Лев Кассиль - Том 2. Черемыш, брат героя. Великое противостояние
Результат его был восемь из десяти.
Теперь бросал Фомин, один из лучших физкультурников Затона. Но то ли волновался он, то ли уже устал сегодня, так как участвовал в военизированном беге и был расстроен неудачей, но лишь первые три гранаты он перебросил, четвертая упала, не долетев до рва, и только остальные шесть попали в окопчик. И выходило снова так, что юнги и здесь побили затонских. Директор Судоремонтного сконфуженно тер затылок, избегая смотреть на товарища Плотникова.
И вдруг внизу, там, где сидели затонские ребята, раздался низковатый мальчишеский голос:
– А можно я кину?
На трибунах зашумели, зрители вставали. Кто это там? И все увидели, как с нижней скамьи трибуны поднялся паренек в фуражке, с буквами «РУ» на пряжке пояса, маленький, коренастый. Он твердой походкой прошагал к красному столу у футбольных ворот, где сидели судьи.
– А я можно кину?
– Вы же не записаны в число участников. Вас никто не выставлял.
– Мы, мы выставляем! Пускай кидает! – закричали со скамьи, где сидели синегорцы.
Затонские старики приподняли позором пригнутые головы:
– Этот еще чего вылез? Срамиться только. И так уж утерлись.
Но на трибунах сотни голосов закричали:
– Разрешить!.. Пускай бросает! Допустить!..
Судья пожал плечами, посоветовался с другими людьми, одетыми во все белое, потом скомандовал:
– На линию!
И Капка вышел на линию.
Он стоял, маленький, плотный, упрямо вобрав подбородок в шею, чуточку избычившись. Десять гранат валялись перед ним в траве, белая черта протянулась около его ног.
– РУ! РУ! РУ! – хором кричали со своих мест юнги. – Подрасти маленько, а то не видать.
– Давай, давай, Капка, не слушай! – подбадривали свои.
Капка засучил рукав гимнастерки на левой руке. Гранаты он аккуратно сложил влево от себя рядком. Поплевал на руку, наклонился. Долго выбирал гранату, взял одну, прикинул ее на руку, отложил, взял вторую, и эта ему не понравилась. Наконец Капка остановился на гранате, которую он и поднял для первого броска. На трибуне затихли. Товарищ Плотников с веселым интересом разглядывал маленькую фигурку Капки.
Начальник школы недоумевал, директор Судоремонтного хмурился, беспокоясь, как бы не вышло конфуза.
Капка взял гранату не совсем по правилам и прицелился ею так, словно держал биту, играя в городки. Потом он отступил на шаг, откинулся всем телом, резко шагнул вперед и метнул гранату левой рукой. Граната ударилась о самый краешек окопа, легонько качнулась и… медленно откатилась в сторону. Валерка припал головой к плечу Тимсона и закрыл глаза, чтобы ничего на свете больше не видеть. Тимка что-то промычал с ожесточением. Директор Судоремонтного пересел на другой стул, так как прежний треснул под ним. Капитан первого ранга Иванов-Тарпанов легонько усмехнулся уголком губ. Товарищ Плотников покачал головой.
– Шпиндель! Городошник! – кричали юнги в восторге. – Это тебе не бабушка в окошке! Рюха!..
Капка стоял на линии, закусив губу, упрямо опустив подбородок.
– Давайте же следующую, – сказал ему судья.
– Орут больно, не слыхать ничего, – пожаловался Капка, метнув сердитый взгляд в сторону тех мест на трибуне, где сидели юнги.
– Не тяните время. Или бросайте, или уходите, – строго повторил судья.
Капка взял новую, прицелился, отступил, сделал рывок к самой черте и швырнул гранату так, как бросал он биту, когда распечатывал заднюю «марку» в фигуре «письмо». Над самой землей пронеслась граната и сразу исчезла, провалившись в окоп. Капка нагнулся и тотчас же послал третью гранату. Она описала правильную дугу и канула в темноте рва. Капка бросил четвертую. Бросок был опять удачен. Он прихватил правой рукой и сунул под мышку две гранаты, чтобы не нагибаться каждый раз, размахнулся левой, качнулся вперед, пустил пятую. Взметнувшись слегка вверх, она снизилась в самую середину окопа. Капка метнул шестую гранату. Она летела, как бумеранг, вращаясь, и казалось, что вот-вот перемахнет через ров, но какая-то непостижимая расчетливость была в броске метателя, и над самым рвом граната круто опустилась вниз, в цель. На трибунах начали аплодировать. Капка швырнул седьмую. Есть! Капка швырнул восьмую. В ров! Все встали. Капка метнул девятую. Там! На трибунах неистовствовали. Капка сравнял свой счет с результатом Сташука. Он взял десятую. Эта была решающей. На трибунах притихли. Капка медлил. Он опять поплевал на руку, тяжело перевел дыхание, снял фуражку, аккуратно положил ее донышком вверх на траву, рукавом отер лоб, взял гранату, слегка подкинул гранату на ладони. Долго целился он, прищурив глаз, и тихо было на трибуне. Но вот Капка откинулся, отшагнул, потом словно прыгнул вперед и взмахнул левой. Звонко на дне рва стукнула граната о те, что уже лежали там.
