Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.2. Повести и рассказы
Эгон.
P. S. Все же, на случай благополучного исхода нашего предприятия, прошу тебя сейчас же по получении письма выслать в адрес нашего посольства в Константинополе три дюжины отложных воротничков моего фасона (ты знаешь, какого), а также голубой гарусный коврик под ноги, который ты вышивала перед нашей свадьбой. С наступлением холодного времени он мне пригодится»[26].
«ЗАВЕЩАНИЕ
Августа 5-го дня 1914 года. Германского военного флота линейный крейсер „Гебен“.
Находясь в здравом уме и твердой памяти, я, минный механик линейного крейсера „Гебен“, капитан-лейтенант Рудольф фон Денке, завещаю моей жене Шарлотте фон Денке и моему сыну Вольфу Эйтелю все мое имущество, выражающееся в восьмидесяти двух гектарах земли с садом и усадьбой „Розенкрейцер“, близ Веймара, принадлежащее мне по праву наследования и закрепленное соответствующими документами у нотариуса Гашке в Веймаре, а также состоящее в обстановке моей квартиры в Веймаре, Лессингштрассе, 111/7. В случае выхода моей жены замуж до совершеннолетия сына, распоряжение имуществом в пользу моего сына переходит к моему брату, подполковнику шестого гусарского его величества короля прусского полка Вильфриду фон Денке.
Капитан-лейтенант Рудольф фон Денке.
Свидетели: Корабельный пастор Иероним Шванц.
Имп. и корол. генер. консул в Мессине советник
Альберт Лосс».
* * *«Луиза!
Опять ты будешь ругаться, что письмо в свинском виде, но, честное слово, я не хочу оскорблять твою аккуратность. Я просто грязен, как сто свиней, и не имею времени отмыться. Мы целые сутки грузили уголь, и эта каторжная погрузка вымотала из меня все кишки.
Наш сумасшедший адмирал решил переть напролом к туркам. Конечно, по дороге нас слопают англичане, и за адмиральское геройство, как и всегда, мы поплатимся нашими матросскими шкурами. Хорошо, что в Средиземном море нет крокодилов, и я не доставлю такой гадине удовольствия полакомиться рагу из электрика Баумана.
Если я действительно сдохну, тебе будет трудно, я знаю, но посоветовать что-либо утешительное не могу. Пожалуй, выходи тогда замуж за Гельмута. Он честный и непьющий парень и социал-демократ. К тому же хороший слесарь. По правде сказать, я предпочел бы, чтобы ты оставалась моей женой, уж очень ты ладная баба, но я понимаю, что женщине в двадцать шесть лет хранить верность скелету, да еще плавающему в море, трудно и скучно. Продай какому-нибудь идиоту-коллекционеру из филистеров шелковые ширмы, которые я привез из Китая. Говорят, дураки платят за них хорошие деньги, и Гельмут сможет взять тебя с приданым. Я шучу, а на сердце скверно, ведь я люблю тебя, женка. Черт бы подрал бога, кайзера и адмиралов с их собачьей грызней и этой проклятой войной! Пусть бы сворачивали скулы друг другу, а нас, матросов, оставили бы в покое.
Кончаю, нужно сдавать письмо. Вместо подписи отштемпелевываю тебе на память мой большой палец, вымазанный кардифом. Вот — полюбуйся (отпечаток пальца)»[27].
8
«Командующему силами Средиземного моря адмиралу Мильну. Командующему отрядом броненосных крейсеров контр-адмиралу Трубриджу. На траверзе Таормины. 6 час. 10 мин. 6 августа 1914 г. Встретил „Гебена“, „Бреслау“, выходящих из Мессинского пролива. Мое место: Ш. 38°45′, Д. 15°33′. Пропустив противника с левого борта вперед, на дистанции девяносто кабельтовых, следую за ним. Жду приказаний и присылки поддержки невозможностью самостоятельно вступить в бой. Прошу сообщить, объявлена ли война, могу ли открывать огонь случае сближения немцами дистанцию боя?
Келли»[28]
* * *«Командующему силами Средиземного моря. На борту „Defence“. Отрантский пролив. 6 час. 30 мин. 6 августа 1914 г. Доношу, что в 6 час. 10 мин. принято радио Адмиралтейства об объявлении нами войны Австрии. Ввиду этого прошу директив дальнейшей дислокации. Полагаю необходимым оставаться проливе, считаясь возможностью выхода австрийских сил из Полы навстречу „Гебену“. Ожидании ваших приказаний прекратил движение к югу, держусь на месте.
