Анатолий Приставкин - Городок
— В письме все это есть, — ответил он серьезно.
— Люди хотят счастья,— вставила Галина Андреевна.— Любого! Об этом же надо написать.
— Счастье — это возможность в наше время общаться и понимать друг друга! Разве не так? — спросил дед Макар.
— Ну, в общем...
— Об этом тоже есть! — гордо подтвердил он. Сколько торжественной решимости было в его лице.
Все согласились. Письмо решили принять. Когда приступили к чаю с вареньем, предложенному Тамарой Ивановной, в дом без стука влетел Коля. Вид у него был растерзанный.
Все уставились на него, а Галина Андреевна моментально побледнела.
Коля безумно смотрел на сидевших за столом, нашел глазами единственное нужное и понимающее сейчас лицо Галины Андреевны и крикнул во всю силу, обращаясь прямо к ней:
— Родили! Два с половиной кило родили! — И только в конце членораздельно: — Де-воч-ку!
— Поздравляю тебя, Коля,— сдержанно произнесла Галина Андреевна. И вдруг закрыла лицо руками,— Господи...
Все присоединились к поздравлениям, стали спрашивать, как чувствует себя Поля, но Коля лишь повторял бессвязно про два с половиной килограмма, а потом побежал разносить свою радость по всему Вор-городку.
Дед Макар тоже расчувствовался. Достал платок и, шмыгая носом, высказался так:
— Первенец как-никак...
— Почему первенец? У нас теперь детей столько, что...
— Родился-то первый? — громко, велеречиво повторил он.— Вот когда родится человек да умрет человек, начинается настоящее селенье!
— Типун вам на язык,— воскликнула в сердцах Галина Андреевна и покачала головой.
— Так ведь смерть бывает только там, где есть жизнь, милейшая Галина Андреевна,— добродушно усмехнулся дед Макар, стал ложечкой подкладывать себе варенье.— И почему бы (со временем, конечно) не вашему покорному слуге положить свою буйну голову во имя нашего городка и начать этот грустный счет... Тоже — первым, а?
— Перестаньте, пожалуйста, Макар Иванович, не играйте у нас на нервах... Живите, ради городка, а за письмо вам спасибо.
Все стали благодарить деда Макара, а потом разошлись. Договорились на завтра, что после работы Шохов и Галина Андреевна пойдут собирать под письмом подписи, если удастся к этому времени его перепечатать.
Обход они начали с крайней к реке времянки по улице Сказочной. Потом уже спланировали обойти Болотную, Лесную и Западную.
Погода была так себе, то изморозь, то мелкий дождь вперемежку со снегом. Но Галина Андреевна в своем красном плащике, в резиновых сапожках, тоже цветных, выглядела не только представительно, но и женственно.
Шохов подумал, что она все-таки поразительно сочетала в себе какую-то строгость, даже величавость в разговоре, но одновременно и обаятельность и простосердечность. Люди, к которым они сегодня приходили, хоть и знали в большинстве своем Шохова, но обращаться старались к ней, понимая, что найдут в ней ответный отклик... Сам Шохов находился при ней как бы на вспомогательной роли. В нем было скорей любопытство к чужому хозяйству, чем к хозяину.
В первой времянке (номер девятнадцать) дверь отворила молодая женщина, растрепанная, в халатике, накинутом на комбинацию. Она смотрела на гостей и зевала. Большие, бледноватые губы, чуть припухшее лицо и безразличные голубые, навыкате глаза.
— Как поживаете? — спросила, заходя и оглядываясь, Галина Андреевна.
— А как видите,— произнесла молодуха и стала на их глазах не спеша прибирать постель.
— Вы что же, на работу не ходите?
— Я в декрете.
— А муж, простите, кто?
— Сварщик, в Гидромонтаже.
— Как фамилия? — спросил Шохов. В Гидромонтаже он знал всех.
— Шегунин,— ответила женщина и ушла во вторую половину комнаты. Оттуда раздались детские голоса и вместе с матерью появились двое детишек, девочек, одна — едва начинала ходить, а другой — не было и года.— Тихо! — крикнула она детям.— Сейчас кормить буду!
— Шегунина я знаю,— подтвердил Шохов. — Он у меня на участке работает.
Женщина занималась детьми и не обращала на гостей никакого внимания.
— Подождите, я вам помогу,— сказала Галина Андреевна и взяла ребенка в руки. Пока Шохов оглядел времянку (построена наскоро, но обставлена добротно: телевизор, холодильник, ковер), женщины нашли общий язык и о чем-то доверительно разговаривали.
Письмо хозяйка прочитала не очень-то внимательно, лишь поинтересовалась: «Так, думаете, снесут?»
— Неизвестно,— сказала Галина Андреевна.— Будем надеяться...
— А чего нам надеяться? У нас и очереди на квартиру нет...
— Почему? — спросил Шохов.
