Виктория Токарева - УПК
Обзор книги Виктория Токарева - УПК
Виктория Самойловна Токарева
УПК
УПК — это учебно-производственная практика. Мы с Викой проходим практику в магазине. Мы надеваем белые халаты, белые шапочки, как пилотки у стюардесс, и начинаем продавать продукты населению.
Я продаю штучные товары: бутылки кефира, пакеты с молоком, творожные и плавленые сырки.
Моя очередь движется довольно быстро, я даже вхожу в азарт, и мне довольно интересно.
Наша руководительница практики Зинаида Степановна говорит нам, что в профессии продавца должна быть артистичность. Продавец и артист должны иметь общие профессиональные качества: а именно — обаяние.
Я довольно быстро освоила обаяние. Это нетрудно. Для того чтобы проявить обаяние, надо испытывать интерес к человеку по другую сторону прилавка. А именно — к покупателю. Надо смотреть на него так, будто ты давно его знаешь и теперь рада встрече.
Между прочим, я не притворяюсь. Мне действительно нравятся человеческие лица и интересно угадывать — что стоит за каждым лицом. Некоторые считают, что лицо — не показатель. Мало ли какое у человека лицо. Например, он некрасивый, а у него замечательная душа. Я уверена, что если замечательная душа, то человек некрасивым быть не может. Лицо похоже на самого человека. У дурака, например, не может быть умного лица.
Вот передо мной старик. У него детское, безмятежное выражение, и я догадываюсь, что он очень доверчив. И именно поэтому мне хочется обслужить его особенно хорошо, быстро и точно.
А вот женщина с пронзительными глазами. Эта своего не упустит. Если я сделаю что-нибудь не так, она меня просто изничтожит. Я ее боюсь, поэтому я делаю все так, как следует. Однако не улыбаюсь.
Рядом со мной на соседних весах — моя подруга Вика. Мы дружим с ней с первого класса. Она кажется мне самой умной и самой красивой. Дружба тоже должна включать в себя элемент восхищения. Если бы я Викой не восхищалась, то я не могла бы с ней дружить.
Вика взвешивает на весах сыр и масло. Ее очередь движется медленно, как будто застыла на одном месте.
У Вики сегодня отвратительное настроение, и она не намерена быть обаятельной. Ей не хочется быть обаятельной, а притворяться она не желает. Вообще притворяться — нехорошо. Но ведь покупатель не виноват в ее плохом настроении, и не надо втягивать его в свое настроение.
— Вовка подлец! — говорит мне Вика.
Вовкина подлость состоит в том, что он нашел себе другую девочку с немыслимой фамилией Альтер-Песоцкая. И они уже с этой Альтерой ходили на школьный «огонек», и все их видели.
— А что ему еще оставалось? — вступаюсь я за Вовку.
— Девушка, кефир свежий?
— Свежий, — отвечаю я и улыбаюсь.
Я отвечаю, а сама думаю про Вовку.
Вовка был центром и душой нашей компании. А теперь компания распадается. И это очень жаль. Настолько жаль, что даже не хочется ходить больше в школу.
Вовка любил Вику, и все знали об этом. А Вика Вовку не любила. И все тоже знали об этом. Вика ужасно гордилась своей победой и всячески ее демонстрировала.
Но на прошлом сабантуе по поводу дня рождения Хали (вообще он Халимовский) Вовка выпил чуть не целую бутылку вина и сказал, что помирает. И действительно, ушел в другую комнату, лег на диван и стал помирать. Губы у него посинели, ногти тоже посинели, он мелко задрожал и заклацал зубами.
На это никто не обратил никакого внимания, все веселились под маг, топали ногами, как стадо носорогов. Я сказала Вике, что Вовка помирает, но Вика решила, что он помирает из-за неразделенного чувства, и заплясала еще радостнее.
Тогда я села возле Вовки и стала плакать. Через какое-то время Вовка ожил, и я смогла спокойно уйти домой. Халя хотел меня проводить, но я не разрешила. Я хотела остаться одна.
Дома я все рассказала маме. Мама спросила:
— А ты где сидела, в голове или в ногах?
— У изголовья, — вспомнила я.
— А он видел, что ты плакала?
— Нет.
— Вот и напрасно, — сказала мама. — Надо было сесть у его ног. Тогда бы он видел.
— А зачем? — удивилась я. — Я плакала не затем, чтобы он видел. Мне просто было его жалко.
— Надо же… — сказала мама.
— Ничего не «надо же», — обиделась я. — Какие-то вы все…
— Вот чек, — напомнила женщина с челкой и подвинула мне чек.
«А почему она не на работе?» — подумала я о женщине, но спрашивать, естественно, не стала. Взяла чек и проверила сумму.
