте шума, чтобы прохожие не оборачивались. Имейте в виду, что всегда найдутся люди, которым ваш голос… и ваш нос не понравятся.
Сю. Ну и что? Тем громче должен быть наш голос.
Буфетчица. Чей — наш? Ваш — это мой тоже. В отличие от других народов, мы, евреи, несем коллективную ответственность за реальные и вымышленные грехи каждого нашего соплеменника. И уж если вас так распирает от жажды полезной деятельности, почему бы вам не уехать в Израиль? К своим.
Сю. Если б я не опасалась выглядеть бестактной, то такой же вопрос могла бы задать и вам.
Буфетчица. А что я принесу Израилю? Мои старые кости? У вас же — молодость и здоровье.
Сю. Следуя вашей логике, нужно посоветовать всем черным убраться в Африку, откуда их когда-то привезли сюда не по их воле.
Буфетчица. И вы думаете, это плохая идея? Уверяю вас, это было бы лучше и для Америки, и для Африки. Сразу бы решили сто проблем.
Сю. Вы не пробовали выдвинуть свою кандидатуру в президенты?
Буфетчица. Для этого есть одна помеха — Американская конституция. Президентом этой страны может быть только человек, родившийся на этой земле. Как, например, вы. Я же появилась на свет в Европе.
Сю. Не в Польше?
Буфетчица. А как вы угадали?
Сю. У вас такой же акцент, как у моей мамы. И такие же глаза.
Буфетчица. Мировая скорбь? Которой у вас почти нет, а у ваших детей и следа не останется.
Сю. Разве это плохо?
Буфетчица. Я этого не говорю, но что взамен появится в глазах? Пустота? Так уж не лучше же мировая скорбь? (К стойке подходит огромный негр и ставит к стенке картонный плакат: «Лучше заниматься любовью, чем воевать!» Он явно намеревается подсесть к Сю, вызывая этим беспокойство буфетчицы.) Негр (Сю). Привет, красавица.
Сю (охотно). Привет!
Негр. Меня зовут Джо.
Сю. А меня — Сю.
Буфетчица (Сю). Вот ваш счет. Спасибо, милая. (Негру) Что закажете?
Сю. Я еще кофе попрошу.
Буфетчица неодобрительно взглядывает на девушку. А негр тем временем садится рядом с Сю и кладет свою огромную руку ей на плечо.
3. Фестиваль песни (с включением хроники).
(День)
Полицейские вертолеты кружат в небе. Под ними море голов, транспарантов, плакатов. Диковинные прически, по-дикарски раскрашенные лица, полуобнаженные тела, еле прикрытые вызывающими живописными лохмотьями. Беснуется, воет, визжит, захлебывается в истерике юная Америка, оглушенная джазовыми воплями из динамиков. На открытой эстраде, так же, как и /публика, беснуются музыканты. И все это гогочущее месиво юных распаренных тел еще и жует, и пьет, бросая под ноги жестяные, пластмассовые стаканы, фольгу оберток, недокуренные сигареты, топчется на мусоре, как на свалке.
Сю пробирается между горячих тел, ведомая огромным черным Джо. Он, блестя, как лакированным, своим голым торсом, ведет за руку, как на буксире, кажущуюся крохотной Сю, а в свободной руке несет высоко над своей курчавой головой картонный плакат: «Лучше заниматься любовью, чем воевать!»
Сю. А ты умеешь?
Джо. Что?Воевать?
Сю. Нет. Заниматься любовью.
Джо. Не веришь на слово? Могу доказать.
Сю. Сгораю от любопытства.
Джо. Ты не похожа на еврейку.
Сю. Это что, комплимент?
Джо. Зачем? Констатация факта. Например, твой нос.
Сю. Хирургу не зря заплатили. Сделал курносой.
Джо. Отличная работа. Не придерешься. Но, может, твой… прежний-то нос был еще лучше?
Сю. На чей вкус.
Джо. Все посходили с ума. Наши, черные, девицы отдают последние деньги, чтобы свои натуральные кудряшки распрямить в струнку. Японки, слыхал, надрезают глаза, чтобы свои узкие в круглые, как у кошки, превратить. А если мне что и нравится в японках, так их узкие глаза. Все хотят выглядеть не самими собой, а кем-то еще. А все остальное у тебя натуральное?
Сю. Проверь. Если, конечно, в этом деле понимаешь.
Джо. Ну, уж в чем, в чем, а в этом я большой специалист.
4. Пустое поле после фестиваля.
(Вечер)
Огромной свалкой выглядит сейчас все поле, покинутое буйствующими толпами. Молчат динамики на высоких мачтах. Пустынна эстрада с валяющимися на полу пюпитрами и мотками провода. Мусороуборочные машины бороздят поле, проглатывая тонны пустой посуды и рваной бумаги…
Джо и Сю лежат в траве среди неубранного мусора. Отхлебывают из одной бутылки, курят из одной завертки. Сю весела и возбуждена.
Сю. Все, Джо! Больше не могу! У меня, кажется, начинаются галлюцинации.
Джо. Это хорошо! Что может быть лучше галлюцинаций? Ты-то видишь, чего я не вижу.
Сю. Точно. Ты не видишь. Только я могу это видеть. Мою маму. Как она собирает к столу, дожидаясь меня, и все прислушивается, не еду ли я к дому.
Дж о. Где твоя мама?
