Лев Кассиль - Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам
А дверь направо из передней ведет в маленькую светлую столовую.
Здесь все сохранилось в том виде, порядке и состоянии, в каком это подчинялось при жизни поэта его чистому вкусу, скромным привычкам и строгим требованиям его труда.
Ощущение света, проветренности и особой взыскательной чистоты, которое охватывало меня всякий раз, когда я приходил к Маяковскому, возникает и сегодня, едва входишь в эту простенькую, но очень уютную, лишенную каких бы то ни было претензий на роскошь и в то же время весело нарядную столовую.
Глянцево отсвечивают крашеные и словно свежевымытые полы, две низенькие удобные банкетки в полосатых чехлах расположены по бокам высокой молочно-белой кафельной печи, возле которой, прислонясь к ней спиной, любил читать друзьям свои новые стихи Владимир Владимирович.
Как всегда, стоят живые цветы на маленьком обеденном столе. Когда собирался народ у Маяковского, стол этот раздвигали и ставили по диагонали из угла в угол маленькой столовой, чтобы могло усесться побольше… Справа у дверей на комнатном леднике возле большого синего цветастого чайника – грудой журналы, газеты, очередная почта одного из тех дней, когда был жив хозяин квартиры. Сумка письмоносца обычно пустела на добрую половину, когда он оставлял здесь почту, бандероли, письма, адресованные в Гендриков Маяковскому.
Встав утром, выйдя из своей комнатки в столовую, Владимир Владимирович первым делом шел к этому углу и брался за газеты, за журналы, за письма – «обтирание злободневностью».
А в это время обычно в противоположном конце комнаты уже начинал трезвонить телефон. Вот этот знакомый всем нам телефон:
2-35-79.
И, оттянув на длинном шнуре трубку, Маяковский уходил в свою комнату, где на столе ждала его раскрытая записная книжка и рядом – автоматическая ручка с уже обнаженным пером.
Здесь и сегодня все так же выглядит, будто Маяковский лишь на мгновение прервал работу, вызванный к телефону…
Какая-то корабельная чистота, строгий уют маленького, отлично организованного пространства. Обстановка, в которой все просто и удобно для жилья и работы, усиливает сходство комнатки с каютой. Да, это каюта капитана.
Ничего лишнего, только то, что необходимо.
Очень простой, невысокий шкаф с небольшим зеркалом, под которым откидывается вырезанная в дверце полка для бритья. Тахта, покрытая мексиканским плащом, превращенным в коврик. И рабочий письменный стол-бюро, где все удобно, все под рукой.
В шкафу, если откинуть полочку для бритья, виден клетчатый джемпер, хорошо известный всем по портрету Маяковского, сфотографированного на выставке «20 лет работы». Все под рукой. Но мир огромен, и до него не дотянуться, сидя за столом. И все здесь как будто в пути. Все выглядит компактным, дорожным, находящимся в движении.
Предметы обихода, которые нужны были Маяковскому в его постоянных путешествиях, напоминают об этом. Ведь он «земной шар чуть не весь обошел»! И недаром стоит на шкафу маленький школьный глобус, всегда находившийся в комнате Маяковского. «Мне необходимо ездить. Обращение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг!» – говорит поэт. Полпредом советского стиха он изъездил Европу и Америку, чтобы нести по свету мысли, «не боящиеся депортации», чтобы «стихом побрататься» с трудовым народом других стран и материков.
Не терпевший грязи, где бы она ни была – в людских отношениях, в человеческом сердце или в стихотворной! строке, – он был и в быту исключительно опрятен. Применявшийся к самым трудным условиям жизни, неприхотливый, он и дома и в дороге требовал лишь одного – чистоты. И правда, нет никакого преувеличения в строках его, где он признавался, что, «кроме свежевымытой сорочки», ему ничего не надо. Сохранился среди дорожных его вещей маленький резиновый тазик-ванна, который ой неизменно возил с собой и однажды описал в рассказе «Как я ее рассмешил».
Бережно собраны тут многочисленные записные книжки поэта с черновиками, с заготовками стихов, с записями рифм. Мы помним, какое значение придавал всей этой предварительной работе Маяковский… Но трудно сегодня без волнения читать на страницах этих маленьких карманных книжек слова и строки, давно уже ставшие известными миллионам людей и у нас и во всех уголках мира. А вот оно, то самое рабочее «стило» поэта – автоматическая ручка, которую я столько раз видел торчавшей из кармана Владимира Владимировича. Это ее в сердцах предложил поэт тому, кто полагал, будто в поэзии «всего делов – это пользоваться чужими словесами…»
Здесь жил он, наш великий старший товарищ, нага Маяк, как называли его сокращенно и уважительно друзья, правившие сюда на мощный свет его сердца.