— А он у меня такой, растяпа... Кстати, как та женщина, что отвезли в родилку?
— Поля-то? Родила. Девочку, — сказала Галина Андреевна.
Молодуха покопалась в комодике и достала цветную распашонку:
— Вот, отдайте.
— Но вам и самим... Скоро...
— Я с запасом купила, — произнесла молодуха и снова занялась своими делами.
Во времянке номер двадцать — тоже молодая хозяйка, худенькая, тонконогая, и тоже двое детишек. Но постарше, чем у предыдущей. Времянку купили за восемьсот рублей. Сама хозяйка, как объяснила, кончила радиоучилище по морзянке, но работает в детском саду. Из-за детишек. Муж бульдозерист, в автоколонне, а очередь у него на квартиру двухсот семидесятая: на сто лет вперед!
Она с охотой все это выложила и с любопытством ждала, что ей скажут гости.
— А где раньше-то жили? — спросил Шохов.
— В Новожилове, — ответила она.— Дралась с его родней...
Галина Андреевна на прощанье попросила Шохова:
— Запишите его фамилию. Нам бульдозерист в городке пригодится...
Женщина произнесла вслед:
— Соседний дом пустой, не ходите. Там Громовы живут, молодые. Это у него вторая. Но тоже дерутся. Она к матери сбежала. Ему-то двадцать, а ей и того меньше. На мотоцикле любят гонять.
— А где он ее взял?
— Привез с того берега. Всю ночь тут на мотоцикле трещат, детишек пугают...
В следующей времянке (номер 30, а куда все промежуточные делись, да и были ли они, неизвестно) средних лет женщина, невысокая, красивая, черненькая. Предложила сесть, о себе сказала коротко. Времянку построил муж, он столяр, но сейчас штукатур. Приехали с Украины, потому что дочке велели сменить климат. И правда, вроде бы север, холод, а болеть перестала. Мебель не покупают, копят деньги, надеются получить квартиру. А племянник работает на телефонном узле, так он телефонный шнур сюда через Вальчик перебросил, и можно звонить.
— Тоже запиши,— попросила Галина Андреевна Шохова.— Телефон!
— Дрова — проблема,— продолжала женщина.— Так что ж, огородик развели, теплицу. Но мой сынишка все в чужой огород норовит залезть.
— Чужое всегда слаще,— сказала с улыбкой Галина Андреевна. А женщина быстро подхватила:
— Ага. В чужом огороде и своя жена слаще...
Все засмеялись.
— А как Поля-то? — спросила вдруг хозяйка. Видать, она знала Полю лично.
— Родила. У нее девочка, два с половиной килограмма.
— Поздравьте от меня. Скажите, от Лиды.— Она стала заворачивать какой-то сверток...— Вот! Одеяльце ей. «На зубок» — скажите.
— На какой «зубок»? — усомнился Шохов.
Женщины одновременно рассмеялись.
— «На зубок»! Обычай такой, дарить при рождении ребенка!
В других домах тоже вспоминали Полю и дарили «на зубок». Так что к концу обхода Шохов уже тащил под мышкой солидное приданое для Коли-Поли.
В следующем доме (номер его снова скакнул на тридцать семь) проживал Пестерев, Владимир Никифорович, немолодой уже шофер. Семь человек семья. А матери девяносто три года. На очереди не стоят.
— А чего там стоять-то, бесполезно, — сказал хозяин. Невысокий, щупленький, голубоглазый, очень приветливый. Он и не спросил, по какому такому поводу пришли люди, как нигде не спрашивали: к комиссиям да к властям народ был, видать, привыкший.
— Ну, как же без очереди-то? — спросил Шохов.
— Куда кривая выведет,— махнув рукой, ответил тот.
— А воду-то вам возят? — поинтересовалась Галина Андреевна.
— Да когда привезут, даже несколько раз, а когда ни разу.
— А сами откуда?
— Из Усть-Каменогорска... Уехали, потому что квартиру оставили сыну. Трехкомнатную, но малогабаритную, он женился. Но нам здесь нравится. Здесь воздух хороший. Там-то у нас рядом такой хитрый комбинат, днем чисто, а ночью как газ пустит, так дышать нечем. Мне-то ничего, а жена лежала в больнице по онкологической части. У нее рак желудка...
— Запиши, — сказала Галина Андреевна, многозначительно взглянув на Шохова. Было ясно, что она примет участие в больной женщине. Она спросила: — Сколько вам лет?
— Сорок шесть.
— Как же вы дальше-то?
— Да я ходил... Ходил. Я бы эту времянку хоть завтра в болото! Сам бы за свой счет бульдозер бы нанял. Ну, а зам. председателя в исполкоме говорит, я бы тебе дал, Пестерев, но ты же не прописан нигде, во времянке живешь... Вишь, какой грех! А где жить? — спрашиваю.