Вика рядом со мной заворачивала сыр в бумагу.
— А бумага, как картон, — сказала женщина с пронзительными глазами, та, что стояла недавно в моей очереди. Она заняла в обе сразу, для экономии времени. — Небось сто граммов весит. Только бы надуть…
Вика промолчала.
— Неужели нельзя в пергамент заворачивать? — не отставала женщина.
— А где я вам пергамент возьму? — спросила Вика. — Был бы, так и заворачивала.
Я внимательно следила за конфликтом, готовая вступиться в любую минуту.
— У меня такое чувство, как будто он плюнул мне в лицо, — сказала Вика мне, игнорируя свою недовольную покупательницу.
— И напрасно, — возразила я.
— Мне кажется, на меня все смотрят и показывают пальцем. Это ужасно.
— Что ужасно? Ты же его не любила?
— Но он был! Я ему верила! Он меня обманул!
Вика швырнула сыр, и он проехал по прилавку прямо до покупательницы с пронзительными глазами.
— Нахалка! — сказала она. — А еще молодая…
— Сами вы молодая, — ответила Вика, но это прозвучало как «сами вы нахалка».
Женщина стояла и не знала — обижаться ей или нет.
— Ну конечно, молодая, — мягко поддержала я Вику.
Женщина перевела на меня пронзительные глаза и решила, что при всех обстоятельствах, даже будучи нахалкой, лучше оставаться молодой. Она забрала свой сыр и отошла.
…Однако Вовка заметил тогда, что я плакала. Мало того, что он заметил, — это произвело на него сильное впечатление. На другой день он ходил подавленный от перевыпитого вина и от впечатления. А потом подошел ко мне и сказал:
— Нам надо поговорить.
— Давай, — согласилась я.
— Не сейчас. И не здесь.
— Почему?
— Потому, — объяснил Вовка. — Я тебе позвоню.
Я пришла домой. Села и стала ждать, глядя на телефон. Но Вовка не позвонил.
Я подождала до одиннадцати, а потом легла спать. И вот, когда я легла, он позвонил.
— А почему так поздно? — удивилась я.
— Звезды…
Я хотела пообижаться и покочевряжиться, но передумала. Стала торопливо одеваться.
— Ты куда? — спросила мама.
— Щас… — неопределенно ответила я.
Хлопнула дверью и сбежала вниз.
В небе действительно стояли звезды, и разговаривать в такой обстановке действительно не то, что в школьном коридоре.
Вовка стоял против моего парадного, ссутулившись, сунув руки в карманы, и без шапки.
Я подошла к нему. На его волосах и ресницах лежал снег.
— Я люблю тебя, — сказал Вовка.
У меня внутри что-то перевернулось от неожиданности и от торжественности.
— Я знаю тебя с первого класса, а увидел только вчера. Я не понимаю, как можно любить кого-то еще, кроме тебя.
Я молчала. Не знала, что сказать.
— Не отвечай! — приказал Вовка. — Не говори ничего. Подумай! А завтра мы поговорим.
Я вернулась домой.
— Ну что? — спросила мама. — Влюбился?
— А как ты догадалась? — растерялась я.
— Что ты собираешься делать?
— Я не знаю. А что надо делать?
— Тебе придется выбрать, — сказала мама.
— Между Вовкой и Викой? — спросила я.
— Нет. Между собой и собой. Какую ты себя выберешь?
— В каком смысле? — не поняла я.
Мама долго ничего не отвечала. Потом сказала:
— Бывает, в детстве упадешь с крыльца и не заметишь. А потом через десять лет горб вырастет. И умереть нормально не сможешь. Гроб круглый делать придется.
Я стащила сапоги и села на диван. Снег начал течь с волос по моему лицу.
— Я не плачу, — сказала я. — Это снег.
— Можешь и поплакать, — разрешила мама. — Выбор не всегда легко дается.
Я не спала тогда всю ночь. Мне хотелось, конечно, иметь свою победу, повесить ее на грудь, как орден, и чтобы все видели. Но можно ли получать ордена такой ценой?
— Девушка, я просил молоко, а вы дали кефир.
— Извините, пожалуйста… — Я исправила ошибку.
— Хотя, знаете, дайте мне и молоко, и кефир.
Я подала еще один пакет.
— Нет. Все-таки не надо… — передумал покупатель. — Или все же дайте…
Я поставила пакет на прилавок.
— Нет. Все-таки не надо, — окончательно решил покупатель.
Очередь занервничала, а я нет. Я знаю, что для некоторых людей проблема выбора — просто мучение. Чего бы этот выбор ни касался.
— Я советую вам взять, — сказала я. Я знала, что совет со стороны в таких случаях очень помогает.
— Почему? — насторожился покупатель.