И стадион заревел, загудел, затопал. Десятки людей бросились на поле. Над головами взлетели ноги Капки, посыпались на землю какие-то гайки, шурупы и выпало заветное зеркальце.
Но верный Валерка Черепашкин был тут как тут и подхватил зеркальце командора. А мастер Матунин протискивался к рядам, где сидели заводские старики.
– Видали? – твердил он. – Ведь Василия Семеновича сын, Бутырев. Ах ты батеньки-матеньки, ну золотой же парень! Ну честное даю слово!
– Василь Семеныча сын? Бутырева? – переспрашивали старики и, щурясь от солнца, слепившего им глаза, из-под ладони рассматривали Капку.
Глава 17
Командор держит ответ
«Кто вы?» – «Мы синегорцы», – отвечали мы, потому что мы и были синегорцы.
В. Черепашкин «История гор. Затонска и его окрестностей»Между тем почетных гостей пригласили выпить пивца и кваску в буфет. Буфет сегодня устроили для гостей в одной из комнат Дома пионеров. Товарищ Плотников вместе с директором Судоремонтного и начальником школы юнгов пошли туда. Через минуту туда же явилась одна из руководительниц Дома пионеров, Ангелина Никитична. Она чувствовала себя хозяйкой, да к тому же еще решила, что начальство приезжает не каждый день и надо воспользоваться случаем, чтобы поговорить о разных нуждах дома. Товарищ Плотников, высокий, бритоголовый, в чесучовой косоворотке, которую распирали его тяжелые плечи, принялся сам расспрашивать Ангелину Никитичну, как дела идут у пионеров.
– Вы знаете, – сказала Ангелина Никитична и понизила голос, – як вам, Иван Акимович, собиралась уже обратиться. Нехорошо у нас. Неладно. Нездоровое настроение у некоторой части ребят.
– Что такое? – удивился Плотников.
Ангелина Никитична открыла клеенчатый побуревший портфельчик, долго копалась в нем, наконец вытащила оттуда какую-то бумажку и карманное зеркальце.
– Вот, Иван Акимович, не вполне, мне кажется, здоровое явление. Я должна сигнализировать. Какие-то странные записи с неведомым гербом. Я вот сочла нужным изъять. И смотрите, тот же значок на зеркале. И зеркала наблюдаются у целого ряда ребят, вернее у известной части.
Плотников пожал своими широкими плечами:
– Ребята-то как, хорошие?
– Пожаловаться не могу, Иван Акимович. Активные дети.
– Ну и пусть себе тогда смотрятся в зеркало, по крайней мере носы чище будут.
– Нет, Иван Акимович, я вас уверяю, что целая организация. Я должна сигнализировать.
– Да чего тут сигнализировать? Надо поговорить с ребятами по душам, порасспросить, а потом уже сигнализировать да изымать. Экие, право, вы все тут прыткие!
– Иван Акимович, – Ангелина Никитична прижала обе руки к груди, – я здесь человек новый, до меня тут товарищ Гай работал, видимо большой фантазер, я теперь вынуждена многое искоренять.
– А нелегкая у вас, видимо, работа: изымать, искоренять… сигнализировать… Да вы не обижайтесь. Давайте-ка вот сейчас позовем кого-нибудь из ребят. Вы у кого эту бумажку изымали?
– Главные коноводы – это Черепашкин и Жохов. Они заправилы и очень скрытные ребята. Вы все равно от них ничего не добьетесь. Я уж пробовала.
– Ну-ну, уж как-нибудь! Авось мне больше повезет. Тут они сейчас?
– Тут.
– Ну, давайте их сюда.
И вот в кабинет привели Валерку Черепашкина и Тимку-Тимсона. Плотников широким гостеприимным жестом пригласил их сесть.
– Ну-с, – сказал он, весело всматриваясь в смущенные лица Черепашкина и Тимки, – так, значит, синегорцы?
Валерка и Тимсон в ужасе переглянулись, раскрыли рты от неожиданности и густо залились краской.
Плотников продолжал, как будто не замечая их смущения:
– Ну что ж, синегорцы так синегорцы, в чем дело! Но, может быть, вы нам все-таки, ребятки, расскажете, что вы за такие синегорцы, и с чем вас кушают, и за что вас поедом есть собираются некоторые воспитатели, от которых вы таиться решили.
Синегорцы молчали, глядя в пол.
– Ну, не хотите, не надо, – подождав немного, продолжал Плотников и подчеркнуто сухо сказал: – я ведь вас не допрашиваю. Очевидно, значит, не заслуживаю доверия… Так, что ли, выходит? Руковожу городом, партия мне доверяет, а вот пионеры некоторые, именующие себя этими самыми… как их… синегорцами, не желают оказать доверие. Плохо твое дело, товарищ Плотников. Печальная брат, картина. Ну, извините, что побеспокоил. Идите себе…
