Георгий Садовников - Суета сует
Вася сделал вид, что ослышался. Меня-то он не кинул еще ни разу.
— Трусливые душонки! Не дали подпись под снимком! — Вася апеллировал к общественности.
— Вася, подпись есть, — сказали ребята со спортфака и перемигнулись.
— Где?
Ему показали — вот: «Заведующий отделом прогульщиков Василий Сусекин удирает с лекции».
— И вы заодно!
Вася слепо побежал по коридору.
Я вернулся в аудиторию и поискал глазами Кирилла. Мне не терпелось рассказать о событиях этой перемены. Уж очень много смешного случилось за двадцать минут. Кирилл нашел меня сам. Он подошел сбоку, озадаченно потирая лоб.
— Оказывается, мы пригласили Елочку в театр. На сегодня. Она уверяет, но я что-то этого не помню. К тому же у меня нет денег!
— Я одолжу.
— А мы действительно приглашали?
— Было дело.
Попробуй разберись теперь в Елочке.
8— Йог, приехал твой батя.
— Ну и что?
— Как что? Ждет внизу. Просил поживее. Спешит вроде.
— Ничего. Подождет.
Я лежал лицом к потолку и курил.
— Но он в самом деле приехал и ждет.
— Ну и что?
— Не веришь?
— Верю. Ты у нас воплощение несгибаемой правды.
— Честное слово!
На этот раз я промолчал. Выпустил очередную струю «Любительских» и не сказал ни слова. Только молчанием можно отвадить разыгрывающего. Мы до того дошутились, что уже не верим друг другу. По известным причинам меня разыграть труднее, чем кого-либо из нашей комнаты. Я не поддаюсь искушению. Тем не менее Сусекин пристал ко мне и никак не отвяжется. Но я молчу.
— Могу встать на колени, — застонал Сусекин.
Мне захотелось глянуть на физиономию Сусекина. Я повернулся на бок и увидел трогательное представление. Вася стоял на коленях и, сложив ладони на груди, смотрел на меня умоляюще. На что не пойдет человек, только бы оставить ближнего в дураках! Я поаплодировал.
— Валяй следующий номер.
— Батя приехал, — тупо повторил Вася, поднимаясь на ноги.
В дверь постучали, и вошел отец. Я приподнялся на локтях. Менее всего я ожидал увидеть отца. Должно произойти нечто невероятное, чтобы он вылез из своей лаборатории и отправился в другой город.
— Все такой же соня, — пожурил отец.
— Он чемпион, — буркнул Вася из своего угла.
Отец присел на мою кровать. Мы потерлись щеками.
— Что случилось? — спросил я напрямик.
— Приехал за советом. В общем, это большой и серьезный разговор.
Отец почему-то конфузился. Для меня это новость. Отец рассеянный, отец сосредоточенный — таким я его знаю. Но отец сконфуженный не укладывается в моей голове. Кроме меня и палеонтологии, его ничто не интересует. Даже к смерти матери он, вероятно, отнесся как к сугубо биологическому факту, вполне объясненному наукой. Мне было пять лет, когда умерла мать, но я так предполагаю. Я слишком хорошо знаю отца. Что же касается меня и палеонтологии, так мы не даем повода для волнений. В нас он достаточно уверен. И мне кажется, стыдливый румянец был для него всегда такой же деталью быта, как веник, ведро или кошка. А тем нет места в его серьезном, строго рассчитанном мире. Впрочем, кошку он однажды заметил. Тогда он вернулся домой после крупного научного успеха. Что-то открыл или в этом роде. Он выдвинул рабочее кресло на середину комнаты, сел в него и благодушно улыбнулся. Тут через его поле зрения прошел котенок. Котенок был еще слаб. Он еле передвигал лапками, точно они прилипали к полу. Отцу захотелось позвать котенка, но он не представлял, как это делается. То есть как манят кошек. После некоторых затруднений он сказал:
— Коша, коша.
Котенок непонимающе посмотрел на отца чистыми голубыми глазами и ушел под кровать.
Может, и сейчас на отца нашло что-то подобное? И он вздумал сконфузиться?
— Погуляем? — предложил отец.
Кириллу повезло. Он сегодня пойдет в театр с Елочкой без меня. Я оставил у Сусекина записку и деньги. И мы с отцом отправились на улицу.
Отец долго стеснялся сказать о главном. Мы исколесили городской парк, переговорили о массе мелочей, а он все не решался. Если бы не случай, неизвестно, когда бы он перешел к делу.
— Как поживает Тамара Ивановна? — спросил я между прочим. Без всякого умысла.
Совместно с Тамарой Ивановной он ведет какие-то сложные исследования. Они торчат в лаборатории до позднего вечера. Потом расходятся по домам. Отец — в нашу гулкую, как собор, квартиру. Тамара Ивановна — в девичью келью. Хотя не пойму, как ей удалось засидеться в девах при такой впечатляющей наружности. Я и то был влюблен в нее по уши, когда еще ходил в желторотых десятиклассниках. Но отец не обращал на нее никакого внимания. Как-то я увидел их вместе и поставил крест. Отец держал Тамару Ивановну за руку и втолковывал непонятные мне термины. И оба при этом хоть бы что. Будто деревянные.
