Александр Петров - Меморандум
Александр Петров - Меморандум краткое содержание
Александр Петров
Меморандум
Царю грядущему
Часть 1. Степанов
Табула раса
Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
У меня случился весьма удачный день. Наконец получил то, к чему так долго стремился. Мою работу оценил весьма серьезный человек и обещал помощь и поддержку. На душе было легко и светло, хоть вокруг быстро темнело. Казалось, весь мир, вся земля, весь воздух от травы до синего неба — всё, всё, всё — раскрылось и ответило на моё счастье: радуйся и веселись, ты это заслужил! Ты много трудился, был честен и бескорыстен, тебе удалось то, чего никто еще не делал. Сам Бог тебе благоволит, что еще!
И надо же такому случиться, именно в тот миг, когда я — невесомый и пьяный от счастья — летел, плыл над землей, над тропинкой старинного сквера к звездам, этим блискучим, ярким глазам, зовущим в бездонное черно-фиолетово-синее небо — именно в тот миг… Накатывала необъяснимая тревога — и я просыпался.
Этот загадочный сон приходит ко мне чуть не каждую ночь. Я спрашивал о нём хозяйку, но она лишь смеялась и легонько стучала костистым кулачком мне по лбу: не дури, а то накажу. Потом накатывали заботы наступающего дня, меня втягивало в круговорот работы, и сон забывался… Чтобы вскоре прийти ко мне среди ночи и вновь озадачить, и вновь растревожить.
— Тебе разве плохо живется? — спрашивала моя госпожа.
— Нет, не плохо, — соглашался я, — мне нравится.
— Ну, и не забивай голову всякой ерундой.
А я и не забивал. Мне нравилось работать на земле, от нее приятно пахло. Земля настолько добра и плодовита! Я не уставал наблюдать, как посеянное крохотное семечко выстреливало из черной теплой влажной земли росток, который потом разветвлялся, пускал листочки, и вдруг из невзрачных цветов появлялись крошечные зеленые плоды — они набухали, тяжелели, опускались к земле, на бережно постеленную соломку. Да это чудо! Я научился отличать помидоры от огурцов, грибы съедобные — от ядовитых, навоз — от чернозема.
Добрая заботливая Люда меня кормила, одевала, учила правильно работать, зарабатывать еду и деньги. Меня не заставляли делать ничего такого, что не нравилось. Мне даже скучно было только два раза: однажды в проливной дождь и ночью после первого страшного сна — но это прошло, и я снова жил хорошо. Да и вообще, был вполне доволен собой.
…Пока не пришел незнакомец. Он был похож на Люду, также одет в брюки и рубашку, сапоги и кепку, разве чуть поменьше ростом и потоньше в поперечнике. Он долго наблюдал за мной, потом сказал:
— Ты кто?
— Я Борька.
— Это и так понятно, у нас в деревне всех козлов Борьками зовут.
— Козлов?
— Ну да, с рогами такими…
— А, видел, — обрадовался я. — Они говорят: бе-е-е-е. Да?
— Ага. Говорят… А ты где родился, кто твои родители, как твоя фамилия?
— Не знаю.
— Скажи, а паспорт у тебя хоть есть?
— А что это?
— Нет, ну понятно: Людке — бесплатная рабочая сила, мужик в доме и все такое. А если мент подойдет и документы спросит, что ты ему предъявишь?
— Ничего. А что нужно?
— Вот здорово! — улыбнулся незнакомец и хлопнул в ладоши. — Слушай, а может ты китаец?
— Может.
— А может старый седой негр, играющий джаз?
— Нет, я не седой и джаз не играю.
— Но все-таки негр?
— Может и негр. А это очень важно?
— А может ты зомби? Нужно сбегать на кладбище и посмотреть, все ли могилы в порядке.
— Давай сбегаем! — согласился я, отложив лопату.
— Не-а, не интересно, все равно юмора не оценишь.
— А зачем юмор? Что это?
— Да, мужчина, — улыбнулся незнакомец, — ты просто мечта диктатора! Они хотят всех людей такими как ты сделать. «Табула раса» — вроде чистого листа бумаги. Пиши на нем что вздумается. — Он поскучнел и грустно сказал: — Ладно, пойду, у меня дела.
— Какие?
— Все равно не поймешь. Борька он и в деревне Зюзюкино Борька. Зря что ли так козлов называют.
Незнакомец махнул рукой и ушел. А я задумался. Никто мне столько вопросов не задавал. Оказывается, я мало знаю. Люда как-то говорила, что есть такие особенные люди — они умные и жить умеют. У них имеется всё: деньги, дома, тачки. Я ей сказал: значит мы тоже умные и жить умеем! У тебя есть деньги в комоде, вот наш дом и вот тачка — я на ней навоз по грядкам развожу. Люда засмеялась и сказала: ты глупый, поэтому лучше молчи. Я и молчал, пока этот небольшой человек не заставил меня говорить разные слова.