Трубридж»[29]
* * *«Лондон. Адмиралтейство. Адмирал Трубридж срочно донес мне о получении радио, извещающего об объявлении нами войны Австрии. Ввиду неприятия этого радио мною прошу подтверждения и разъяснения положения, так как случае военных действий с Австрией необходимо держать отряд Трубриджа в северном секторе Адриатики для наблюдения за австрийцами и удержания их от намерения выйти на помощь Сушону.
Мильн».
* * *«Война объявлена. Продолжайте держаться за противником, не вступая в бой, вне пределов досягаемости. Дальнейшие директивы получите.
Мильн» [30]
* * *«На борту „Inflexible“. 7 час. 09 мин. 6 августа 1914 г. Командующему броненосным отрядом, контр-адмиралу Трубриджу. Нахожусь линейными крейсерами, миноносцами тридцати пяти милях севернее Маритимо. Связи запрещением Адмиралтейства пользоваться итальянскими территориальными водами пройти Мессинским проливом не считаю возможным. Огибаю Сицилию с веста. Думаю пройти к весту до траверза Бизерты, имея основание полагать демонстративном движении Сушона Константинополю обман и возможный поворот Гибралтар. Объявлении войны Австрии мне неизвестно. Срочно запросил у Адмиралтейства директив и разъяснений. Наблюдайте за австрийцами, не исключен вариант прорыва Полу.
Мильн».
* * *«На борту „Defence“. 9 час. 18 мин. 6 августа 1914 г. Настаиваю разрешении спуститься к S. Со стороны австрийцев никаких признаков военных действий не замечаю, вследствие чего отход к северу полагаю излишним и вредным для операций против „Гебена“. Окончательном решении Сушона следовать Дарданеллы нет никаких сомнений. „Gloucester“ все время доносит курсе противника. Считаю возможным перехватить, принудить к бою ночью, когда силы моего отряда будут уравновешены немецкими в ночной обстановке возможностью сблизиться на дистанцию средней артиллерии. Замедление считаю тяжкой ответственностью перед родиной, королем.
Трубридж».
* * *«Флагману Средиземного моря адмиралу сэру Бэрклею Мильн у. 13 час. 10 мин. 6 августа 1914 г. Принятое Трубриджем радио Адмиралтейства о войне с Австрией передано ошибочно по небрежности чиновника канцелярии. Со стороны Австрии пока никакой угрозы нет. Отрядом Трубриджа распоряжайтесь по своему усмотрению соответствии имеющимися у вас общими директивами.
Первый морской лорд
Луи Баттенберг»
* * *«На борту „Inflexible“. 13 час. 29 мин. 6 августа 1914 г. Адмиралу Трубриджу (по неизвестным причинам задержана передачей, вручена адресату лишь в 3 час. 13 мин. 7 августа). Сообщение о войне с Австрией ошибка. Указание ответственности считаю бестактным, прошу помнить подчинении. Следовать на S разрешаю.
Мильн».
9
Командир «Gloucester» коммандер Келли не принадлежал к числу заметных и пользующихся блестящей репутацией офицеров британского флота. Крейсер, которым он командовал, считался кораблем с неважными традициями. Келли был на счету оригинала, чудака и «немного не в себе». Это было ясно из того, что он всерьез занимался научной деятельностью и музыкой. У него была отличная исследовательская работа «О микроскопическом строении клетки красных водорослей Саргассова моря», доставившая ему премию всемирного микробиологического конгресса. И он выступал в публичных концертах как виолончелист. С точки зрения традиций флота, это был, конечно, странный офицер, и он вряд ли получил бы даже легкий крейсер, если бы не случайная протекция высокопоставленной дамы, оценившей музыкальное дарование оригинала.
Несмотря на незавидное реноме, Келли держал корабль в образцовом порядке и даже, к крайнему неудовольствию подлинных моряков, взял в 1913 году королевский приз на крейсерских стрельбах. Но высокое начальство все же не доверяло необычному командиру, играющему на струнном инструменте, и назначило к нему старшим офицером, для порядка, лейтенанта Мак-Стайра, самого отъявленного бурбона флота.
Кроме того, на «Gloucester» было принято ссылать со всех кораблей провинившихся матросов, от которых открещивались порядочные командиры, и Келли безропотно принял эту обузу.
Отношения между командиром и старшим офицером были в высокой степени странными. Келли не замечал Мак-Стайра и никогда не разговаривал с ним иначе как по делам службы. Но Мак-Стайр не обижался и даже был доволен этим. Извилины его мозга были до отказа заполнены уставом корабельной службы, и ни одна посторонняя мысль уже не могла найти себе в них места.
