Валентин Катаев - Том 4. Повести
Взрыв аплодисментов. Тарасов встает. Поэты тоже хлопают.
Аметистов воровато уходит на цыпочках за кулисы.
Орловский. Видишь, как тебя любят. Что ты будешь читать?
Тарасов (похлопывая себя по карману). Я тебе еще не читал. Новенькое. (Идет к рампе.)
Голоса из публики. Тарасов, «Зимнюю ночь»! «Рыбаков»! «Фальстафа»! «Сказку»!
Тарасов. Зачем? У меня есть новое. Только что написал. Сейчас попробуем. (Вынимает из кармана клеенчатую общую тетрадь, на которой выскоблены якоря, сердца, инициалы — типичная гимназическая общая старенькая тетрадь. Похлопывает по ней ладонью.) Еще горяченькие. Только что из духовки. (Читает.) «Море». (Задумывается.) А может быть, и не «Море». Еще не знаю. Одним словом:
Посмотри, как по заливу
Крепкий ветер волны пенит,
Свищет в мачтах, треплет вымпел,
Брызги свежие несет.
Посмотри, как круглый парус,
Голубого ветра полный,
Плоскодонную шаланду
В море яростное мчит!
Гуральник (наклоняясь к Орловскому). А? Это стихи! Это вещь!
Орловский. Помолчите!
Тарасов (продолжает, размахивая тетрадью).
Скрылся берег. Только парус,
Голубого ветра полный,
Только волны, только небо,
Только жемчуг за кормой.
Хорошо в открытом море
Среди синих брызг летучих,
Среди чаек в сизых тучах,
Между небом и водою
Ветру с парусом вдвоем!
Поэтесса (наклоняясь к студенту). Изумительно!
Студент. Недурно.
В это время отряд матросов и красногвардейцев занимает все входы и выходы. Среди них в одной двери — матрос Царев и Оля Данилова, в другой — солдат и т. д. Они слушают чтение. Их никто не замечает.
Тарасов.
Неужели ты не знаешь,
Неужели ты не видишь,
Неужели ты не хочешь
Оглянуться и понять,
Что в тумане тонет берег,
Что вокруг бушуют волны,
Вьются чайки в черных тучах,
Крепнет ветер штормовой.
Оля Данилова слушает в дверях, полуоткрыв рот.
Неужели ты не видишь,
Неужели ты не знаешь,
Что моя душа, как парус,
Переполнена тобой!
Овация. И вдруг голос Царева.
Царев. Здравствуйте.
Тишина. Публика видит в дверях вооруженных. Пауза.
(Поднимая маузер.) С места не сходить. Тихо. Что за собрание?
Тарасов. Вечер поэтов.
Царев. Какой политической организации?
Тарасов. Никакой. Мы политикой не занимаемся.
Царев. На! Собралось триста человек в одном помещении — и не занимаются политикой. Кому вы говорите! Чем же вы тогда занимаетесь?
Гуральник (бурно вскакивая с места). Поэзией! Вы слышите: по-э-зи-ей!
Мадам Гуральник. Замолчи, тебя не спрашивают.
Дочь. Папа, не волнуйся.
Гуральник. Не беспокойтесь.
Солдат (он уже давно кипит). Да что ты с ними цацкаешься? (Поднимает винтовку, страшным голосом.) Какая ваша платформа, душа с вас вон?!
Царев. Тихо!
Оля Данилова показывает на афишу, наклеенную возле двери.
Оля. У них вечер поэтов. Это бывает.
Тарасов. Вот, вот. Именно вечер поэтов. Тонко подмечено. Можно продолжать?
Оля. Ух, какой вы скорый!..
Тарасов (всматриваясь в Олю). Откуда ты, прелестное дитя?
Оля. Кто? Я?
Тарасов. Конечно. Какой сюрприз!
Оля. А чего сюрприз?
Тарасов. Я думал, вы — фурия революции, а вы — мадонна Мурильо!
Оля (не совсем поняв, но с гневом). Сами вы Мурильо.
Тарасов. Нет! Клянусь небом! Откуда вы взялись?
Оля. С Малого Фонтана.
Тарасов. Рыбачка?
Оля (высокомерно). Гражданин, вас это не касается.
Царев. Оружие есть?
Тарасов. А как же. Имеется. Вот оно. (Вынимает карандаш и потрясает им над головой.) Оружие поэта. Карандаш. Графитный, граненый, как штык вороненый!..
Вокруг смех, аплодисменты.
