Мариуш Вильк - Путем дикого гуся
Обзор книги Мариуш Вильк - Путем дикого гуся
Мариуш Вильк
Путем дикого гуся
Мартуше от папы на третье Рождество
Дорога возникнет, когда ее протопчут люди…
Чжуан-цзыПролог
Дело моей жизни, если так можно выразиться, — не изменять своему пути, где бы я ни оказался.
Кеннет УайтЗнаете, чем путешественник отличается от странника? Пути первого всегда ведут к какой-то цели, будь то открытие истоков Амазонки, «поединок с Сибирью»[1], изучение племени хуту или тайского секса. А для странника — сам Путь и есть цель. Поэтому путешественник в конце концов из своих путешествий возвращается, а странник упорно движется вперед… И если даже задержится на мгновение в какой-нибудь глухомани, очарованный ее красотой (подобные мгновения могут быть достаточно протяженными), это вовсе не означает, что странствие подошло к концу. Ибо странствие (в отличие от путешествия) есть душевное состояние, а не деятельность — профессиональная или любительская. Выдающимся путешественником XX столетия был Рышард Капущиньский[2]. Образец современного странника в моем понимании — Кеннет Уайт.
Разными бывают встречи людей и книг. Порой человек ищет книгу, порой книга находит человека. «Синий путь» Кеннета Уайта ждал меня на стойке у портье в краковском «Доме под глобусом» — в сером конверте на мое имя. Кто его оставил — не знаю. Может, кто-то из читателей, пришедших на презентацию «Дома над Онего» в клубе «Алхимия». Это произошло в мае 2006 года. Прежде о Кеннете Уайте, авторе понятия «интеллектуальный номадизм», я никогда не слыхал.
На «Синий путь» Уайта я ступил в небольшом баре отеля на Славковской, с чашкой утреннего кофе в руке. И с первой же страницы он совершенно заворожил меня. Дойдя до фразы «Быть может, все дело в том, чтобы зайти как можно дальше — добраться до границ самого себя, — пока не окажешься там, где время обращается в пространство, где вещи являют всю полноту своей наготы и ветер веет безымянно», я понял, что встретил еще одну родственную душу. Человека, «сосланного» на Запад (по его собственным словам) и вынужденного — чтобы обрести свой Восток — пройти через Север.
Я заглянул в конец книги, пробежал глазами краткую справку об авторе. Уайт родился в 1936 году в Глазго. Изучал философию и другие гуманитарные науки в родном городе, затем в Мюнхене, а с 1959 года — в Париже, лето проводил на старой ферме в горах, где погружался в восточную философию. С 1963 года преподавал французскую поэзию в университете в Глазго. В 1967 году осел во Франции у подножия Атлантических Пиренеев, в настоящее время живет на северном побережье Бретани. Защитил диссертацию «Интеллектуальный номадизм». В 1983 году принял кафедру поэтики XX века в Сорбонне. Основал Международный институт геопоэтики, выпускал периодическое издание «Геопоэтические тетради». Автор двух десятков книг. Лауреат премии «Медичи» за иностранный роман («Синий путь»), Гран-при Альфреда де Виньи (за двуязычный поэтический сборник «Атлантика») и Гран-при Французской академии за литературное творчество. Есть о чем поразмыслить…
Я вернулся к началу книги. Кофе остыл. «Синий путь» рассказывал о странствиях Уайта по Лабрадору. Почему по Лабрадору? А ему надоела «иеговианская оккупация мира». Другими словами, Уайт двинулся на Север, стремясь освободиться от Священного Писания и порожденного им интеллектуального хаоса. В надежде увидеть на Лабрадоре свое первоначальное лицо. «Более всего, — признавался он, — я нуждаюсь в пространстве, огромной белой дышащей пустоте для окончательной медитации». Кроме того, на Лабрадоре Уайт, которому наскучили народы и государства, хотел увидеть племена. «К черту, нельзя быть всю жизнь шотландцем, — читал я, допивая остывший кофе, — и все время болтать об одном и том же. Нужно разорвать этот круг и смешаться с миром».
— К черту, — повторил я за ним, оплачивая счет, — нельзя быть всю жизнь поляком.
И еще не один день вторил я Кеннету. «Синий путь» по объему невелик, так что я довольно быстро выучил его почти наизусть. Впрочем, текст сам отпечатывался в голове благодаря переводу Радослава Новаковского[3] (ударника из группы «Оссиан»), сумевшего передать удивительную мелодию — наподобие горлового пения шаманов Алтая и Тувы. Я бы охотно подписался под каждой второй фразой. Мне близки рассуждения об исчерпанности западной культуры и надежды, возлагаемые на Иного (его инну[4] напоминали моих саамов — для тех и других Природа есть сосуществование, а не обуздание и власть). Мы цитировали одних и тех же авторов — от Торо[5] до Басё — и принадлежали к одному и тому же племени «диких гусей» в человеческом обличье.
