Евгений Воробьев - Охота к перемене мест
— Слово твое — пока оно у тебя во рту. А как только вылетает — уже чужое. Ну зачем было обещать? Зачем было давать честное слово бесчестному Садырину? — возмутился Маркаров. — Что ты на меня уставился? Я понял, чья это работа, еще в тот вечер, когда баян Кириченкова проходил пробные испытания. Заподозрили бы меня в краже — мне это как с дикого гуся вода. А на подозрении оказался Чернега. Когда два года назад Славка появился в бригаде, многие на него косились. Родом он из Бодайбо, работал на драге, на прииске. Ходил по стройке вздорный слух, будто у Чернеги золотой песок к рукам прилип, за это, мол, и срок получил. Михеич первый поверил этой брехне. А сейчас опять на Славку стали коситься. Об этом ты подумал? Учти еще, что Чернега горячо защищал твое право на молчание. Тоже косвенная улика против него...
— Какая же я ворона!
— Садырин сыграл на твоей честности. Но я его разоблачу. А то он войдет во вкус. Старухи в Дагестане говорят: укравший яйцо украдет и курицу,
— Решил рассказать?
— Я заставлю это сделать Садырина. Пусть сам себя разоблачит. Что такое разоблачить? Оставить без облачения, голеньким...
Раздались два выстрела, Маркаров деловито поправил пустой ягдташ и ускорил шаги. Шестаков снял ружье с плеча и понурившись зашагал следом.
На лесной прогалине их поджидал Погодаев. Двустволка уже висела у него за плечом, в руках по утке.
Едва он передал дары русского озера Маркарову и тот кинул их в рюкзак, как Шестаков поднял ружье. Он тщательно прицелился и выстрелил в ржавую листву осины,
Погодаев удивленно посмотрел на Шестакова, на его лицо, освещенное азартом, пожал плечами, перешел поляну и поднял подстреленную птицу.
— Обыкновенная ворона, — ухмыльнулся он в рыжие усы и огладил бороденку.
— Еще одна ворона, — резюмировал Маркаров, сделав ударение на «еще».
Шестаков готов был сейчас простить Маркарову все, даже его снисходительную усмешку, простить это «еще», такое ехидное. Он смотрел на него с признательностью. Теперь он понял, почему Маркаров не хотел при всех ругать Шестакова за его мальчишеское неумное рыцарство, дорожил его авторитетом в бригаде...
Став бригадиром, Шестаков больше всего опасался, что у него не хватит технического багажа. А труднее всего, оказывается, решать вопросы морали и этики. И пусть Шестаков еще раз ошибся — он по-прежнему ощущал к себе доверие и тех ребят из бригады, кто резко упрекал его в неправоте.
— Нынче совсем мало лесной малины. И кедровые орешки не уродились, — сообщил Погодаев; он спешил прервать неловкую паузу. — Так что у медведя зимой бессонница будет. А зимние шатуны самые опасные... Шестаков остановился, прислушался, судорожно вскинул ружьишко и выстрелил.
— Ну, погоди, длинноухий! Был бы стрелок получше...
— Ошибаешься, если думаешь, что шорох сухих листьев только охотнику на пользу. Пробегающего зверька в листопад труднее подкараулить, застать врасплох. Поскок зайца потише, чем твои шаги. А бесшумно к нему не подступиться...
Погодаев вскинул двустволку и ударил по уткам влет. Маркаров бросился в бурелом и тут же- появился с трофеем.
— Почему я с тобой люблю на охоту ходить? — спросил он Погодаева. — Потому что бегаю, как лайка, за утками, а чувствую себя при этом медвежатником!..
61
Длинный, узкий пустырь, подымающийся в гору, лишь условно можно назвать улицей — ни мостовой, ни тротуаров. Пустырь тянется из конца в конец поселка, хаотически застроенного деревянными строениями — бревенчатые дома, оштукатуренные, щитовые, и ни одного каменного.
Погодаев шагал, повесив на плечо сумку новой знакомой: знак того, что провожает ее после танцев.
Какими контрастами набит дощатый танцевальный круг! Лакированные туфельки-лодочки и сапоги-кирзачи, заляпанные так, будто их хозяин только что месил цементную жижу и заявился на танцы прямехонько из блока плотины.
Битый час отмучилась «дама» в парикмахерской, сооружая модную прическу, а кавалер из озорства пустился в пляс в накомарнике, как в маске фехтовальщика. Комары и мошка́ горожан больше не допекают. Но пусть все знают — парень из тайги!
Из своих ребят Погодаев встретил на танцплощадке Чернегу. Для него, при его росте, модные туфли-платформы, на которые вскарабкались партнерши, сущее несчастье.
Погодаев, приезжая на новое местожительство, в первые же дни отправлялся на танцплощадку. Некуда деться в свободный вечер, он не приучен глотать книги, как Мартирос. А на танцплощадке легко завести знакомства.
Вечера эти бывают чреваты опасностями, особенно после получки. Но Погодаев всегда чувствует себя дружинником: не остается в стороне, если кто-то ведет себя непристойно, обижает девчат, пытается хулиганскими воплями и свистом заглушить оркестр.
Чем же девушка, назвавшаяся Машей, приглянулась Погодаеву?
Она вовсе не та красавица, мимо которой нельзя пройти не обернувшись. Глаза чуть-чуть раскосые, напоминают, что с Иркутской областью соседствуют и Якутия, и Бурятия. Кожа чуть-чуть смуглая. Нос чуть-чуть уточкой. Вишневый нежный рот чуть-чуть великоват. Походка совсем не величавая, чуть-чуть подпрыгивающая.
Но, пригласив эту худенькую черноволосую девушку и протанцевав с ней румбу, Погодаев ни с кем больше танцевать не хотел. Дело не только в чуткой отзывчивости на каждое его движение. Они не только синхронно выделывали па, в их движениях чувствовалось и внутреннее согласие.
Она с удовольствием танцевала все, кроме вальса, который в такой несусветной толкучке танцевать невозможно: наступали на ноги, больно толкали.
Погодаев глянул на танцора в накомарнике и сказал с усмешкой:
— Ученые люди пишут: комар, чтобы один раз ужалить свою жертву, может пролететь пятьдесят и больше километров.
— В Тайшете один лесоруб приходил в железнодорожный клуб на танцы за двадцать километров. Назойливый, как комар...
Закончился вечер «белым» танго — дамы выбирали себе кавалеров, и Маша пригласила этого симпатичного рыжеватого парня.
Они не уходили с танцплощадки, пока не погасли яркие лампионы. Оркестранты уже в полутьме доигрывали шейк, исполненный сверх программы.
По негласному обычаю, парень, который протанцевал с девушкой последний танец, провожает ее домой.
Когда свет над истоптанным кругом погас и не стало слышно музыки, шарканья ног по настилу, Маша попросила домой ее не провожать: прибьется к группе знакомых девочек из общежития. Парни их поселка враждебно относятся к чужим ухажерам, могут затеять драку.
— Я же охотник! — успокоил ее Погодаев. — И двуногих зверей не боюсь. Тем более охотничий нож всегда со мной.
Ему понравилось, что она за него беспокоится.
Грузовые машины, ожидавшие своих хозяев, уезжали битком набитые к общежитиям дальнего поселка, на правый берег. Молодежь расходилась стайками, и на прилегающих улицах было многолюдно, как возле кинотеатра после сеанса.
Еще во время танцев Погодаев поинтересовался, давно ли Маша в Усть-Илимске и что ее сюда привлекло. Маша всерьез отвечать не стала: вот нашелся еще один отдел кадров!
Приехала потому, что в Усть-Илимске танцы три раза в неделю, играет ансамбль, а в железнодорожном клубе при станции Тайшет, где она жила с матерью, хрипатые пластинки, порядочных парней не встретишь, пьяных столько, что девушки больше танцуют друг с дружкой, кавалеры в болотных сапогах, в ватниках, не вынимают сигареты изо рта. Хоть вешай на стене плакат: «Граждане танцующие, будьте взаимно вежливы!»
К односторонней откровенности Маша не была расположена. Сам Геннадий о себе помалкивал по всем анкетным пунктам, а она не расспрашивала.
Провожая Машу, он завел пустопорожний разговор из тех, какие заводят, когда «хочут свою образованность показать», но почувствовал по ее взглядам, по тому, как она слушала, что бойкий тон коробит спутницу.
Ночь была звездная, он задирал голову, вглядывался в небо, называл звезды, что-то рассказывал о них.
— Приятно пройтись с таким образованным молодым человеком.
— Ошибаетесь, Маша, — вздохнул Погодаев. — Я только рассказываю складно, а звезд с неба не хватаю. До сих пор за десятый класс экзамены не сдал. Фактически — незаконченное среднее образование.
Маша полюбопытствовала:
— Откуда этот интерес к звездам?
— С тех пор как попал в партию изыскателей. Там один геолог из ленинградцев таскал с собой телескоп. Вот самодеятельный астроном и приохотил меня к звездам. Мы тогда два месяца прожили под открытым небом. Позже с трудом привык к крыше. Проснешься ночью — звезд не видно, ветра не слышно, костра нет. С непривычки жутко в избе без огня спать...
Погодаев даже поежился от пережитой жути, а признался в страхе так искренне, что Маша заинтересованно поглядела на него.
Они шли держась за руки, ответные пожатия волновали его, он уже несколько раз порывался ее поцеловать, и она каждый раз отстранялась.