Банана Ёсимото - N-P
Обзор книги Банана Ёсимото - N-P
Банана Ёсимото
N-P
*
Что мне известно о Сарао Такасэ? То, что этот несчастный японский писатель жил в Америке и, когда его не одолевала хандра, писал рассказы.
В 48 лет он покончил жизнь самоубийством.
От жены, которую он бросил, у него было двое детей.
Написанные им рассказы составили книгу, которая имела в Америке непродолжительный успех.
Название этой книги – «N-P».
В сборник вошло девяносто семь коротких и очень разбросанных рассказов, на большее ему недоставало сосредоточенности.
Я узнала о нем от своего возлюбленного Сёдзи. Сёдзи отыскал не вошедший в книгу девяносто восьмой рассказ и перевел его.
Когда из ста рассказов заканчивают писать последний, что-нибудь обязательно случается. История, которую этим летом я испытала на своем собственном опыте, как раз и оказалась сотой. Как будто я наяву попала в оживший рассказ. Его атмосфера поглотила меня, словно голубое летнее небо. Промчавшаяся передо мной история была одним из рассказов Сарао Такасэ.
*
Пять лет назад мне, тогда еще ученице, довелось встретиться с детьми Сарао Такасэ.
Одно издательство устроило банкет, и Сёдзи взял меня с собой. В просторном зале на огромных столах были выставлены самые разнообразные кушанья в серебряной посуде, зал освещали украшенные орхидеями крохотные светильники, множество людей вели непринужденные беседы.
Молодых людей на вечеринке почти не было, и я обрадовалась, когда их заметила.
Воспользовавшись тем, что Сёдзи увлекся беседой, я переместилась так, чтобы лучше их видеть. Странное дело! Мне показалось, что я уже несколько раз видела этих людей во сне. Потом, придя в себя, решила: должно быть, это чувство возникает у всех, кто их видит.
Эта пара почему-то вызывала у меня чувство ностальгии.
Я задумчиво разглядывала их, а Сёдзи сказал:
– Эти двое – память об умершем Такасэ.
– Его дети? – спросила я.
– Говорят, двойняшки.
– Мне хотелось бы с ними пообщаться.
– Познакомить вас?
– Только скажи, что мне уже двадцать лет, а то я неловко себя чувствую, – засмеялась я.
– Ну, если ты так просишь. Пойдем, я тебя представлю, – Сёдзи тоже засмеялся.
– Подожди, я еще немного за ними понаблюдаю.
Мне казалось, что самое интересное – наблюдать за ними на расстоянии. Если нас познакомят, я уже не сумею вот так спокойно их разглядывать.
Об этих двоих я знала, что они родились сразу же после женитьбы Сарао Такасэ и были того же возраста, что и я. Сарао Такасэ бросил свою жену, когда они были совсем детьми. После смерти Такасэ они вместе с матерью поселились в его японском доме.
Я не могла оторвать от них взгляда.
Оба высокие, шатены. Девушка – хрупкая, с красивым цветом лица и упругой кожей. Черные туфли на высоких каблуках, платье с глубоким декольте, невинное лицо. Необычайно привлекательная.
Юноша тоже очень интересный. Взгляд несколько мрачный, зато тело так и источало энергию. В его глазах угадывалось что-то безумное, возможно отцовское.
Оба, не умолкая, о чем-то говорили и часто смеялись.
Разглядывая их, я вспомнила, как однажды у меня возникло очень похожее ощущение.
Как-то я отправилась в ботанический сад недалеко от дома и увидела там расположившуюся на траве мать с ребенком. В саду почти никого не было, зеленые газоны тонули в золоте заходящего солнца. Молодая мама укладывала спать на раскинутое белое полотенце крохотного полугодовалого младенца. Она ничего ему не говорила, не смеялась, а просто задумчиво на него смотрела. Временами, словно вспомнив о чем-то, поднимала взгляд к небу.
Ее растрепавшиеся волосы сверкали на солнце и шевелились на ветру, а темные тени замерли неподвижно, как на картине Уайета.
Словно всеведущее божество, я наблюдала вечные сумерки, в которых счастье и печаль были неотделимы.
Что-то похожее угадывалось в брате и сестре Такасэ. Меланхолия светлого вечернего неба. Ни их молодость, ни оживленные лица не могли скрыть их врожденную одаренность.
Я спросила Сёдзи:
– Ты будешь переводить книгу Сарао Такасэ?
– Да, – с гордостью ответил Сёдзи.
– Как она называется? Какие-то инициалы?
– «N-P».
– Что такое N-P?
– North point – северная точка.
– А что это значит?
– Так называется одна старая песня.
– Какая песня?
– Очень грустная, – сказал Сёдзи.
*
В тот день меня разбудил телефонный звонок.