Затем ритм прозы Кеннета перекочевал со мной на Кольский полуостров, удивительно созвучный музыке саамов. Я тогда дописывал «Тропами северного оленя» и думал завершить книгу беседой с Уайтом. Увы, никто из моих знакомых не сумел его разыскать.
И вот мы встретились на фестивале Etonnants Voyageurs в Сен-Мало, на северном побережье Бретани. Этот небольшой городок на омываемой морем высокой скале испокон века служил крепостью французским корсарам. Александр Дюма сравнивал его с гнездом морской птицы. Здесь родился и умер мореплаватель Жак Картье[6], открывший в 1534 году Канаду, отсюда в 1649 году отчалили корабли с проститутками для заселения новой французской колонии. Здесь родился писатель-романтик Франсуа Рене де Шатобриан, воздвигший себе на соседнем острове Гран Бе гробницу, — Гюстав Флобер, побывав здесь в 1847 году, сорвал на память у пустой пока могилы (автора «Атали» отделял от смерти год) цветок и послал своей любовнице. Трудно найти более подходящее место для встречи «удивительных путешественников».
Характерно, что, странствуя по Лабрадору, Уайт не расставался с мемуарами Картье, изданными в Париже в 1968 году. При этом он обратил внимание на интересное совпадение: «В то время во Франции многие ощущали, что определенная культура заканчивается — грядет нечто новое». Это новое, по мнению Кена, заключалось в переходе от истории к географии. Поразительно, что фестиваль в Сен-Мало организуют люди, связанные с 1968 годом. Кое-кто язвительно именует их «gauche caviar» — якобы они жрут икру и разъезжают на «ягуарах». Не буду скрывать: «икорные левые» мне ближе, чем пресные правые вроде Гертыха[7] или Ле Пена[8]. Поэтому, хоть я и не поклонник подобного рода сборищ, приглашением на фестиваль «Удивительные путешественники» все же заинтересовался.
Мне понравилось, что мероприятие началось прямо на парижском вокзале Монпарнас, откуда литерный «Train du livre»[9] повез нас в Сен-Мало. Всем известно, что знакомиться лучше всего в пути. Я сразу заметил, что некоторые гости прибыли издалека… В их глазах — наблюдательных и настороженных — ощущалась сосредоточенность, типичная для людей, много странствующих. Но большей частью пассажиры напоминали стайку взъерошенных птиц. Издатели, журналисты, критики и постоянные участники фестиваля громко приветствовали друг друга, чмокали и пыжились.
А за окном — пейзажи Нормандии: плодородные почвы, дородные коровы, солидные хозяйства. Ничего удивительного, что нормандцы не дали миру ни моряков, ни первооткрывателей. Нажитое, точно якорь, удерживало их дома. А вот бретонцев нищета разбросала по белу свету. Пустой карман, говорят они, точно парус, бери да подставляй ветру.
Сен-Мало встретил нас солнцем. Потом были приветственные речи и грандиозный прием во дворе замка (дары моря, море вина и переодетые пиратами официанты), калейдоскоп лиц, рукопожатия, совместные фотографии и первые интервью. Тем временем погода изменилась. Задул ветер, хлынул дождь. Штормило до конца фестиваля. Море пенилось у подножия крепостных стен, ураган повалил несколько деревьев, пришлось закрыть большой стенд, где проходила книжная ярмарка, — шатер не устоял бы перед напором стихии. Из соображений безопасности закрыли гробницу Шатобриана, зато рестораны и бары работали круглосуточно.
Ведь самое интересное в Сен-Мало — встречи[10]. Ради них и съезжаются сюда странники со всего мира. Я говорю не об официальных пресс-конференциях с участием нескольких авторов, к каждому из которых приставлен свой переводчик (меня с русского переводила очаровательная украинка Настя) — иначе в этом вавилонском столпотворении друг друга не понять. Нет, я имею в виду именно случайные встречи в кафе.
Взять хотя бы Дэна О’Брайена… Мы вместе выступали в «Литературном кафе», так что кое-что я о нем уже знал: живет в Скалистых горах, разводит бизонов, дружит с индейцами. Но там была суматоха (кроме нас, выступали еще Мелани Уоллес и Сукету Мехта), Дэн О’Брайен неважно себя чувствовал из-за недавнего падения с лошади и опоздал. Заметив О’Брайена в укромном уголке кафе «Путешественник», где мы с Тадеушем[11] укрылись от дождя, я подсел к нему, словно к старому знакомому.
