Евгений Гришковец - Планка
Обзор книги Евгений Гришковец - Планка
Евгений Гришковец.
Планка.
— Коля, ну что ты так суетишься!? Не бойся ты!
— Ты что, в самом деле собрался с ним драться? А вдруг он какой-нибудь боксер.
— Ну и что? Разобьет он мне морду или я ему рожу разобью. Ты-то чё переживаешь? Давай лучше выпьем.
— Семеныч, тебе уже хватит, не пей больше…
— Коля! Ты же знаешь, мне бесполезно говорить «Не пей, тебе хватит». Давай, возьми еще виски. И возьми сразу по сто, чтобы два раза не бегать.
— Да взять-то я возьму. Ну ты что, в самом деле пойдешь драться? Ты головой своей подумай. Пойдешь драться с этим пацаном? С этим пьяным щенком?
— А я кто? Я пьяный кобель и все. Чё ты суетишься, Коля!? Ну разобьют мне мою рожу, не твою же.
— Не-е-е, Семеныч! Так не пойдет! А я стоять что ли буду и смотреть? И вообще, как ты себе это представляешь?
— Никак! Я это себе никак не представляю. Мне все равно. Можно здесь прямо, а можно отойти в туалет.
— Да тут милиции посмотри сколько! Охрана…
— Тогда в туалете. Мне насрать! Пойдем в туалет. Да и что мы пять раундов будем биться что ли? Раз, два и все. Сам же знаешь.
— Ты с ума сошел?! Точно, с ума сошел! Зачем тебе это надо? Я пойду прямо сейчас позову вон того лейтенанта, скажу ему, что этот пацан перепил, залупается на солидного человека…
— Тогда, Коля, я тебя отмудохаю, понял…
— Это пожалуйста! Долетим домой и…
— Не вздумай этого делать! Сейчас пока сидим? Все тихо? Ну, вот и давай сидеть. А дальше будет видно. К тому же, может он сам милиционер. Ты лучше пока возьми еще вискаря. Сходи не службу, а в дружбу. Давай, Коля! Два по сто. И шоколадку какую-нибудь возьми.
Николай Николаевич пошел к буфету. А Игорь Семенович остался сидеть за столиком, за которым они просидели уже почти два часа, и столик был заставлен пустыми пластиковыми стаканчиками. За это время они уже выпили грамм по триста виски. Точнее, Игорь Семенович выпил грамм триста пятьдесят, а Николай Николаевич на сто грамм меньше. Но это была не первая и далеко не первая выпивка за этот вечер.
Игорь Семенович посмотрел на свои руки, которые лежали на столе. Большие, пухлые и сухие руки. Толстые, упругие пальцы, ногти очень коротко пострижены. Он сжал левую руку в кулак. Кулак получился серьезный. На запястье виднелся шрам с остатками давно и неудачно сведенной татуировки. Когда-то на этом месте было слово «Игорь». А потом, тоже давно, Игорь Семенович попытался выжечь эту наколку марганцовкой. Получился шрам, от которого кулак смотрелся еще более грозно.
Он разжал левый кулак и сжал правый. На круглых костяшках этого кулака побелели мелкие рубцы, следы давних драк. Когда-то он попадал этим кулаком по зубам, и даже выбивал зубы, разбивая кулак в кровь. Тогда боли он не чувствовал. Боль приходила только после драки. Но не дрался Игорь Семенович уже давно. И сам давно не получал ударов кулаком по лицу. А когда-то, тридцать лет назад, дрался он частенько. Без драки было тогда нельзя.
— Семеныч, Семеныч, кулак-то разожми, — сказал Николай Николаевич, вернувшись к столику с двумя пластиковыми стаканчиками и шоколадкой в руках.
— Чего? — очнувшись, спросил Игорь Семенович.
— Кувалду свою разожми, говорю, — садясь, сказал Николай Николаевич. — Давай скорее выпьем и пойдем на посадку. Ты что, ничего не слышал? Наш рейс наконец-то объявили. Вот и слава богу! Само собой все разрешилось. Пойдем, Семеныч, полетаем. А твой боец пусть здесь посидит. Ему в Норильск, а их до пяти утра задерживают метеоусловиями. За это время он себе приключения найдет. Северянин, тоже мне! Он так просто отсюда нынче не улетит. Он там уже к кому-то другому цепляется. Так что, свое он получит. И как его еще не забрали?! Может быть, действительно, милиционер. Вообще, похож…
— Давай выпьем, Коля, — беря свой стаканчик, хрипло сказал Игорь Семенович. — Давай.
— За что выпьем?
— Не знаю. За нас. За то, чтобы нормально долететь. За удачу. За здоровье давай выпьем. Хочешь, выпьем за тебя?
— Да чего за меня пить? — пожал плечами Николай Николаевич. — Давай за то, чтобы нормально долететь.
— Давай!
Они залпом выпили. Игорь Семенович даже не почувствовал вкуса выпивки, а Николай Николаевич весь сморщился, его передернуло, и он судорожно стал разворачивать шоколадку.
