Валерий Шелегов - Батя
Обзор книги Валерий Шелегов - Батя
Валерий Шелегов
Батя
(Ода русскому человеку)
— Лёха-Малёха. Парень!
В углу ангара собрались мужики в табачном чаду вокруг полубочки, доносится гогот. Лёха шлындает по бульдозерному боксу в окружении трёх рыжих дворняг. Мальчишку бульдозеристы любят.
— Батяня!
На «Батяня» Лёха отзывается. «Батя» для старателей его дед — Клеймёнов Николай Николаевич, председатель золотодобывающей артели «Мир».
Артель «Мир» добывает ежегодно около тонны золота. Целая орда мужиков и баб трудится круглый год, чтобы изъять из участков земной тверди золотой металл в виде хлебного зерна и мелких самородков с тыквенное зернышко.
Зимой ремонт техники. Бурятся полигоны под взрывы. Ведётся «вскрыша песков». После чего японские мощные «Като» и челябинские «330-е» отвалами отгарнывают за борта полигонов, снятую взрывами пустую породу. Вода ручьёв и речек — главный «старатель» на золотодобыче.
Оймяконский район Якутии известен как Полюс холода на земном шаре. Случались температуры и минус 71,2. В якутском селе Томтор поставлена памятная «стела» этой отметке мороза. Ниже температуры только в Антарктиде.
Промывочный сезон мимолетный. И только председатель артели знает весь ад напряженной работы, в котором варится артель круглый год. Старателю, что? Заработал «трудаки»?! Получи и отдыхай. У председателя за артель голова болит круглый год. На языке старателей Клеймёнов Батя.
С октября до Нового года Клеймёнов живёт под Москвой, на берегах Мытищинского водохранилища в деревне Ерёмино. Валера Гуминский в 80-х работал на Индигирке начальником Верхне-Индигирской геологоразведочной экспедиции. С Батей там подружился. Батя построил особняк в деревне Ерёмино под Москвой. Валера в Ленинском районе — рядом, в Коробово. Зимой дружат семьями, общаются. Гостюют друг у друга. А летом Батя — на Индигирку, Гуминский — на Алтай в Новофирсово. Там он Генеральный директор ООО."Золото Курьи". Рудник молодой, перспективный. Курьинское рудное поле богато содержанием золота в руде. С Гуминским нас свела выборная пора. В Усть-Нере я основал патриотический Избирательный клуб. Гуминского от нашего клуба мы выдвинули и провели в народные депутаты Республики Саха (Якутия). Парились в бане у соклубника Вити Суханова. Добрые отношения поддерживали, товарищески надёжные. С Батей в то время я ещё не был знаком.
Внук Лёха подолгу с Батей, бабушкой Зоей Николаевной воспитывается. Мама Александра Матвеевна Клеймёнова из «поколения победителей». Ей уже 87 лет. Николай Алексеевич, табольский казак, землю давно оставил. Александра Матвеевна — казачка украинская. Жива. И сейчас у старшего сына Анатолия на Украине в Иловайске обретается. В Донецкой области Украины и Саша — младший брат Бати.
Клеймёнов с начала шестидесятых «старается» на Колыме. В своё время обучился на транспортника — строителя в Харьковском институте им. Кирова. Три армейских года строил Байконур. Позвал друг на Индигирку. Клеймёнов принял на Нелькане золотодобывающую старательскую артель «Мир».
На дворе третье тысячелетие от Рождества Христова. Клеймёнов человек верующий, отмечен Матерью Церковью «Благодарственной грамотой». За милосердие, за крупные денежные вклады в строительство Божьих храмов в России и на Индигирке.
После Рождества Батя вернулся из Москвы рано на Индигирку — до крещенских морозов. Привёз он и внука Лёху. Сын Игорь в «Мире»; горняк. Благоустроенное жилье в артели свое. Батина квартира на одной площадке с сыном. Утром прихватил внука на базу.
База поднята над районным центром Усть-Нера высоко на плато — в холмы предгорий. Горы над Индигиркой в этих местах заоблачные. Заслоняют с юга посёлок от солнца до февраля, пока высокое солнышко впервые за долгую зиму не заглянет в посёлок. Лютые морозы, туманы. Не шибко ласковое к человеку место на земле.
На дворе туман от лютых холодов серый от угольной пыли; остро воняет выхлопами дизелей. В боксах идет ремонт техники, по-летнему тепло.
За высотным забором старательской базы посёлок «Ремпункт» на Колымской трассе. Сорок лет назад дома рубились из брёвен прочные, веселые от новостроя. Колыма в те годы основательно обживалась. «Валютный цех страны…»
Время не щадит никого. Ныне «Ремпункт» в убогом виде: дома вкривь и вкось. Щелястое и продувное жилье. Требуется уйма угля для печей. И население в ночное время возит на санках в мешках уголь от старательской котельной. Мне достается от главного инженера за этот убыток. «Старшаком» базы Клеймёнов поставил меня.