А рядом, в соседнем помещении верхнего этажа этого дома и внизу, живет он и сейчас – Владимир Маяковский, первый поэт величайшей эпохи. Ныне «жилплощадь» ею – весь мир. Висят яркие «крикогубые» афиши, рассказывающие о бесчисленных выступлениях Маяковского перед читателями в самых отдаленных уголках нашей coветской земли, Европы и Америки. Плакаты из «Окон сатиры РОСТА»… Маяковский сам говорил, что стихотворных подписей к этим плакатам он сочинил столько, чтй хватило бы на «второе собрание сочинений».
Сбылось предсказание поэта, что «через годы – над этими окнами будут корпеть ученые, сохраняя от времени скверненькую бумагу… Это красочная история трех боевейших годов Союза… Это – предки… всех советских сатирических журналов…»
Внизу под квартирой, где мы так часто бывали у Маяковского, сейчас находится новый, пристроенный к дому светлый полукруглый читальный зал. Если комнатка-кабинет Маяковского во всем напоминает капитанскую каюту, то зал читальни смахивает на нарядный и уютный салон-рубку большого парохода. Зал никогда не пустует. Всегда здесь встретишь молодежь, студентов, школьников. И сидит среди них какой-нибудь почтенный литературовед, заглянувший сюда, чтобы уточнить что-то из поэтического наследия Маяковского.
А наверху хранится книга стихов Маяковского, пробитая пулей и закапанная кровью бойца Советской Армии: солдат шел в бой, а в нагрудном кармане у него была книжечка любимого поэта…
И стоит модель танка «Владимир Маяковский». Его построил на средства, собранные концертами, один из лучших исполнителей стихов поэта – Владимир Николаевич Яхонтов. Танк этот прошел сквозь бои Великой Отечественной войны до самого Берлина. Неподалеку высятся стенды, с которых Маяковский звучит как бдительный и надежный участник сегодняшней всенародной борьбы за мир. Стихи Маяковского приняты на знамена борцов, отстаивающих дело демократии и мира.
Вот высказывания крупнейших прогрессивных деятелей человечества, отдающих дань глубокого уважения и беспримерного восхищения нашему поэту.
Запись Назыма Хикмета, который, посетив этот дорогой нам дом, как бы снова пожал «сильную руку друга».
И на других страницах слова любви и братского восторга, адресованные Маяковскому Полем Робсоном, Луи Арагоном, Жоржи Амаду, Пабло Нерудой, Людмилом Стояновым, Иоганнесом Бехером.
Живые, пристальные, горящие глаза Маяковского снова смотрят на меня здесь с каждой стены, с десятков фотопортретов. И снова еще и еще раз с необоримой радостью ощущаешь, что дом в переулке за Таганской площадью – это не «прошедшего возвышенный корабль, о время зацепившийся и севший на мель», каким показался Маяковскому в Париже Нотр-Дам…
Нет, это стоящий в строю, грозно оснащенный броненосец, у которого не ступлен киль. Он стоит не на мертвом причале, он поныне на открытом рейде, на ходовом фарватере поэзии, отплывающей в завтра…
Такие люди, как Маяковский, не уходят в прошлое. Они всегда зовут в будущее. Пример их гения, труда и подвига влечет за собой. И мы идем за ним, как ходили во время войны наши солдаты за огневым артиллерийским валом.
Поэмы замерли,
к жерлу прижав жерло
нацеленных
зияющих заглавий.
Дальнобойные поэтические орудия Маяковского, чей флаг остался поднятым на рейде, шлют снаряды-стихи. Они гудят у нас высоко над нашим днем, рвутся далеко впереди, сокрушая все нам противное, проламывая его оборону и открывая нам дорогу для движения вперед.
Путь Маяковского, начавшийся в маленьком домике села Багдади, ныне присвоившего имя поэта, в маленьком домике над горной речкой Ханис-Цхали, прошел через переулок, где мы столько раз бывали у поэта в гостях, и вывел поэта-великана на широкую Триумфальную площадь в столице нашей Родины. Сейчас она называется площадью Маяковского.
Столица посвятила свою Триумфальную площадь имени и памяти поэта. Вот где он прописан навечно в Москве…
Давно уже под площадью находится чудесный подземный дворец – красивейшая из станций Московского метрополитена «Маяковская». Нержавеющей сталью отделана она. Архитектор, строивший станцию, выбрал для ее отделки этот суровый, скромный и благородный металл, никогда не шедший на брелоки и разменную монету. Эта сталь не боится ржавчины.