KnigaRead.com/

Юрий Бородкин - Кологривский волок

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Юрий Бородкин, "Кологривский волок" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Да он проштрафился, машину отобрали, — опередил с ответом отец.

— Скажешь тоже! — недовольно повел бровью Сергей. — Нелады тут вышли с Охапкиным…

— И где теперь?

— Подал заявление в МТС на курсы трактористов.

— Шофером-то, должно быть, лучше.

— Хрен редьки не слаще. Ты же знаешь наши проклятые дороги: летом в грязи бьемся, зимой — в снегу.

— Ладно вам! О деле потом будем толковать, — суетился среди парней подбитый войной Андрей Александрович. Хвалил лейтенантов: — Ну и ребята, ну и орлы! Нечего тут стоять, пошли домой.

— Погодите, я сфотографирую вас. — Михаил достал из чемодана плоский черный аппарат, раскрыл его гармошкой.

— Это хорошо придумал, память будет, — одобрил Андрей Александрович, усаживаясь между сыновьями на порог кузницы и чувствуя словно бы историческую ответственность момента.

Глазок аппарата прицелился на них, заставил собранно подтянуться; Михаил нажал на кнопку, последовал затяжной, какой-то шелестящий щелчок: слишком быстро и, как казалось, ненадежно. На всякий случай повторили еще.

— Ты теперь кузницу захвати пошире, чтобы хоть на карточке-то сохранилась, — попросил Андрей Александрович.

Это был первый и последний снимок шумилинской кузницы, потому что и сама она, кажется, предчувствовала, что дни ее сочтены, стояла, смиренно нахохлившись: стены пообшарпаны дождями и ветрами, железная труба покосилась, почерневший тес крыши начал сползать. Послужила людям, повеселила округу чистым стальным звоном наковальни.

— Шабаш, ребята, в сторону сегодня работу! — с понятным вдохновением провозгласил Андрей Александрович. — Ступайте, я ведь долго проковыляю.

Но то ли сыновья сдерживали шаг, то ли сам он, бывалый солдат, не хотел отставать, слишком бойко припрыгивал — догнал их в заулке. Пусть посмотрят односельчане, какую гвардию он ведет!

А навстречу мчалась Верка. Возле ворот поджидала мать: ноги у ней ослабли от счастья, и глаза застилало, она не сводила их с Алексея. Он приближался, фигура его росла, и глазам становилось все больней и жарче от солнечного блеска на его офицерской амуниции. Ее сын, ее награда.

20

За завтраком отец был неразговорчив, какая-то тяжелая мысль владела им, и, казалось, не находил он способа освободиться от нее. Раньше всех отодвинулся по лавке от стола и сказал окончательно обдуманное:

— Вот что, ребята, кузницу пора закрывать. Хоть Леонидовна и пишет мне по-свойски трудодни, не отрабатываю я их, а иждивенцем у колхоза быть не хочу. Помогите сейчас принести кой-какой инструмент, авось дома пригодится.

Последний раз со старческим скрежетом открылась двустворчатая дверь кузницы, пахнуло резким запахом окалины, застойной позеленевшей воды в чане и кислотного припоя. Скоро здесь все возьмется ржавчиной, даже земляной пол, превратившийся за долгие годы в руду с высоким содержанием железа, а пока еще зеркально сверкала наковальня, посылая под крышу солнечный зайчик.

Стали отворачивать тиски, перебирать инструмент, откладывая годные зубила, напильники, сверла, бродки. Алексей рылся в железяках, сваленных в углу, искал оказево[7], потому что собирались лучить рыбу.

— Вот оно! Только погнулось, да поперечина одна отвалилась.

— Надо поправить, сейчас вздую огонь, — сказал Андрей Александрович, обрадовавшись возможности еще разок ударить по наковальне.

Сергей несколько раз качнул за веревку одышливо-сиплые мехи: загудело синее горновое пламя, волнами заходила по кузнице пыль, роившаяся на солнце. Недолог был прощальный звон наковальни, огласивший деревню. Приклепали новую поперечину и острогу покалили в огне, пообстукали от ржавчины.

Сыновья унесли инструмент. Андрей Александрович, сидя на ошиновочном станке, смотрел с улицы, как навсегда остывают, покрываясь налетом пепла, лиловые угли. Кузница казалась ему не то, чтобы разоренной, она напоминала тело, лишенное души. Будет стоять теперь как недолговечный памятник той доиндустриальной поре, когда в таких придорожных прокопченных хибарках рождалась русская рабочая сметка.

По мельнице, снесенной половодьем еще в войну, тушили всем миром, а кузница изжила себя исподволь и отошла в ненадобность как-то без сожаления, без боли: для всех, кроме него. Далеко ли ускачешь на одной-то ноге? Да и привык к ремеслу: десять лет, как вернулся с войны, торил одну дорожку от дому до кузницы. Не нужна стала, вон уж станок для ковки лошадей начала глушить крапива, потому что давненько в него не заводили лошадей. И не в одном только Шумилине, по всей Руси гаснут горновые огни сельских кузниц, оробели они перед машинным веком.