Кочегарит в котельной «шерстяной» из донецких приезжих. На Ремпункте у сестры «шерстяного» дом. Вася Руденко принял на работу в артель «шерстяного» по ходотайству сеструхи. В её доме старатели частенько подгуливают. «Шерстяной» борзеет. Батя этого не знает. Отдуваюсь, но такими мелочами не беспокою председателя артели. Жизнь…
Обнаглел «шерстяной». Пьяный каждую смену является. Пьёт у сестры с начальством артели. Зима лютая. Два ангара, набитые техникой. Столовая, общежитие.
Кончилось моё терпение. Однажды утром, «шерстяной» зашел в «нарядную» расписаться в журнале. Пьяным заступал на смену. Под утро протрезвел. Я ночь не спал — следил, чтобы кочегар не заморозил систему отопления, не проспал котлы. После росписи в журнале, жестко решил:
— Пошли на двор, — вытолкнул его из вагончика.
Дрались, остервенело.
После драки «шерстяной» кочегар приходил на смену трезвым.
Достал пьянством — второй кочегар. В общежитии старателей, парень вековал с «шерстяной» бабенкой с Индигирского продснаба. Жили они отдельно от старательского стола. И я никак не мог привыкнуть к запойной кладовщице.
Однажды ночью проснулся с необъяснимым страхом. Ощупал батарею рядом с кроватью, а чугун уже ладонь леденит.
Четвертый час утра. Мороз лютует, фонари по периметру базы едва видны в тумане.
Дверь в котельную подперта ломом изнутри. Бился — бился: раскачал железную створку ворот в котельную, упала изнутри подпорка. Спят, голуби, обнявшись, на куче остывшей золы. Как черти грязные, лиц не различить. Огонь под котлом едва дышит. Воды в котле почти нет?!
Заступая «старшаком» базы, первым делом изучил запуск аварийного дизеля-электростанции и систему подкачки воды в котел. Тепло в боксах — первооснова жизни старательской зимней базы.
Растолкать до пробуждения парня кочегара не получилось — пьяные с подругой смертельно.
Электронасосом закачал воду в котел, с улицы тачкой подкатил уголь к топке, закидал на колосники, тяга на мороз хорошая и без надува; скоро отключил.
Выбрал — вычистил золу под топкой. Вывез золу тачками на мороз. Настроил котельную работать.
«Нарядная» рядом с котельной. Вызвал милицию из посёлка, сдал парня с пьяной бабёнкой в «вытрезвитель». Достали «шерстяные»!
Утром звонит Батя:
— Весь свет ты, брат, насмешил. Где кочегара искать? Теперь, сам работай…
Справедливо. В артели правило: не можешь — не берись. Смену кидал лопатой уголь в топку, пока главный инженер Совков нашел человека для постоянной работы.
До артели Совков Виктор Петрович служил вторым секретарем райкома партии Оймяконского района. Строгий мужик. До райкома обретался главным инженером прииска «Октябрьский».
В годы «секретарства» Совков изредка захаживал ко мне на улицу Советскую, где в ветхом бараке времён «Дальстроя», я имел отдельную комнатку. Этот «рабочий кабинет» администрация посёлка «выделила» мне под давлением Совкова. С жильём на Севере — проблема.
В прошлом «оружейка» «опер отряда ГУЛАГа», последние годы пустовала под замком. Комнатка восемь квадратов. От батареи водяного отопления согрета; летом под полом вода. Я побелил стены, перевёз от Натальи письменный стол и спальную кушетку. Окончательно поселился там, чтобы «учиться заочно в Литинституте». Пришлось уйти из семьи. Однажды декабрьским утром, вернувшись из общежития геологов от «поэтов», обнаружил на крыльце квартиры свой чемодан с вещами.
— Кадет проклятый! Убирайся к своим поэтам! — проводила Наталья криком в форточку.
— Ищи себе в другом месте «кабинет»! Дуру нашел…
Спорить не стал. Потащился с чемоданом по морозу на старую почту. Там работал электромонтёром Борис Душечкин, колымский поэт. Он пристроил меня в радиомастерской на первое время.
Неделю спал на снятых с петель дверях, пока отыскался свободный угол в коммунальных службах посёлка. Письмо от Союза писателей с просьбой выделить мне «отдельное жильё», как «члену Союза писателей», в райисполкоме имелось.
Таким образом, мой уход из семьи — на три года до завершения учёбы в Литинституте, во многом определил мою дальнейшую творческую судьбу. У меня не осталось выбора. Только писать. Другой работы не имелось…
