Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ
Обзор книги Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ
ТУЛЕПБЕРГЕН КАИПБЕРГЕНОВ
КАРАКАЛПАК-НАМЭ
От автора
В этой книге есть и предисловие и послесловие, имеются и эпиграфы, то есть она весьма основательно обставлена всяческими предуведомлениями, но тем не менее я счел нужным предпослать ей еще несколько слов, адресовав их людям, которые будут читать мой роман по-русски.
Народы всегда стремились отстоять свою самостоятельность, самобытность, что и естественно, но столь же естественно и вечно стремление народов к сближению. От века считалось, что лучший способ породниться — это отдавать своих дочерей в жены сыновьям других народов и женить своих сыновей на дочерях других народов.
Для писателя каждое произведение — это его детище. И эта книга дорога мне, как родная дочь. Всякому, кто выдавал замуж дочерей, знакомо чувство грусти. Но всякий, кто растил дочерей, знает: гораздо печальнее и тревожнее, если остаются они непросватанными, если грозит им участь вековух.
Перед свадьбой невесту прихорашивают, обряжают и отдают с ней приданое, что собиралось и хранилось долгие годы. О приданом конечно же знали все в доме, но в обиходе никогда им не пользовались. Так и сейчас: отправляя свою книгу к русскоязычному читателю, вынул я из сундука своей памяти некоторые вещи, что доселе держал в уме, полностью привел те поговорки и притчи, сказки и легенды, издревле собранные народом, на которые в каракалпакском тексте я лишь ссылался или намекал.
Уходя в другую семью, невеста оставляет некоторые вещи в родительском доме, они были и нужны ей и дороги, но в новой жизни уже не пригодятся.
Впрочем, все это понятно, ибо таковы обычаи. Не мы их придумали, не нам их и отменять.
Еще. У нас в Каракалпакии, прежде чем пригласить гостя к обеду, его спрашивают, как он привык есть: за столом или за дастарханом? Умеет ли он брать плов руками, или нужны ему ложка и вилка. Сам-то я убежден, что за дастарханом — удобнее, а руками — вкуснее. Научитесь, и вы поймете, что это действительно так. Но если ради соблюдения национальных обычаев я стану навязывать гостю свои привычки, то в итоге нарушу главный наш обычай — обычай гостеприимства. Гость уйдет из моего дома голодным, поскольку не сможет отведать моего плова, только пальцы обожжет да рис на дастархан просыплет, не донеся до рта.
Но если он сядет за стол, то нужен ему стул, а напольная подушечка уже не нужна; если будет он есть ложкой, то не понадобится ему и чашка для ополаскивания пальцев.
Стол и дастархан обставляются и сервируются по-разному. Я перенес плов с дастархана на стол, но это тот же плов, тут я могу ручаться.
И еще. Эта книга переводилась с подстрочника. Знаю, знаю — лучше бы обходиться без него. Но не скоро еще появятся в Нукусе переводчики, которые владели бы русским языком столь хорошо, чтобы заниматься переложением художественной литературы. И русские прозаики, видимо, еще не скоро выучат каракалпакский язык. А потому пока, к сожалению, без подстрочника не обойтись.
Подстрочник — бледная и немощная копия оригинала. Он похож на израненного, обескровленного человека. Он в обмороке, он без памяти, он лишился чувств и потерял сознание.
Ему нужен не хирург, пусть и виртуозный мастер, способный пересадить сердце. Нет, книге не нужно новое сердце. Нужен донор. Но книга оживет только в том случае, если у автора и переводчика одна группа крови.
И наконец. Свой роман «Каракалпак-намэ» сам я считаю актуальным, проблемным, остросовременным, потому что убежден: самые насущные, самые острые из современных проблем — это проблемы нравственные, духовные. От их решения зависят взаимоотношения людей и держав, отношение к труду, к природе, то есть решение проблем международных, экономических, экологических, воспитательных.
В сказаниях, притчах, легендах и поговорках хранятся ответы на нравственные вопросы, ответы, которые народ собирал веками. И если предания и пословицы разных народов порой похожи, то это и значит, что нравственность едина для всех людей. Потому-то люди и понимают друг друга, хотя говорят на разных языках, придерживаются разных обычаев и принадлежат к народам, прошедшим различные исторические пути. Потому-то я и считаю свой роман остросовременным, хотя в нем, как убедится читатель, множество сказаний, притч, присловий и речений аксакалов.
