Константин Ваншенкин - Большие пожары
Неделю назад Сергей думать не думал о Мариманове, а сейчас ему казалось, что он ждал этой телеграммы чуть не все время, как вернулся, и только сейчас сбылось его ожидание.
На Ярославском было полно народу, за билетами стояли по нескольку суток, он тоже занял очередь и пока болтался по вокзалу. Вдруг искаженный под сводами прозвучал из репродуктора голос: «На поезд дальневосточного направления, отправляющийся через сорок минут, имеются в продаже билеты (Ага! Куда бежать?) в международный вагон... Повторяю...»
— Тьфу! Будь ты неладна.
Ему все же повезло, как вообще везло в последние дни. Он зашел в билетный зал проверить свою очередь. А в это время стало известно, что сформирован дополнительный состав «Москва — Владивосток», открыли сразу еще две кассы, очередь сломалась, и Сергей оказался одним из первых. Потом он тоже в числе первых ворвался в общий бесплацкартный вагон и занял третью полку, под потолком. Можно было захватить и вторую — еще были свободные,— но он занял третью — спокойнее.
Поезд тронулся, Сергей спустился вниз и стал смотреть в окно, они ехали сперва еще по самой Москве, мимо Сельскохозяйственной выставки (когда он снова увидит Москву? Скоро или нет? А может, вообще никогда не увидит? Кто знает!), потом мимо известных с детства подмосковных платформ, все быстрее и быстрее. Сергей смотрел в окно и думал о матери и об отце, а потом стал думать о Васе Мариманове. То, что он едет куда-то далеко, в Сибирь, не выглядело для него пугающим и необычным. Он давно привык к быстрой перемене мест и лиц и не успел еще от этого отвыкнуть. Он смотрел в окно и думал о Мариманове, но, конечно, совсем не думал о многих других людях, с которыми предстояло ему встретиться на новом его пути.
У него не было с собой ни вареной курицы, ни мятых крутых яиц, ни спичечной коробочки с солью. Ничего такого у него не было. Он выбегал на многочисленных остановках, выскакивал в выцветшей майке, и люди с уважением смотрели на синеющую ниже правого плеча наколку — парашют, перекрещенный крылышками. Он набирал в чужие чайники и котелки брызгающийся кипяток, покупал белую дымящуюся картошку, черные ржаные лепешки (денег еще чуть-чуть было — за разгрузку здорово платили!), съедал это тут же, а потом глотал слюну, когда обедали соседи.
Он, как и все, играл в карты и в домино, слушал и сам рассказывал разные истории.
Поезд шел медленно — мимо рощ и лесов, мимо невысоких гор, потом степями, тайгой. Поезд шел медленно, он был дополнительный, и все, кому не лень, выталкивали его из графика. Но все равно до Мариманова было не так долго ехать, ну, неделю, ну, десять дней. И хотя Сергей давно привык к длительным переездам,— из одной только Венгрии ехали два месяца,— сейчас он испытывал нетерпение. Когда ночью поезд останавливался или тянулся еле-еле, он огорченно ворочался на своей жесткой полке (постелей в их общем вагоне не было), и с удовольствием, чувствуя даже сквозь сон, как ходко идет поезд, засыпал крепче.
Мариманов стоял на перроне, в клетчатой рубашке, маленький, деловитый, выжидающе провожая глазами вагоны, и такой знакомой была его фигурка и его лицо со смутными монгольскими чертами, что Сергей высунулся, крикнул радостно:
— Ваш! Вася!
И Мариманов тоже радостно встрепенулся, ища, прошел взглядом мимо Сергея, потом увидел, и засмеялся, и засиял.
Они были еще слишком молоды, чтобы целоваться, они похлопали друг друга по плечу и крепко пожали друг другу руки.
— Ишь ты, какие у тебя волосы! — сказал Мариманов и взял чемоданчик Сергея.— Давай понесу!..
Они вышли на людную пыльную площадь, сели в трамвай, поехали по мосту через одну из великих, всем известных рек и дальше — по длинным улицам старого сибирского города. Потом пошли пешком по очень длинной и прямой улице.
Этот старинный город, основанный казацкими сынами, был новым для Сергея, как были для него новыми многие старые города, крепости, соборы. Но он был занят другим, да и вообще много чего навидался, и его не могли удивить ни приальпийские кокетливые виллы, ни здешние дощатые тротуары.
Они шли по этим дощатым тротуарам, как по мосткам, мимо сплошных заборов, мимо окошек, завешанных тюлем, за которым крохотными огоньками горела герань. Это был старый город, он стоял далеко в тылу, здесь не было видно следов войны, но война прошла и здесь, потому что воевала вся Россия, и следы войны были и здесь, только их не было видно. Война не разрушила здесь домов, но семьи и судьбы она разрушила многие.
