Виктор Стариков - Звезда победы
— Вот-вот, — громко сказал Кубарев. — А теперь что стало?
Но Фомичев не обратил внимания на эту реплику. Данько осуждающе посмотрел на мастера.
— Люди стали сильнее, — повторил Фомичев, словно это было главным выводом его доклада. — В армии я пробыл всю войну, все время жил с солдатами. Мы учились всему: сначала силе обороны, потом порыву наступления, тактике уличных боев и боев за населенные пункты. Я помню, как генерал сказал одному солдату, когда тот пожаловался, что вот в сводках пока только населенные пункты перечисляются, а когда же города будут: «Сейчас населенные пункты… А будет время, когда вот так будут в наших сводках города перечислять». Солдаты прошли через многие и самые различные испытания. К тем дням, когда мы перешагнули границы, в нашей армии выросли великолепные солдаты. Они могли справиться с любыми трудными задачами. И города, как обещал генерал, перечислялись десятками.
Он помолчал, опять посмотрев на слушателей. Члены парткома с интересом слушали его.
— Да, наши солдаты выросли. В них окрепло чувство уважения и любви к своей Родине. Самое главное — это были советские люди, понимавшие значение и силу своей Родины. И каждый из них нес в себе частицу этой силы. Небольшая добавка легирующих материалов совершенно изменяет качество рядового металла. Вот такую частицу легирующего материала Родине несли наши солдаты. Это уже были совершенно иные люди, чем те, с которыми я начал воевать. Я думал тогда, какие же великолепные солдаты труда вернутся домой на заводы и фабрики, в колхозы.
Даже Немчинов открыл глаза и слушал Фомичева.
— На заводе я встретил людей, по своим качествам не уступавших солдатам, — продолжал говорить Фомичев, обращаясь ко всем членам парткома. — Я увидел, насколько мы стали сильнее после войны. Было радостно видеть этот рост людей. Я, наверное, не очень понятно говорю? — спросил он. — Понимаете, заводские люди прошли большую школу, они закалились. Меня не покидало чувство гордости за наших людей, и мне казалось, что теперь нам по плечу любое трудное дело. И эту силу мы увидели, когда страна приняла пятилетний план. В пятилетку мы собирались восстановить все, что было разрушено, и даже подняться еще выше. Вот какие горизонты открывались перед нами. И наш коллектив шел в ногу со всей страной. Сила наша проявилась в том, что мы взяли обязательство дать медь сверх плана.
Фомичев взглянул на часы: неужели он говорит уже сорок минут?
— Я — главный инженер, — громко сказал он, — виновен больше других, что завод в последнее время перестал выполнять обязательства в соревновании. Меня мало извиняет, что всего три месяца я занимаю эту должность. Как коммунист, я пока не оправдал своего выдвижения.
Скорее надо заканчивать. Фомичев выразил уверенность, что порядок везде будет наведен, заводской коллектив сумеет побороть все трудности, сдержит свое слово. Их завод входит в число передовых предприятий цветной промышленности. Это звание передового они сохранят.
— Я употребил слово трудности, — напомнил Фомичев. — Сказано не точно. Перед нами стоят задачи. В каждом цехе есть резервы мощности оборудования. Их надо использовать. В технологии надо двигаться вперед. В цветной промышленности мы все время ведем борьбу с потерями меди. И тут нам хватит работы надолго. Я хочу, чтобы весь коллектив охватило чувство творческого соревнования, поисков новых приемов работы, возможностей повышения всех качественных показателей. Такую линию я буду вести, как главный инженер.
Он замолчал и, вытирая платком пот со лба и висков, собирал листки.
Все молчали. Только Кубарев облегченно вздохнул, но тут же нахмурил густые темные брови, беспокойно задвигался на скрипящем стуле, гулко прокашлялся и испуганно посмотрел вокруг.
Вид у Фомичева был спокойный. Он сидел за столом перед раскрытым блокнотом, отдыхая и добродушно, внимательно оглядывая присутствующих. Даже трудно поверить, что он несколько минут назад говорил о себе такие нелестные вещи.
Данько сочувственно улыбнулся Фомичеву. Главный инженер принял эту улыбку за одобрение доклада. Что же, он честно и прямо изложил свою точку зрения. Дело членов парткома — сказать теперь свое слово.
Немчинов, открыв глаза, долго смотрел на главного инженера. Почти часовой доклад! Слишком много говорил. Вопрос ясен: надо выполнять обязательства. Изложить план. Поспорить о нем, внести новые предложения. Часовой доклад! Ах, молодость, неопытность!
