Ваграм Апресян - Время не ждёт
Лицо Ляпина выражало одновременно испуг и смятение. Косо, по-собачьи держа голову, он соображал, как бы отвязаться от разъярившегося учителя, однако так, чтобы сохранить «честь мундира», не очень явно капитулировать перед ним.
— Я поступлю по-вашему, сударь, если вы докажете, что ваш хваленый метод убеждения применим к Игнатьеву, — сказал он уже спокойнее.
— Я докажу это, и очень скоро, — уверенно ответил Лодыгин.
— Тогда давайте, Борис Константинович, продемонстрируйте, так сказать, ваш педагогический эксперимент, — фальшиво засмеялся Ляпин.
Педагогический экспериментОсень 1896 года выдалась особенная, беспокойная. Директор гимназии Костев увещевал и стыдил гимназистов за «недостойное их поведение». Как-то, собрав их, он поучающе говорил: «Среди вас расцветают дурные наклонности — выводить свое собственное суждение об исконных, свято чтимых порядках на Руси, богом и государем предопределенных. Иные юноши распространяют опасные мысли, каковые сеют в народе зачинщики беспорядков — безбожники и бунтовщики. Чаша христианского терпения нашего переполнилась, и нам поведено свыше строжайше пресечь беспорядки. Однако к мерам суровым мы не прибегаем, полагаясь на благоразумие ваше и на склонность души вашей выйти из заблуждения, в каковое вы введены опасными сеятелями крамолы. О послушании, прилежании и о верности царю и отечеству взываем мы к вам!».
Летняя забастовка тридцати тысяч текстильщиков, растущее революционное брожение в народе сильно встревожили деятелей «просвещения», призванных обуздать быстрые и строптивые умы юношей. Но нередко напыщенные речи увещевателей лишь повышали интерес гимназистов к политике. В самоубийствах, вызванных невыносимым режимом в школах, юноши обвиняли уже не дирекцию, а существующий строй. Часто возникали конфликты с учителями, и зачинщики их в глазах учащихся вырастали в героев.
Из-за одного из таких конфликтов в 11-й гимназии были изгнаны ученик Зеленко и поддерживающие его товарищи, а из 9-й гимназии ученик Комаров. Все они поступили в 10-ю гимназию, где пользовались особым расположением сверстников и находились как бы на положении политических эмигрантов. Игнатьев и Белоцерковец завязали дружбу с «эмигрантами» и составили ядро учеников, объединившихся на почве недовольства установленным в гимназии режимом.
Лодыгин не знал, но инстинктом опытного человека чувствовал, что эти несдержанные, готовые на все поборники правды крепко связаны между собой каким-то товарищеским обетом. Только спустя некоторое время, когда юноши за прямоту, честность и ум полюбили учителя, они открыли ему свою заветную тайну: все они, как оказалось, состояли в ученическом «Союзе северной школы».
Группы «Союза северной школы» имелись в сорока столичных гимназиях. Он ставил перед собой задачу объединения учеников средних школ для совместных чтений, организаций лекций, диспутов на волнующие социально-политические темы и на темы о революции. Разумеется, члены «Союза» не имели верного представления о том, что такое революция. Несколько лучше разбирались в вопросах революции ученики 10-й гимназии. С ними много занимался Лодыгин, состоявший членом «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».
Встречаясь с Игнатьевым на тайных сборах, Лодыгин мог с уверенностью сказать Ляпину, что он легко добьется от юноши послушания. Будто случайно встретив Игнатьева на улице, Борис Константинович сказал ему:
— По некоторым соображениям ты должен сейчас вести себя, как самый тихий, покорный ученик.
— Это почему же?— удивился Шура, подняв на учителя серые глаза. — Я обязан сохранить конспирацию как член «Союза», но как ученик могу открыто бороться против существующих порядков, — с пафосом закончил он.
— Нужно, Игнатьев. Я держу с Ляпиным нечто вроде пари. Разве ты допустишь, чтобы он выиграл пари и посрамил меня?
Шура отрицательно покачал головой.
— Значит, договорились? Юноша утвердительно кивнул.
— А теперь по существу вчерашнего скандала. Я считаю, что не следует подымать шума по всякому пустяку. Я не одобряю демонстрации, которую учинили вы на уроке истории. Зачем ты вскочил на парту и махал рукой, крича? Это мальчишеская выходка! — Шура залился краской до ушей. — Нужно быть выдержаннее и скромнее. Чевакинский хороший учитель, любит ребят, добродушный, но безвольный человек. Я уверен, что он недурно относится к памяти Разина, но назвал его Стенькой, видимо подозревая, что Ляпин подслушивает. Не всякий умеет идти на жертву ради убеждений... Впрочем, мы вернемся к этому вопросу, когда будет в сборе вся группа. До свидания.