Игорь Семенович пил уже третий день, и знал, что это не конец, потому что напряжение не отпускало, и сознание не отключалось, несмотря на количество выпитого. Он также понимал, что в Москве от напряжения не уйти. И хоть ноги и губы слушались не очень, но глаза видели все, как есть. И мозг понимал все, как есть. И сердце… Он надеялся, что улетит из Москвы, и дома ему удастся выдохнуть то, что было в груди, и залить сердце, мозг и глаза. Залить, и погасить все сразу. Он ждал и надеялся, что алкоголь растворит тот кристалл, который своими острыми гранями резал грудь, голову и глаза вот уже три последних дня. Кристалл растворится, и придет успокоение, или хотя бы пьяное забвение. Да хоть самое страшное похмелье, лишь бы не то, что есть!
А тут какой-то мальчишка, какой-то полуспортсмен, полубандит, полумилиционер, со слюнявой улыбкой и в спортивном костюме, прицепился к нему, обозвал разными давно известными Игорю Семеновичу словами, да еще пообещал разбить ему… лицо.
Игоря Семеновича давно уже такими словами не называли, и бить ему лицо тоже давно никто не пытался. Но Игорь Семенович не испугался и даже не разозлился. Ему и без того было так, что больнее, казалось, никто ему сделать не может. И к возможности драки он отнесся очень серьезно, и обдумывал эту возможность тоже серьезно и обстоятельно. Он только жалел, что злости в нем нет. А накручивать на себя злость, как могут очень многие в пьяном виде, он не умел. Поэтому, сжимая кулаки, он просто думал о том, как можно их применить, а главное, будет ли от этого легче.
Он же помнил, и помнил отчетливо, как во время настоящей драки всякая боль исчезает, она перестает ощущаться. Но это происходит только тогда, когда драка настоящая. Потому что когда бьют, тогда больно. То есть, ни когда дерешься, а когда бьют. Игорь Семенович знал и то, и другое.
— Ну что, Семеныч, пошли. Посидели на дорожку и давай…
— Сиди, Коля. Еще минут пятнадцать смело можно посидеть. Без нас не улетят.
— А чего сидеть-то? Я больше пить не буду, и тебе не дам.
— А там чего толкаться? Дай спокойно людям пройти на посадку. Пойдём последними. Чё ты суетишься?!
— Не, Семеныч, я больше с тобой в Москву не полечу. Или врозь или никак. Я столько пить и так мало спать не могу.
— Я и сам больше в Москву не полечу, Коля. Ни с тобой, ни без тебя. Всё! Хватит!…
Игорь Семенович и Николай Николаевич улетали домой в Пермь. Прилетели они в понедельник утром, должны были вернуться домой в среду вечером, но задержались до пятницы. Точнее, Игорь Семенович решил задержаться, а Николая Николаевича, своего заместителя, помощника и товарища, он не отпустил и оставил при себе. В пятницу вечером они приехали к своему рейсу, а рейс задержался на целых два часа. Но наконец-то они могли вернуться из замороженной последними январскими морозами Москвы к себе на еще более замороженный Урал.
Игорь Семенович еще во вторник днем был очень доволен. Он смог добиться того, чего хотел. Московские заказчики, наконец-то, все подписали и приняли почти все основные условия, на которых он настаивал. Игорь Семенович владел и руководил строительной компанией. Небольшой компанией, но и не совсем маленькой. Он всю жизнь чего-то строил. Дом с отцом и братьями строил, когда был еще совсем мальчишкой. Потом в армии чего-то строил. Потом учился на строителя, и все строил, строил и строил. Вот и теперь он должен был построить большие складские помещения, железнодорожные склады. Это был важный для него заказ. На этот заказ претендовала не одна пермская строительная фирма, но Игорь Семенович всех опередил, уговорил, подмаслил. Во вторник днем заказчики и он ударили по рукам, а вечером того же дня они решили отметить такое важное решение. В среду Игорь Семенович хотел доделать какие-то мелочи и вернуться домой, но…
— Коля, я еще выпью на посошок, — сказал Игорь Семенович, вставая.
— Семеныч, ты же посошки не пьешь, лишнее это, — тоже, вставая, сказал Николай Николаевич.
— Это, когда мне их в глотку пытаются залить, тогда я посошки не пью. А сейчас я сам хочу, и выпью, — это он говорил, надевая свое большое тяжёлое кожаное пальто на меху. — И Коля! Ну бесполезно же меня отговаривать. Что ты, как маленький?!
— Там этот ошивается у буфета. Опять же прицепится. Зачем ты нарываешься, Семеныч? На кой тебе это надо? Ты сам, как маленький, я не знаю… Тебе полста лет уже, а туда же.
— Коля, ты мне свой год не приписывай. Это тебе полста, а мне меньше. Вот я за твои полста, полста и выпью.
— Я с тобой…
— Ну нет! Вещи покарауль. Я сейчас. А вот тебе точно пить больше не надо, а то в самолет не пустят, — сказал Игорь Семенович, надел на затылок шапку, и пошел к буфету.