Поэтому я поинтересовался Тамарой Ивановной мимоходом. Поскольку она соавтор отца. Ничего иного я не имел в виду. Это был проходной вопрос, на который отвечать вовсе не обязательно. Но отца он невероятно задел.
— Она передает тебе большущий привет, — сказал он поспешно. Точно я сомневался в ее доброжелательном отношении ко мне.
— Вернешься, передай ей то же самое.
Это заявление обрадовало отца.
— Как бы ты посмотрел... если бы я...
Мне стало ясно: наконец-таки отец заметил, что, кроме палеонтологического таланта, у Тамары Ивановны есть и другие прелести.
— Я не против, отец. Я даже скажу: будь решительнее.
— Да, но...
— У нее кто-нибудь?..
— Нет. Но она, как бы сказать...
— Догадываюсь. Она равнодушна к мужчинам?
— Не то чтобы равнодушна. Вернее, они не интересуют ее в смысле...
— Ясно. Ты в этом твердо уверен?
— Мне кажется...
Отец немного растерян. Впрочем, я его понимаю. Человек для него был просто homo sapiens и вот теперь выкинул такую штуку. Выходит, этот homo sapiens «милый» и «ненаглядный». «Ненаглядный homo sapiens!» — каково на слух отца. Интересно, по каким признакам он выбрал мою мать из общей массы высших млекопитающих? Вероятно, дело решили слаборазвитые надбровные дуги. У матери были голубые выпуклые глаза.
Отец всегда смотрел на людей и события под углом своей науки. Помню, в Москве мы зашли к его старому приятелю. Приятель отсутствовал, и мы угодили в довольно крикливую компанию, собранную его дочерью. Приличия ради нам пришлось поторчать полчаса в этом шуме и гаме. Хозяйка представила отцу долговязого веснушчатого детину.
— Потомок князей Таракановых, — похвасталась хозяйка.
— Это что, — наивно возразил отец. — Ставропольские коллеги нашли скелет южного слона. Прекрасный экземпляр.
Отца сочли остряком и потребовали свежих анекдотов. Тогда мы едва отделались от хозяйки и ее бесцеремонной братии.
И вот к этому геометрически выверенному научному углу добавился светлый блуждающий луч. Отец влюбился. Есть от чего тут растеряться... Но я верю в нервы отца. Я не боюсь за отца.
— Отец, но, может, есть надежда?
— Я не уверен... И не знаю, как... Я приехал за советом. Ты понимаешь больше меня и...
Отец совершенно справедливо считает меня опытнее в некоторых вопросах. Он объективный ученый. В нем нет ложного самолюбия. Понадобься консультация по органике, он пойдет на поклон и к первокурснику химического факультета.
— Отец, есть простой и верный способ. Купи бутылку вина, коробку конфет и пригласи Тамару Ивановну к себе. Домой.
— Это и есть верный способ?
— Да, поставлены миллионы экспериментов. Способ проверен веками. Как ученый, ты не можешь не придать этому значения. Так вот, разлей вино по рюмкам, включи торшер и приемник. И убери остальной свет. Дальше все будет сказкой.
Мы ужинали в номере отца. Пили вермут и ели вкусную холодную индейку, приготовленную специально для меня домработницей тетей Лизой. Когда я впервые уезжал из дому, тетя Лиза плакала. Она абсолютно не придавала никакого значения моему житейскому опыту, ей казалось, что я пропаду в далеком городе. В этом она убеждена по сей день.
Вино ударило в головы, и мы принялись болтать о любви. Я рассказал отцу уйму разных происшествий из этой области. Некоторые я почерпнул из собственной практики. Отец слушал и, когда я заканчивал, начинал говорить о Тамаре Ивановне. Он раскраснелся. Глаза его блестели от вина и новых ощущений.
Ушел я от него в одиннадцать часов. Если бы не хмель, я бы отправился спать. Но я выпил вина, наговорился о любви, поэтому меня понесло в театр. Там я наткнулся на закрытые двери. В подъездах горели дежурные лампочки. Спектакль закончился давно. Не раздумывая, я повернул к дому Елочки. Я хочу видеть ее. Если она спит, я подниму ее на ноги. Я перебужу весь двор, а подниму Елочку на ноги. Она мне нужна — и точка!
В эту ночь Елочкин двор спал безмятежно. Будить никого не понадобилось. Потому что Елочка не спала. Она сидела на крыльце с каким-то парнем и не заметила меня, хотя я шагал довольно шумно. И парень не заметил. Я спрятался за ореховое дерево и стал подсматривать за ними. Вначале я хотел дать нахальному парню по шее. Но потом решил не связываться. Я не размазня какая-нибудь. У меня достаточно контроля над собой. К тому же парень, может, спортсмен. Боксер-тяжеловес.
