Пётр Кожевников - Две тетради
Обзор книги Пётр Кожевников - Две тетради
Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.
Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!
Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу. Я жгу свой текст, который записывал за 5 лет. Вновь приговор себе.
Я — на мосту. Внизу — Нева. Вода готова увлечь моё тело за мятущиеся торосы. Но вновь — помилование. Я напишу!
После этого — экология: проблема выживания человечества. Это глобально. Локально — ленинградская дамба и прочие преступления. Итог — травля, избиения, травмы, возбуждение уголовного дела.
5 июня 1989-го я был осуждён на 2 года лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на 1 год…
Мои герои — я. Я — мои герои. Галя и Миша. Мы не расставались почти 15 лет. Я мог бы написать о том, что произошло сегодня с вами, но я не сделал этого, потому что вы теперь — не те. Жизнь искалечила вас. Мне больно смотреть на ваши лица. Было бы легче, если бы не помнил ваши голоса и взгляды, мысли и мечты. Вас — нет.
Впрочем, есть иные, заменившие вас на рубеже 16-летних, те же Дафнисы и Хлои, Ромео и Джульетты. Они — в латаных джинсах с полувыбритыми головами, с «феньками» и босиком тусуются на Невском и по всем главным улицам, по всей стране. В них — те же чувства, то же влечение, та же любовь. Они — из таких же разваленных семей, где отца, как правило, нет, мать же, претендуя на функции мужчины, превращается в монстра…
Бремя этих подростков — рокопатия и токсикомания. Они также нуждаются в помощи.
И я могу это сделать. Должен. Я могу написать.
У меня ведь тоже растут дети.
© 1979 by Metropol
1979 ru LT Nemo FB Editor v2.0, FictionBook Editor Release 2.6 2011-09-14 81671688-12F9-4C12-A87A-7476F2A8F7AC 1.0 Журнал «Мы», №7, 1990 г.Пётр Валерьевич Кожевников
Две тетради
Посвящается М. П.
I
Иногда я думаю, зачем веду дневник? Наверное, от тоски по человеку, которого люблю. Он сейчас далеко, служит под Комсомольском-на-Амуре. И зачем парней так далеко посылают? Служил бы в пригороде, тогда можно было бы встречаться. А так ни ему отпуска не дают, ни я не могу к нему поехать. Два года не видеть любимого человека. Это — ужасно! Но он не может меня разлюбить. В каждом письме Сева пишет, как будет меня обнимать и целовать, когда приедет. Мы пишем друг другу каждый день. Правда, я иногда думаю. Вот кончу училище, направят работать, и так на всю жизнь, до самой пенсии. А какая жизнь после пенсии? Женщины вообще стареют после тридцати, а мне пока шестнадцать. Прожила половину. Да и какая жизнь у женщины. Замуж выйдешь — и всё. Мужчина по дому ничего не делает, а ты работаешь тот же рабочий день, а потом столько же времени возишься дома по хозяйству. Надо ходить в магазин, готовить и подавать, мыть посуду, стирать бельё, рожать детей, кормить их, воспитывать… С ума сойти! Интересно, а Всеволод будет мне помогать? Конечно, мне бы не хотелось, чтобы любимый человек мыл посуду или стирал носки, можно просто как-то разделить обязанности. Там, где физическая работа, например, вымыть пол — мужчина, а вытереть пыль — женская…
Третье апреля.
Из дневника Миши.
Сегодня мне пришла в голову мысль о самоубийстве. Это — итог моих несчастий и неудач. Но как мне умереть? Вот в Штатах, купил револьвер — и порядок. А у нас как достать? Отнять у милиционера? Стать охотником? Проще открыть газ, но если учуют соседи — всё пропало. Достать снотворного? Не знаю, правда, какого и сколько. Да и как достать? Прыгнуть под трамвай боюсь, да и сделаю, а потом зачинят, и живи всю жизнь уродом. Нет уж, фиг! Может, умереть от тока? Нет, ненадёжно, а мне хочется, чтоб наверняка. А главное, не мучиться — без боли. Не знаю, зачем пишу всё это в дневник. Для себя? Для других? Ну, пусть прочтут. Только чтобы я это знал, а они думали, что не знаю. Я даже могу посвятить Вам, читайте!