– Алло, – я взяла трубку, не поднимаясь с постели, и услышала тихий голос старшей сестры.
– Кадзами? Это я! Как ты?
Отрывистые звуки, характерные для международного разговора, заставили меня проснуться.
– Что-нибудь случилось?
В комнате, погруженной в сумерки, стояла тишина. Я бросила взгляд на часы – пять утра. Рассветное небо, видневшееся между занавесками, было грязно-серым, и я машинально подумала, что сезон дождей еще не кончился.
– Ничего. Просто решила позвонить, – сказала сестра.
– Ты, кажется, забыла о разнице во времени. У нас пять часов утра.
– Извини, – сестра засмеялась. Она вышла замуж за англичанина и жила в Лондоне.
– А у вас сколько?
– Восемь вечера.
Разница во времени всегда меня поражает. Как я благодарна телефону, который связывает меня с сестрой!
– Что нового? – спросила я.
– Я видела вчера сон про тебя, – сказала сестра. – Ты шла недалеко от дома под руку с мужчиной гораздо старше тебя.
– Недалеко… В Лондоне?
– Да. Рядом с церковью.
– Что, если вещий? – сказала я.
Сны моей сестры часто сбываются.
– Но, знаешь, вы оба были очень расстроены.
Я не стала вас окликать. Мужчина высокий, он явно нервничал. В белом свитере. На тебе почему-то школьная форма. Я еще подумала: что за дурацкая одежда!
Я вздрогнула. Сестра увидела во сне, что я иду с Сёдзи, хотя ровно ничего о нем не знала.
– Неужели моя интуиция притупилась?
– Не знаю, что и думать.
Я задумалась. Возможно, какое-то предупреждение. Я все чаще и чаще размышляла о Сёдзи. И не то чтобы размышляла – его облик вдруг появлялся передо мной в дождливом небе, на черном мокром асфальте, в яркой витрине магазина, даже если в этот момент я о нем не думала.
– Как дела у мужа?
– Хорошо. Зимой мы приедем в Японию. С мамой видишься?
– Довольно часто. Она говорит, что соскучилась по тебе.
– Передай ей привет. Ну ладно, извини, что разбудила. Я еще позвоню.
– Только не забывай о разнице во времени.
– Хорошо. Берегись несчастной любви, – засмеялась сестра.
– Ладно, ладно, – сказала я и положила трубку.
Комнату тут же поглотила знакомая тишина.
Сумерки наступающего дня.
Мне было не по себе от беспокойства, поэтому я встала с кровати, открыла нижний ящик стола и достала оттуда коробку, в которую очень редко заглядывала. В ней лежали дешевое издание «N-P», общая тетрадь и массивные часы «Ролекс».
Все, что осталось от Сёдзи.
Четыре года назад он, наглотавшись снотворного, покончил жизнь самоубийством. После того как эти вещи оказались у меня, они заняли в моем сердце очень важное место. Например, работаю днем на кафедре университета и вдруг слышу вдали пожарную сирену. «Кажется, рядом с домом. Что, если пожар?» – беспокоюсь я, настолько они мне дороги.
Я подержала их все по очереди, потом положила на место, снова легла в кровать и уснула.
*
Пока мне не исполнилось девятнадцать лет, я жила вместе с мамой и сестрой.
Когда мне было девять, а сестре одиннадцать, отец с матерью развелись – отец полюбил другую.
Мама работала синхронным переводчиком и разъезжала туда-сюда, но из-за нас ей пришлось сменить работу и брать переводы на дом, соглашаясь на все – от подстрочников до интервью.
Я скучала по отцу, хотя, в общем-то, нам жилось неплохо. Нас было всего трое, но в течение дня мы по несколько раз меняли свой возраст и роль. Одна плачет, другая утешает, одна пытается что-то рассказать, другая ободряет, одна ищет ласки, другая обнимает, одна сердится, другая приносит извинения. Так мы и жили.
Как-то маме показалось, что она проводит с нами мало времени, и она принялась учить нас английскому языку. В десять часов вечера мы усаживались за кухонный стол, раскрывали тетради и в течение часа занимались – отрабатывали произношение, учили английские слова и разговорные фразы. В глубине души я считала английский делом нешуточным, но ради мамы терпеливо участвовала в ее затее.
Поэтому первое, что приходит мне в голову при мысли о маме, – не ее фигура, склонившаяся над кухонной раковиной, а ее лицо в очках в серебряной оправе во время наших занятий и ее пальцы, быстро перелистывающие толстый словарь. Обучая нас, мама как будто вычерчивала линию своей жизни в обратном направлении.
Сейчас я с мамой не живу, но, встречаясь иногда со мной, она со смехом говорит, что и моя работа на кафедре английского языка, и брак моей сестры с англичанином – все это плод любви к английскому языку, которую она нам привила.