Не мы первые живем на свете — истина известная. И не мы последние — это тоже станет неопровержимой истиной, если поймем, в чем человечество на протяжении тысячелетий видело смысл жизни, поймем и сумеем углубить этот смысл, сумеем избежать тех бедствий, которыми люди грозят себе и природе.
Часть первая
Не будь наследником своего отца, будь сыном человека.
Каракалпакская пословица…Рассказывая про себя, поступаешь в ущерб себе:
самообвинениям твоим всегда охотно верят, самовосхвалениям — никогда.
Мишель МонтенъВместо предисловия. Интервью, которое я дал самому себе
Вопрос. Почему я начинаю роман с интервью, данного самому себе?
Ответ. В сущности, человеку свойственно беспрестанно спрашивать самого себя, самому же и отвечать. Только так и можно разобраться в собственных чувствах и мыслях, глубже заглянуть в собственную судьбу. А это необходимо, чтобы глубже заглянуть в судьбу своего народа, ведь судьба народа существует не сама по себе, она так или иначе отражается, как в зеркале, в жизни каждого отдельного человека.
Человек — это целый мир, и если хочешь постичь Вселенную, надо сперва постараться познать себя; если хочешь понять смысл жизни вообще, то определи сначала, насколько осмысленна твоя собственная жизнь; если ждешь от людей доброты и совестливости, то спроси себя, добр ли и совестлив ты сам; не ломай хребет другому, если хочешь, чтоб твой позвоночник остался цел; когда стремишься помочь чужой душе, то прежде осознай свою душу. Лишь в этом случае можно свои потребности, мечты и тревоги соотнести с потребностями и мечтами других людей, с нуждами и тревогами народа.
Вопрос и ответ — это как вдох и выдох. Это дыхание души и мысли. Моя цель — не дышать в одиночку.
Вопрос. В сегодняшнем мире избыток каналов информации, и по ним буквально хлещет информационный поток. Многие люди, особенно молодежь, в свои двадцать — двадцать пять лет считают себя вполне сведущими, знающими людьми, считают себя эрудитами. Они уже успели устать от давящего груза всевозможных сведений, а потому чтение книг считают делом зряшным и нудным. А тут еще нехватка бумаги, разросшаяся чуть ли не до одной из мировых проблем.
Недавно в Лондоне был выпущен каталог всех книг, появившихся в мире за последние 400 лет (1556–1956). В нем 754 тома. В каждом томе 527 страниц. Каждый том каталога содержит 11 340 наименований книг. Перемножь это и посчитай. А если добавить сюда еще издания, вышедшие в свет за последние три десятилетия, то станет ясно-, сколько книг ожидает сегодня читателя. Как же, зная все это, можно решиться написать еще одну новую книгу?
Ответ. Однажды хан, разгневанный стихами непокорного Бердаха, велел привести поэта к себе во дворец и спросил его: «Ты осмеливаешься судить обо всем на свете, ты берешься всех поучать, многие простолюдины считают тебя ясновидцем. Поглядим, что ты знаешь. Я задам тебе вопрос, ответ на который мне точно известен. Если ты ошибешься — сниму с тебя голову. Понял? Отвечай: сколько людей во всем подлунном мире?»
Ни на секунду не задумавшись и прямо глядя хану в лицо, поэт произнес: «В подлунном мире сто девяносто девять миллиардов, сто девяносто девять миллионов, сто девяносто девять тысяч, сто девяносто девять человек».
«Врешь, самонадеянный пустослов! — вскричал хан. — Мне доподлинно ведомо, что в подлунном мире около двух миллиардов человек».
«Знаю, — ничуть не смутившись, ответил Бердах. — Но вы считали лишь одну часть человечества. Я же сказал обо всех трех его частях».
«Какие еще три части?»- удивился хан.
«Одна часть человечества — в земле. Другая — в утробах матерей. А третья часть, численность которой вы совершенно верно назвали, — это мы, живущие ныне, те, кто нуждается в еде и справедливости».
Хан подумал и вынужден был, умерив ярость, отпустить Бердаха.
Судьбы книг подобны судьбам людей. Их тоже можно разделить на три части. Одни — еще не рожденные, не выношенные. Другие — числятся в каталогах и справочниках, погребены в архивах библиотек и книжных завалах. Третьи — живут с живыми людьми.
Дело чести и совести писателя — хорошенько подумать, прежде чем засесть за работу над новой книгой. А определять судьбу книги — это уже дело времени. Если мой новый роман окажется нужен людям, то и бумага для него сыщется, и долгая жизнь ему будет дарована. Так что осмелюсь писать.