Я считаю, что у каждого человека своя нить в жизни. Я потерял её или не нашёл. Меня мучают неразрешимые вопросы. Вот человек. Он рождается, растёт, учится, работает, заводит семью, а потом — умирает. Человек всегда умирает! И моё настроение невыносимо! Иногда я думаю, как возникла жизнь вообще, как возникла Вселенная? Тогда мне кажется, что я свихнулся. А почему человека, когда-то сильного и смелого, в старости может оскорбить любой гад? Почему люди дряхлеют?
Даже хочется плакать.
Уехать куда-нибудь.
Третье апреля.
II
Сегодня в училище было комсомольское собрание. Уже после четвёртого урока внизу дежурили девчонки с третьего года обучения, которым было велено никого не выпускать. Так что нас с Маринкой вернули. На собрании Маринка читала общую тетрадь. Я дремала, а потом заглянула к ней и зачиталась. У неё был переписан английский рассказ про то, как одна супружеская пара пригласила фотографа снимать детей, а другая пара пригласила «государственного мужа». У них есть такая должность. Этого человека вызывают семьи, в которых нет детей. Так вот, фотограф пришёл в ту семью, где хотели иметь детей, а «государственный муж» пришёл туда, где хотели снимать детей. Мужья были на работе, а у них дома происходили очень смешные вещи. После собрания мы с Маринкой поехали ко мне. Она рассказывала, как целовалась с парнем. Он наставил ей на губы засосов, и они теперь болят. Маринка вообще фартовая девчонка. Курит только «Беломор», а пьёт только водку. Она много гуляет с парнями, но хоть кажется прожжённой, на самом деле — девочка. Не знаю, как ей удаётся сохранить невинность, когда она так напивается с парнями. А ругается как! Через каждое слово — мат! Но с виду о Маринке никогда не скажешь, что она блатная. Главное в её лице — большущие синие глаза. Я всегда себе представляла такие глаза у Мальвины. Лицо грубовато, но кожа — прекрасная. Маринка невысокого роста, но фигура у неё очень пропорциональная, и она не кажется ниже остальных девчонок. Ведёт она себя, конечно, развязно, но на самом деле очень стеснительная. А когда что говорит, то таким спокойным и уверенным голосом, будто иначе и быть не может. Но Мама её не любит, и я прошу Маринку всегда звонить перед приходом из автомата. Пусть приходит, когда Мамы нет дома.
Шестнадцатое апреля.
Из дневника Миши.
Я никогда не спешу домой после училища. Но всё-таки спускаюсь в метро и через десять минут я на Васильевском. Сегодня получил только одну двойку — уже достижение. В нашей группе тридцать человек, но бывает не больше двадцати пяти. Кто болеет, кто прогуливает. Я хотел слинять с двух последних часов — была спецтехнология, но на выходе дежурил мастер, и ничего не вышло. Спецуха — очень дурная наука. Преподаватель читает, а мы записываем: «Процессом резания древесины называется пиление. Элементы стружки — опилки…» И так два часа. А преподаватель любит вызвать к доске и издевается, пока ты ему отвечаешь. Не огрызнёшься — поставит тройку, а не двойку, если ни фига не знаешь. Он себя считает самым умным. Да все, наверное, так считают. Я спускаюсь в метро, а навстречу непрерывно едут люди, и каждый думает, что он и есть самый умный. На уроках эстетики вообще маразм. Первый час преподавательница рассказывает о чём-нибудь, зачитывает какие-нибудь определения, а ведь не она их и выдумала. Второй час мы записываем то, что она нагородила. Дома заучиваем. Но я думаю, что у каждого должен быть свой взгляд на искусство, любовь. А как он у нас будет, когда она так делает? Учебный год кончается, а в музее мы были только раз — в Доме научно-технической пропаганды. После занятий нас согнали на лекцию. Пожилой мужик рассказывал, как мы совершаем уголовщину, думая, что шалим. Один кадр угнал машину — хотел просто покататься, а его — в колонию. Другой, тоже из ПТУ, выточил из металла пистолет и выкрасил его в чёрный цвет. А потом на Голодае стал им стращать тридцатипятилетнюю бабу, которая шла с продуктами, хотел изнасиловать. Баба испугалась его воронёной игрушки. Изнасиловать парень не сумел, а его — в колонию. Они оба, конечно, дураки. Мне самому иногда хочется угнать машину, когда выпью. И с оружием я себя часто представляю — что бы тогда делал. Сегодня среда и нет вечерней школы. Можно прочитать книгу. Брался за неё в том году два раза — и всё никак. Совершенно нет времени.