Посмотрел на старую ветлу, подивился ее живучести. Еще в войну первый раз ударила в нее молния, но только подсушила немного одну половину. Нынче ударило со всей яростью. Андрей Александрович как раз находился в кузнице, он даже выронил из рук кувалду и то ли отпрянул сам, то ли его отшвырнуло этим адовым огнем к верстаку: больно ударился поясницей и не сразу опамятовался. Выбрался за порог и ахнул: как будто исполинским топором размахнули надвое ветлу, одна половина устояла, а вторую отщепило и повалило на землю. И все же она продолжала жить, как-то добывая соки для зеленых еще своих ветвей, упрямо тянувшихся к солнцу.

Вернулись сыновья. Увидев топор в руках у Сергея, Андрей Александрович спросил:

— Куда наладились?

— Плот надо сколотить да смолья нарубить.

— Полноте-ка томиться ночью, лучше с удочками сходите на зорьку, — посоветовал он.

— Сейчас самое время с острогой — сентябрь, холодная вода.

— Ладно, покурите, до ночи еще далеко.

Сели около него на станок, напоминавший низкий колодезный сруб. Когда еще удастся посидеть с ними обоими? Подпирают со сторон молодыми плечами, дескать, не тужи, проживем, без твоей кузницы, хватит ей коптить небо.

— Да-а, примолкла старушка, — без переживания, лишь из чувства согласия с отцом сказал Алексей.

— Надо попросить ее на дрова, — более откровенно добавил Сергей.

— Пускай стоит.

— А чего тебе, пап? Пенсию получаешь, не обязательно работать.

— Думаю, еще найдется мне делов в колхозе: сбрую починить, телегу отремонтировать, косы отбить — что понадобится, не откажусь, — утешал себя Андрей Александрович, но не очень в это верилось, все впереди представлялось ненадежным, что-то сдвинулось в нем с главной опоры. Прожигая грудь табачным дымом, он рассеянно смотрел на пестрые лесные дали, еще солнечные, но уже оцепеневшие в смутном ожидании холодов. Осень. Остро сверкает в ивняках Песома, осели улежавшиеся стога, словно обгорел конский щавель, и почему-то сторонится его белесая паутина, мерцающая по угору. Короткое бабье лето не столько согревает землю, сколько дарит какой-то возвышенной, щемящей печалью; именно в эту ясную пору мысли становятся трезвей, как будто им мешала страдная суета, а сейчас стали понятней истинная суть вещей и смысл жизни, и почему-то думается, что только тебе одному и открылось такое прозрение, от которого лишняя маета душе.

Андрей Александрович затянулся с прерывистым всхлипом и сказал как о чем-то самом заветном:

— Как пришел с фронта, не бывал в бору. Нету мне ходу за реку да и к реке тоже. Смотрю на всю эту благодать со своего плацдарма — близок локоток, а не укусишь.

— Пошли с нами плот колотить. А что? Мы тебя на руках обратно-то внесем, — пообещал Сергей.

— Нет уж, дорогие мои, видать, пасись коза на привязи. — Не хотелось ему отпускать от себя сыновей, да видел, порываются с места, и не стал неволить. — Я вам не компаньон, снаряжайтесь, коли надумали.

Он почувствовал себя отставшей от стаи птицей, когда одетый в спортивный костюм Алексей с пружинистой легкостью побежал вниз по тропе, а за ним солидной трусцой Сергей. И сердце ослабло, как при прощании, и сам себе казался маленьким, беспомощным: вот уж и старость насела на плечи. Пожили, помаялись. Да что бога гневить, не каждому он дал таких сыновей. Верушка — эта и совсем утешение родителям, всей школе ставят ее в пример как отличницу. Тоже упорхает из дому, такая пошла жизнь, что не удержишь возле себя. «Это уж мы, старые пеньки, будем на месте догнивать», — беспощадно подумал Андрей Александрович, с завистью глядя, как сыновья скатывают по запеску бревна, оставшиеся после сплава.

Он еще раз вошел в кузницу, потерянно потоптался вокруг наковальни, хотел снять подкову с порога, которую они с Сергеем выковали и прибили на счастье в первое послевоенное лето, — оставил, потому что счастье в кармане не унесешь, с ним надо родиться.

* * *

Пока крепили к плоту оказево, пока разжигали в нем смолье, небо с восходной стороны совсем потемнело, а за деревней без борьбы сникла, сплющилась под тяжестью осенней ночи недозрелая заря. Как только взялся огонь, так потерялись очертания не только берегового угора и лесного гребня, но и самых ближних ракитников, казалось, от всей вселенной остался лишь этот плот и огонь, освещавший ему путь в беспредельной тьме.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*