В жизни Немчинова это был не первый случай, когда приходили особенно трудные дни. Он был спокойнее всех присутствующих.
Данько обвел глазами членов парткома и предложил высказаться.
Говорили многие. Слова, как и ожидал Фомичев, были жестокие и иногда до крайности обидные, словно только члены парткома испытывали горечь за заводские дела.
Не поднимая головы, смирив себя, Фомичев выслушивал все. Перед ним лежал раскрытый блокнот. Все больше и больше записей появлялось в нем. Выступавшие дополняли его список неполадок. Сколько же их, этих неполадок, упущений! И слова-то какие неприятные…
Лицо Фомичева медленно краснело. Он встал, подошел к окну и закурил трубку.
Так громко говорили, что, наверное, и на улице было слышно!
Весь свой гнев, накопленный в течение вечера, Кубарев обрушил на Фомичева.
— Понадеялись: молодой, хороший будет главный инженер, — досадливо говорил Иван Анисимович, разводя в стороны руки, прокашливаясь. — Сами знаете, как в войну завод держали: меди давали столько, что и сами дивились. Забыли, как это можно план не выполнять. Правительство наш завод даже орденом отметило. Да каким! Орденом Отечественной войны! Послевоенную пятилетку начали. Вот, думали, теперь другая жизнь пойдет. Все загудит! Ведь мирная жизнь началась. Для этой жизни работаем. И вот что получилось… Любуйтесь, люди добрые! Обязательство по пятилетке взяли, а одолеть его не смогли. Нам, видите ли, трудно стало. Эх, — он зло махнул рукой, чуть не задев настольной лампы.
Мастер распалился. Голос его звучал все громче, он и кашлять перестал.
— Ведь Фомичев непорядки видит. Сам порассказал, что́ на заводе. Да разве он только сегодня к нам пришел, только сейчас все увидел? Почему не исправляет? Пусть отвечает. Ночью к нам заходил, видел, как мы мучаемся. — Кубарев подробно рассказал, как они гоняются за электровозами. — Вот где мы силы тратим. Народ-то на соревнование мы подняли! Тревога сейчас у людей. Только наверху-то у нас все ли надежно? Может, ошиблись мы в главном инженере? — заключил Кубарев и сел, не сводя колючего взгляда с Фомичева, словно требуя у него немедленного ответа на свой вопрос.
Сухо затрещал коробочный волчок в руках парторга. Неодобрительно смотрел Данько на мастера.
Фомичев понимал Кубарева. Мастер судит о нем по тем случаям, когда сталкивался с главным инженером. Что же, Кубарев по-своему прав. Разве он, Фомичев, работая еще начальником смены, не судил так же строго и не всегда справедливо за каждый промах начальника своего цеха, главного инженера.
Слово попросил инженер Гребнев. Он вышел из своего затемненного угла, положил на краешек стола записную книжку.
Гребнева любили и уважали на заводе. Фомичев с особым интересом ждал его выступления.
— Вот, — Гребнев показал свои исписанные листки, — подсчеты мощности нашего оборудования. Обязательство можно выполнять. Оно нам по силам. Все гораздо сложнее. Кубарев прав: потеряли мы уважение к своему слову. На что надеялись мы, когда принимали обязательство? Была намечена программа технических мероприятий. Владимир Иванович, я с удивлением слежу за вашей работой в последнее время. Инженер вы или толкач руды? — В комнате раздался смешок, но потух под строгим взглядом Данько. — На всех диспетчерских совещаниях я слышал от вас одно: сколько проплавили руды, сколько проплавили материалов. А качественные показатели? борьба за высокие технические нормы? Вы инженер! Покажите же себя таким, каким вы были в цехе, каким мы знали вас до войны — смелым и решительным новатором. Вы у нас помогали десять лет назад развернуть стахановское движение. Помните, как гремел тогда на весь Урал ватержакетчик Годунов?
«Где он? в каких госпиталях? — вспомнил Фомичев ватержакетчика. — Так ничего и не пишет».
— Называли и вас. — Гребнев все повышал голос. Таким взволнованным Фомичев его еще никогда не видел.
— Вы не просто инженер. Вы — инженер-коммунист! Как же вы можете стоять на месте? Это горько и страшно для вас. Вас интересует только, сколько завод проплавил руды, вы не смотрите в завтрашний день. Владимир Иванович, глядите в наше будущее. Возглавьте движение коллектива. Поймите свою роль на заводе: вы начальник штаба технической мысли. Расчищайте дорогу новаторам. Ведите техническое наступление!