— Я тебе ответ не сразу послал, потому что в тайге был в это время, — заговорил Вася. — На пожаре. — И спросил тут же: — Прыгать не надоело?
— Прыгать? — Сергей взглянул на Mapиманова, и перед его глазами встал другой Мариманов — хмурый, озабоченный, с парашютом на спине, с десантным ранцем под парашютом, с автоматом, торчащим стволом вниз. Они идут по проходу к открытой двери, а в ее прямоугольнике — мутный рассвет: не то обрывки облаков, не то дым разрывов. Мариманов делает шаг и исчезает тут же, следом делает шаг Сергей и вот уже висит над дымным полем, висит, висит на одном месте, неподвижно и беспомощно. А потом... Были и другие прыжки — учебные, и они проносятся перед ним чередой. У каждого прыжка свои особенности: здесь его хлестнуло стропами там он неудачно приземлился, разбив колено, а тут вообще ничего вроде не было, но был чистый прозрачный рассвет, далеко внизу домики, железная дорога, и он парит, именно парит, в уже нагревающемся воздухе. Он все помнит. Прыгать не надоело? Во всяком случае, он не горит желанием.
Но Сергей не ответил на вопрос, он спросил в свою очередь:
— А что?
Вася объяснил, что работает парашютистом-пожарным в авиационной охране лесов. Работа хорошая, платят хорошо. И главное — демобилизовались, и вроде нет у них специальности, а выходит, ничего подобного, есть у них специальность. И специалисты такие, как они, здесь очень нужны.
— Хорошо было бы, вместе бы работали. А с начальником я о тебе договорился. Ну, конечно, сам решай.
Сергей с нежностью посмотрел на Мариманова. Мировой парень. Не опрашивает, не удивляется, чего это ради отбивает его бывший отделенный телеграммы и мчится через всю страну. Значит, надо. Захочет — сам расскажет. Вот что такое настоящая дружба.
— А мне все прыжки снились. Я думаю, к чему бы это? — сказал Сергей и усмехнулся.— Ну, пошли, пошли. Устроимся здесь, а там посмотрим. Ну, как вообще дела, Вася? Тележко не попадался? Он ведь откуда-то отсюда. Или еще не демобилизовался, лечится, филон?
— Куда он денется.
— Девчонка есть у тебя?
— У меня жена есть.
— Чего-чего? — Сергей остановился, хлопнул себя по бокам.— Серьезно? Когда ж ты успел?
— Да с месяц, как свадьбу сыграли,— ответил Вася смущенно.
Они вошли в распахнутые ворота, перешли грязный двор и подошли к двухэтажному дому, около крыльца стояли машины. Здесь, видимо, помещалось несколько различных организаций — у дверей висели облупившиеся эмалевые и проржавевшие,— краской по жести,— таблички; и этот же дом был еще и просто жилым, под окнами бродили куры, на лестнице, по которой поднимались Сергей и Вася, играли ребятишки, а сверху спускались люди в летных кожаных куртках, с планшетами, один из этих людей кивнул Мариманову.
На верхнюю площадку выходило двое дверей, одна дверь была приоткрыта, там была квартира, и у Сергея закружилась голова от запаха жареного лука, в другую дверь они вошли, потоптались в коридорчике, Вася сунул голову в комнату, спросил кого-то: «У себя?» и поманил Сергея.
Начальник сидел за столом и разговаривал по телефону. Он был в белой рубашке, при галстуке, синий пиджак висел на спинке стула, а на подоконнике лежала гражданская летная фуражка с «капустой». Во всю стену подробная карта, с нанесенными на нее карандашными нагрузками, большинство их было непонятно Сергею, но все равно он с особым интересом скромно поглядывал на эту карту, понимая, что все эти леса охраняют от пожаров люди, подчиненные сидящему сейчас за столом человеку, и что где-то здесь, на этих зеленых пространствах, ожидает Сергея его судьба.
— Локализовали? Вот это молодцы! Внимательно окарауливайте! Да-да. До связи.
Он положил трубку и поднялся.
— Андрей Васильевич, вот это Лабутин, я вам говорил.
— Здравствуйте,— сказал Сергей с готовностью.
— Здравствуйте, здравствуйте.— Начальник подал руку.— Гущин...
Он был крепок, еще не очень старый, лет сорока, без седины в прямых волосах.
— Десантник? Десантники нам нужны. До армии профессии не было? Учились в школе? Ну вот, демобилизавались без специальности, а оказалось, что со специальностью, что вы нужный специалист. Вот что значит армия. Документы...
Сергей подал паспорт, красноармейскую книжку, удостоверение о прыжках. Тот быстро, почти не глядя, перелистал, вернул:
