Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 5
На следующий день в секции искусств выступал Д. Д. Шостакович. Его искренняя речь в защиту мира была в центре внимания конгресса и много раз прерывалась аплодисментами.
— Нельзя в эти решающие этапы истории, — говорил он, — отходить в сторону и тешить себя пустой иллюзией, будто мы поставлены над жизнью, над схваткой. Мы должны вторгнуться в самую гущу жизни, чтобы влиять на ее ход.
И аудитория отвечает:
— Да, да, да!..
6С. А. Герасимов и М. Э. Чиаурели посвятили свои выступления: первый — проблемам социалистического реализма, второй — сталинской дружбе советских народов. Оба выступления встретили чрезвычайно теплый прием. Оно и немудрено: советское киноискусство знают в США еще со времен «Броненосца Потемкина». Ограничения и рогатки, чинимые прокату советских картин, не достигают цели: к советским кинофильмам присматриваются, их изучают, им, если хотите, завидуют. Техника советского цветного кино на высоком уровне. Советские цветные картины намного совершеннее американских.
Герасимов и Чиаурели — художники, хорошо известные той части творческой американской интеллигенции, которая связана с киноискусством. Раньше, чем они появились в США, интеллигенция знала их по фильмам.
Глава польской делегации Гофман и чехословацкий депутат Гронек выступили с сообщениями о деятельности художественной интеллигенции своих стран в пользу мира.
Острым и критическим оказалось выступление кинодраматурга Лоусона, приговоренного к тюремному заключению за так называемое «неуважение» к «Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности».
— Американское искусство, — говорит Лоусон, — используется для подготовки новой войны. Это в частности основная причина того глубокого кризиса и деградации, которые переживает американское кино. Но мы не сдадимся без борьбы. Десять деятелей Голливуда находятся сейчас под судом за то, что они создавали картины, отличавшиеся «опасным» демократизмом. Они не одиноки. Это только первая десятка.
На другой день в перерыве между заседаниями мне удалось побеседовать с Лоусоном запросто.
— Кризис начинается у нас с искусства, — сказал он. — Голливуд накануне гигантской катастрофы. Наиболее крупные фирмы, сокращая актеров и режиссеров в США, начинают ставить фильмы в Англии и Италии, где рабочая сила намного дешевле, а безработных актеров не меньше, чем у нас. Производство кинокартин находится на уровне сорок пятого года. Вместо тысячи двухсот актеров, имевших в нормальные времена длительные контракты с фирмами, работают триста — четыреста человек, а из тысячи восьмисот сценаристов обеспечены кое-какими заказами человек двести пятьдесят.
Льюис Майлстон, известный кинорежиссер, утверждает, что серьезные картины исчезли, что от режиссера требуют только развлечений и развлечений. Началась истерия развлечений.
Не так давно Эрик Джонстон, глава Национальной ассоциации кинопромышленности, опубликовал «опус» под кричащим заглавием: «Как мы можем выиграть холодную войну против России?» В этом поразительном по наивности и невежеству сочинении новоявленный борец против коммунизма обеспокоен главным образом тем, что «демократический» мир (то есть американский) начинает проигрывать войну против мира коммунистического.
«На всем земном шаре, — удивляется Джонстон, — куда ни взглянешь, коммунизм либо завоевывает новые позиции, либо удерживает старые. Что мы должны делать? Ясно одно: мы должны делать гораздо больше, чем делали до сих пор. В качестве противодействия мы затратили миллиарды долларов для помощи Западной Европе… Но мы обманываем себя, если думаем, что одни эти меры могут положить предел распространению коммунизма».
Что же так обеспокоило м-ра Джонстона?
Оказывается, то, что в Советском Союзе рабочий говорит: «наша фабрика», «наш город», «наша студия», — а вот в Риме, поднимаясь в лифте и похвалив лифтеру отель, он услышал многозначительный ответ: «Возможно, но это не мой отель».
Итальянский лифтер настолько обеспокоил Джонстона, что тот посвятил его ответу почти целую страницу размышлений, приведших его к печальному выводу:
«Некоммунистический мир болен, — здоровье его гораздо хуже, чем нам кажется. Поставить его на ноги значительно труднее, чем мы думаем. По мере разработки нашей программы, имеющей целью улучшить уровень жизни всего мира, выясняются огромные трудности этой задачи. Мы обнаруживаем гораздо больший политический, экономический и моральный упадок, чем ожидали».
Что же предлагает для лечения капиталистического мира театральный администратор из Голливуда?
«Мы должны взять на себя осуществление индустриализации в мировом масштабе, — говорит он. — Для этого следовало бы создать постоянную мировую корпорацию экономического развития. Создание такой корпорации предполагает слияние правительственных фондов с частным капиталом. Наряду с корпорацией экономического развития я предлагаю учредить «Капиталистическое товарищество». Капиталистическое товарищество означает сотрудничество американского капитала и делового гения с капиталом, рабочей силой и природными ресурсами других стран. Америка может предоставить остальному миру в пользование одно из своих величайших сокровищ (так и пишет! — П. П.) — американского капиталиста с его долларами и техникой».
Вот и весь секрет лечения. Вместо десятка разобщенных монополий создать единую и неделимую мировую монополию во главе с американским капиталом, а весь остальной мир разграфить на соответствующие филиалы этой монополии.
Хитер Джонстон, ничего не скажешь! Самое удивительное, что этот бред печатается в широко распространенном журнале как некое открытие.
Американские дельцы беспокоятся на самом деле не об индустриализации мира, а о возможности выиграть подготовляемую ими же самими войну.
Ни о чем другом они не думают. Война — вот что должно их спасти, хотя бы на время.
Но каковы в США перспективы мира? Страна движется вперед с закрытыми глазами и, подобно слепцу, на каждом шагу ожидает препятствия или бездны.
Пять миллионов безработных и несколько миллионов кандидатов в завтрашние безработные, застой в торговле и производстве товаров широкого потребления, провал за провалом в «маршаллизации» Европы и полное банкротство правящих кругов перед лицом надвигающегося кризиса — неважные компоненты какой бы то ни было оптимистической темы.
Передо мною экономический бюллетень, рассчитанный на бизнесменов средней руки.
Вот что там пишут:
«Положение внутри страны не превосходит ожиданий. В первой половине 1949 года дела пойдут довольно оживленно. Однако уже замечаются признаки изменения в худшую сторону. Торговля не такова, какой должна бы быть. Строительство постепенно сокращается. Во второй половине 1949 года, если не будет войны, засухи или новых расходов на вооружение, предстоит дальнейший упадок дел. Надо все же надеяться, что он будет умеренным, не слишком жестоким, не долгим».
Специалистам из бюллетеня едва ли видно, каким будет очередной упадок — длительным или коротким, умеренным или катастрофическим. Однако могу сказать на основании личных впечатлений: покупателей в магазинах очень мало.
Как-то в свободный час я побродил по Бродвею. Народ толпился только в аптеках и в маленьких барах, магазины же и великолепные универмаги пребывали в дремоте. Может быть, американцы покупают больше утром, чем вечером, или вообще не покупают на Бродвее, где все стоит дороже, — не знаю. Но в небольшом городе Глен-Коу, в восьмидесяти милях от Нью-Йорка, где мы жили, картина та же. К ослепительным магазинам автомобильных фирм не приближалась ни одна душа. Галантерейные, книжные, промышленно-товарные магазины пустовали. Лишь в «центовках» (магазинах, где любая вещь не дороже одного-двух долларов) бродило человек по двадцать — не столько покупателей, сколько обозревателей. В Вашингтоне то же самое. Причем картина не меняется с утра до шести часов вечера, когда магазины закрываются. На мой взгляд, жизнь в Соединенных Штатах очень дорога, намного дороже, чем в Европе. Доступны только очень плохие, непрочные и некрасивые вещи. Все приличное или хорошее совершенно недоступно не только рабочему, но и среднему служащему. Нью-йоркская улица производит впечатление чрезвычайно однообразное. Люди одеты чисто, но удручающе одинаково, стандартизированно.
— Когда у вас в Советском Союзе снижаются цены на товары, — сказал мне знакомый американец, — это значит — дела в стране обстоят хорошо. Когда у нас цены снижаются — значит недалек кризис. Товары дешевеют только тогда, когда промышленники не знают, что делать, чтобы избавиться от них.
Огромным бременем ложатся на плечи американского обывателя и расходы на содержание правительственного аппарата. Я никогда не поверил бы, если бы мне не показали цифр, что федеральные расходы в 1948 году составляют на одну семью девятьсот восемьдесят четыре доллара (в 1929 году — сто двадцать один доллар на семью). Если же прибавить сюда содержание властей своего штата и местных правительственных учреждений, то эти расходы составят тридцать процентов всего национального дохода.