Шура пожал ему руку. Застыв на месте, он долго провожал учителя благодарным взглядом. Что за человек!..
Лодыгин много времени отдавал ученикам, подготавливая их умы к восприятию идей марксизма, однако ученики не все знали о нем. Учитель не только состоял в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса». Он слушал лекции Владимира Ульянова и был лично с ним знаком. Лодыгин усердно занимался теоретическими вопросами марксизма, вел пропаганду среди рабочих и старших школьников.
Однажды, столкнувшись в коридоре с классным наставником Ляпиным, Лодыгин спросил:
— Кстати, как ведет себя ваш ученик Игнатьев?
— М-мм, Игнатьев? П-понимаете, я его не узнаю — тихий, кроткий — полная метаморфоза. Я подумал, что он на день, на два заделался агнцем, но вот прошел месяц, — и он... примерный из примернейших.
— Вот как! Не каторжник, значит!
— Нет, нет, он агнец, агнец. Хи-хи... Однако же не методом убеждения вы одержали победу, Борис Константинович. Дозвольте заметить, что в вашем педагогическом эксперименте есть секрет, который вы скрываете от меня.
— Секрет? — переспросил Лодыгин, загадочно улыбнувшись. — Есть у меня секрет, и большой! Неужто поделиться с вами?
— Непременно, непременно-с, ведь коллеги-с, так сказать, — угодливо осклабившись, сказал Ляпин.
— Так и быть, откроюсь вам, — мотнул головой Лодыгин и, внезапно нахмурив брови, сердито, почти гневно выпалил:
— Секрет — в любви к детям... — резко повернулся, сделал три шага, потом обернулся и добавил:— ...и в любви к человечеству!
Снова в путьВ одной из комнат на квартире Белоцерковца было организовано нечто вроде слесарной мастерской. В углу стоял верстак с тисками и инструментами, на полке — лампа, а возле нее лежали чертежи. Изготовление динамо сопровождалось непредвиденными перерывами и сильно затянулось. Детали цилиндрической формы Шура и Толя заказывали токарям-кустарям, а слесарно-обмоточные работы выполняли сами. Увидев, что сын окончательно «завяз в технике», ослабив интерес к естествознанию, Михаил Александрович махнул рукой. Неисправимый изобретатель!
Динамо, в конце концов, построили. Наступила волнующая минута испытания. Шура взял концы отводных проводов «плюс» и «минус», собираясь принять на себя первый удар. Толя опасливо предостерег друга от возможного несчастья. Шура не послушался, решив пасть жертвой науки. Но наука на сей раз обошлась без жертв. Отчаянный испытатель взял концы проводов в рот. Толя покрутил большое приводное колесо... Даже язык не пощекотало.
Много раз пробовали таким образом, "перематывали обмотку, меняли детали машины, увеличивая диаметр приводного колеса, чтобы ротор вращался быстрее.
И вот Толя снова рванул за рукоятку колеса. Шура вздрогнул, искривив рот, лицо исказилось смешной гримасой испуга и радости. В комнату набились любопытствующие дети: двоюродная сестра Толи Ольга, брат Шуры Федя и другие. При виде гримасы Шуры они тоже испугались, но ничего не поняли. Шура подключил провода к пятисвечевой лампочке. Она тускло светилась, вызывая восторженные крики и визги присутствующих. Конструкторы были на вершине счастья.
Этим они и ограничились, позабыв о водяном колесе на Ганниной речке. Занятые уроками и делами «Союза северной школы», юноши перестали пользоваться динамо для практических целей. Впрочем, когда ребята донимали вопросами и ни под каким предлогом их не удавалось выдворить, тогда друзья прибегали к помощи динамо. Толя крутил его, а Шура, взяв в руки концы длинных проводов, гонялся за ними, пугая их. Те бросались врассыпную и визжали, наскакивая друг на друга.
Чтобы сбить ребят с толку и не выдать существования Союза, придумали, что в комнате должен собираться «электрический кружок», а они, мол, мешают. В подтверждение сказанному, друзья развешивали на стенах чертежи и электрические схемы, на большой стол ставили батареи с сухими элементами, клали лампочку, рубильник. К «верстаку», который представлял собой старый крепкий стол, была прикреплена динамомашина. Вскоре один за другим приходили юноши, а затем — учитель Лодыгин. Собиралось человек тринадцать-четырнадцать. Сначала все кружились около динамо, пробуя на себе силу тока, потом тихо усаживались, кто за стол, кто прямо на «верстак».