Пришла Люда, я спросил:
— Скажи, а паспорт — что это?
Она вздохнула:
— Да я уже договорилась. Мент запросил аж пятьсот баксов. Слышь, Борька, а ты стоишь полштуки?
— Наверное стою, — сказал я, — если мент сказал.
— Ладно, будет тебе паспорт. Давай сегодня пораньше ляжем, а то завтра праздник, надо в церковь сходить, чтобы всё как у людей.
Утром она повела меня на горку, где стояла белая церковь. На праздник пришло много хорошо одетых людей, они стояли, крестились, кланялись, улыбались, поздравляли друг друга и даже целовались. Мне это понравилось и я тоже повторял за ними всё, что они делали, а одна старушка в белом платочке меня даже похвалила: какой ты молодец, давай, давай, старайся, сынок. Люда постояла рядом со мной, потом встала в длинную очередь к священнику в золотой одежде с длинной бородой, а мне стало душно, и я вышел во двор. Рядом с церковью увидел домик, откуда вкусно пахло борщом, на крыльце стояла женщина в платочке и улыбалась мне. Я тоже ей улыбнулся. Она пригласила внутрь. Там на полках стояли книги, много книг. Я взял две самые красивые и стал их разглядывать, женщина в платочке позволила взять их домой и почитать, только велела вернуть.
За обедом Люда выпила вина и легла в гамак отдохнуть, а я открыл большую книгу с крестом и вдруг понял, что умею читать. Мне даже показалось, что когда-то уже читал эту книгу с золотым крестом на обложке. Я так увлекся, что забыл обо всем на свете. В голове словно зажглась лампочка и осветила темные углы. Дошел до того места, где Иисус Христос учит апостолов молитве «Отче наш», запомнил и часто произносил, то шепотом, то про себя. За три дня осилил первую книгу и взялся за вторую, про святых — и снова ощущение, будто мне это знакомо.
Люда почему-то ворчала, когда видела меня с книгами:
— Ой, Борька, сильно умным станешь!
— Разве это плохо? Стану умным и научусь жить. Будут у меня деньги, дом, тачка — много всего будет.
— Ага, а Людку свою ты забудешь, да? А кто меня будет любить? Кто будет мужиком в доме? Ты мне смотри!
— Что ты, Люда, эти книги как раз и учат любить ближних. Ты для меня самая ближняя, так что не бойся, я тебя не брошу и мужиком твоим всегда буду.
— Правда? — обрадовалась она.
— Правда, вот тут так и сказано: возлюби ближнего как самого себя.
— Тогда ладно, читай. Всё лучше, чем водку пить.
Понес книги в церковь, а женщина в платочке обрадовалась, что вернул, и еще предложила взять, что понравится. Взял целых три книги, поблагодарил и, прижав к груди, понес домой. Люда опять уехала в город. Я поработал в огороде, поджарил картошку, поел и сел на крыльцо читать.
Мимо проходил незнакомец, который три дня тому задавал мне вопросы. Он взмахнул рукой:
— Привет, раса табула!
— Привет, мальчик!
— Значит, не совсем ты у нас пропащий, раз книгу читаешь. — Показал на книгу в моих руках. — Ну и как она тебе?
— Мне очень нравится. Я как поем, сразу читать принимаюсь.
— Видно, поесть ты любишь? Вон какое пузо и ряшку наел.
— Да, я добрый и телом гладкий, — похвастал я и погладил выпуклый живот. — Люда говорит, что добрым и гладким быть хорошо, а худым и морщинистым — плохо, значит злой.
— Людка скажет… А в голове ничего не прояснилось?
— Что, например?
— Как что? Как звать, где родился, кто родители, была ли бабушка?
— Бабушка — это кто? — Почему-то именно это слово отозвалось в голове.
— Бабушка — самый добрый человек, она крестит ребенка, читает сказки на ночь, водит с церковь. Так была у тебя бабушка? Вспомнил?
— Нет, этого не знаю. Пока не вспомнил. Зато у меня будет паспорт. И еще я знаю, что надо любить.
— Уже неплохо! Ладно, созревай дальше, я пойду. Пока!
— До свиданья.
А ночью опять повторился таинственный сон.
Тем вечером сирень пахла просто головокружительно! Казалось, пронзительно-сладким ароматом густые высокие кусты, увешанные гроздьями лиловых соцветий, изо всех сил вопили о наступлении долгожданного теплого лета.