Царев. Брось дурака валять. Я спрашиваю: оружие есть? Объявляйте. А то найдем — расстреляем на месте. Ну?
Публика в нерешительности переглядывается, выворачивает карманы.
Голоса. Нет оружия. У меня нет. У меня нет. Тоже нет.
Орловский (осторожно вынимает из кармана и кладет под стул маленький браунинг). Нет.
Царев. Хорошо. По распоряжению губревкома вечер закрывается. Идите домой.
Публика и поэты выходят из зала мимо Царева, Оли и солдата. Тарасов гордо держит перед собой карандаш. Царев смеется.
Царев (Тарасову). Спрячьте свое оружие. Пригодится.
Тарасов. Гран мерси. (Проходит.)
Царев (оглядывая Орловского). Бывший офицер?
Орловский. Прапорщик.
Царев. Проходи.
Орловский проходит.
Публика и поэты спускаются по лестнице. Тарасов, студент, Гуральник бегут, обгоняя всех.
Возле кассы. Тарасов, Гуральник, студент и другие поэты.
Тарасов стучит в дверь кассы. Молчание. Колотит кулаками. Молчание. Открывает дверь. Заглядывает. Никого. На столике банка гуммиарабика и длинные ножницы. Тарасов оборачивается к поэтам.
Тарасов. Так я и знал.
Гуральник. Что? Унес кассу? Опять?
Тарасов. Опять.
Студент. Ах, падаль! Ах, сук-кин сын!
Гуральник. А мой гонорар? Где мой гонорар?!
Дочь. Папа, не волнуйся. Можно подумать, что мы не имеем на обед.
Гуральник. «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать!» Я принципиально требую свой гонорар! Я не уйду отсюда без моего гонорара.
Тарасов. Ну, так вам придется сюда переселиться вместе с вашей аптекой. До свидания, Гуральник.
Гуральник. Спасибо за эстетическое наслажденье, доставленное вашими стихами. (Жмет ему руку.)
Тарасов бежит в гардероб, где его ждет уже одетый Орловский.
Тарасов. Опять Аметистов унес кассу и ни черта не заплатил. Сколько раз я давал себе честное слово не выступать, пока не получу денег. Ну, не мерзавец?
Орловский. Мерзавец.
Тарасов берет свое жиденькое, коротенькое пальтишко, одевается, наматывает шарф. К Тарасову подходит поэтесса в хорошенькой шубке. Ее держит под руку аккомпаниатор в бобровой шапке и бобровом воротнике.
Поэтесса. Изумительно. Чеканно. Вдохновенно. Даже завидно. Спасибо, Тарасов. (Крепко, по-мужски встряхивает его руку.) Пойдемте, Базиль. (Уходит с аккомпаниатором.)
Тарасова окружают окололитературные девицы и совсем юные поэты.
Они протягивают ему альбомы.
1-я девица. Извините, что, не будучи знакомой… Пожалуйста… Тарасов, умоляю вас… хоть два слова…
2-я девица. Да, да. Пожалуйста. И мне. Вот здесь.
Тарасов. Ой, нет, что вы! Я не умею. Я хочу спать. Попросите у Орловского.
1-я девица (вежливо Орловскому). Да, пожалуйста, и вы тоже.
Орловский. Я в альбомы не пишу. Я не барышня.
Орловский идет к выходу. Тарасов за ним. За Тарасовым поклонницы с альбомами.
Они стонут:
Голоса поклонниц. Тарасов, напишите! Пожалуйста! Напишите!
Тарасов. В следующий раз, в следующий раз!
Улица возле консерватории. Орловский под фонарем. Один. Подбегает Тарасов.
Тарасов. Насилу отбился.
Орловский. Пошли.
Тарасов и Орловский идут по улице. Всюду следы недавнего боя: то согнутый фонарный столб, то убитая лошадь, то простреленная штора магазина, иногда под ногами хрустит битое стекло. Изредка проходит красногвардейский патруль. Сухая, холодная лунная ночь. Маленькая резкая и яркая луна. Четкие тени. Голубые стены домов. Шаги звенят, как по чугуну. Панорама прохода Орловского и Тарасова по городу.
Орловский. Между прочим, как это ни странно, но, говорят, Лермонтов не имел успеха у женщин. Вообще не имел успеха в свете.
Тарасов. Наоборот. Колоссальный.
Орловский. Это так раньше думали. А теперь найдены новые материалы. Оказывается, совершенно не имел успеха. По-моему, он был выше своего времени.
