Евгений Воробьев - Охота к перемене мест
Ромашко пояснил, что и не собирался склочничать из-за каких-то рублей. Но своим иском он докажет, что Пасечник материального ущерба государству не причинил.
Погреб для Ромашко отрыли в виде компенсации за четырнадцать субботних и воскресных ненормированных дней. И он предъявил иск на сумму 363 рубля с копейками.
— Встретимся в суде, а затем у кассы, — пригрозил Ромашко главному бухгалтеру.
Ромашко ходил по разным инстанциям, послал докладную министру, отправил телеграмму секретарю обкома. Его уговаривали взять иск обратно.
Несправедливый начет с Пасечника сняли, и лишь после этого Ромашко разорвал исковое заявление,чем сильно огорчил Кириченкова.
Историю с погребом еще не забыли, а Пасечник снова был вынужден самовольничать.
— Недавно на подстанции меняли трансформатор, — продолжал Пасечник откровенничать с Галиуллиным. — Поселок Молодежный остался без тока. Здесь во всех кухнях электроплиты. Комфорт! Ну а если временно нет электроэнергии? Сразу дискомфорт! Короче говоря, малышня в детском саду могла остаться без горячего завтрака, без обеда. Родители — в панику, некоторые предупредили, что на работу не выйдут. Как быть? Приказал подогнать к детскому саду электрокран. Протянули на скорую руку кабель. Взяли кухню на электроснабжение. И бульон сварили, и рисовая каша поспела вовремя, и компот. Я про эту операцию «Кухня» не умолчал. Хотя электрокран в тот день и числился работающим на плотине. А развести канцелярщину — двадцать четыре человека не вышли бы на работу.
Поневоле нарушил закон, но ни один прокурор не хотел назвать меня виновным. «Почему не привлекаете меня к ответственности?» — хорохорился я. Крючкотворы наши сделали вид, что никаких нарушений не было. «А почему же в прошлый раз заварили кашу из пустяков?» — «Там, — говорят, — дело было личное, касалось одного Ромашко. А здесь дело общественное и касается двадцати четырех человек». Я спорил: «Принципиального различия между этими случаями нет. Мне легче было заменить бездетными двадцать четыре родителя, чем найти замену одному Ромашко...» Выговором больше, выговором меньше... Все равно уберечься от них нет возможности. Иван Иванович Наймушин только за шоссе Братск — Усть-Илимск схлопотал несколько выговоров. Ассигнований на дорогу не давали, и Наймушин, нарушая финансовую дисциплину, партизански строил эту дорогу. Однажды сверхответственный гость из Москвы спросил у Наймушина, когда упрямый старик снова завел речь о шоссе: «Сколько стоит один километр покрытия вашего шоссе?» — «Не беспокойтесь, не перерасходовали. Это самое дешевое шоссе в мире». — «Почему же?» — «Да потому, что оно выстлано только вашими выговорами мне...» Наймушин часто повторял сибирское присловье: дорога дорога́, да бездорожье дороже.
— Почему же дорогу на важную стройку прокладывают с опозданием? Почему же эта глупость такая живучая?
— Министры до хрипоты торгуются между собой — чьих грузов по той или этой дороге будут перевозить больше? Каждый норовит уменьшить долю своих расходов. А расплачиваемся за местничество, за ведомственную амбицию сломанными машинами, надорванными от натуги моторами, горючим, сожженным в волчьих ямах бездорожья, рессорами, лопнувшими на колдобинах и рытвинах, синяками и ушибами пассажиров... Вот Наймушин и отважился на беззаконие в интересах всего ангарского края... Ушел из жизни, а с него не успели снять десяток выговоров. Говорят, на столе под стеклом держал он этот список. Но не строгие выписки из приказов несли на похоронах, а ордена на красных подушечках. Улицу в Братске его именем назвали. На плотине золотыми буквами имя его обозначено. На могиле всегда живые цветы, и на снег кладут...
56
Зина вооружилась шваброй, тряпками и ведром в самую страдную для уборщиц пору. Тротуары — не больше чем асфальтовые островки в море непролазной грязи. И не все жильцы отскребают глину с обуви.
Есть и другая сезонная неприятность, о которой знают лишь коменданты домов, сантехники и уборщицы. Дары тайги богаты, а иные жильцы неряшливы. Осенью засоряют канализацию грибными очистками, листьями, ветками ягодных кустиков.
Слободян утешает — зимой, когда выпадет снег, уборщицам будет легче. Зимой труднее дворникам — воюют с наледями и сугробами.
Жить на первом этаже не очень-то удобно.
От заглядываний прохожих с тротуара нужно отгородиться плотными занавесками, комната затемняется. Случается, вышедшие из магазина «Рябина» звонят, стучат в дверь, просят стакан. Летом широко пользуются стаканами от автоматов «воды — соки», а сейчас тревожат жильцов.
А дверь, входная дверь за стеной! Дверь на такой тугой пружине, что стреляет, как пушка. Зина попросила помощи у Чернеги. Для начала он повесил на двери плакат: нарисовал стреляющую пушку, а под ней предупреждение: «Не стреляйте дверью!» Возился с неделю, смастерил и приделал гидравлическую мягкую пружину с тормозом. Дверь стала закрываться с бесшумной плавностью, а плакат перевесили в соседний подъезд.
Больше всего грязи на площадках и ступеньках первого этажа, чем выше — тем лестница менее зашаркана, заляпана, замусорена. Поэтому Зина по справедливости каждую неделю меняется этажами со своей напарницей.
Надо вымыть не только лестничные площадки и ступеньки, — панели, перила, подоконники, окна, дверь на улицу, батареи центрального отопления. На этаж уходит два-три ведра теплой воды.
Уборщица получает на месяц два куска мыла; Зине не хватало, и она прикупала за свои деньги мыло, стиральный порошок.
Зина видела теперь многое из того, что скрыто от других, менее внимательных глаз.
Прежде она могла не смотреть на приметы человеческого бескультурья, а сейчас ей нельзя проходить мимо вонючей лужицы, плевков, окурков.
Галиуллин, будучи на совещании в Братске, купил в тамошней аптеке шесть пар резиновых перчаток. Ему жалко Зинины руки, тряпки ей приходится выжимать грязные-прегрязные, не все научились по-людски вести себя в туалете.
Квартиры трехкомнатные, в каждой по восемь жильцов. И она удивлялась, как под крышей ее второго подъезда чистехи уживались с парнями, которые умели быстро превратить свою комнату в стоянку первобытного человека.
Заражена бациллой бескультурья квартира № 96. Прежде в ней жили сантехники, приехавшие откуда-то с Колымы. С получки купили бочку пива, привезли бочку на дежурной машине, вкатили к себе на кухню, пиво разбавляли водкой. Устроили коллективную пьянку с потасовкой, подстрелили из окна собаку. Последующие пятнадцать суток веселые ребята еще прожили коллективно, но уже в другом общежитии, под конвоем, а в решении суда было записано, и Зине это понравилось, «без права дальнейшего проживания в Усть-Илимске». Жильцы злополучной квартиры бросали в канализацию даже консервные банки. Видимо, в комнате жили удачливые рыболовы, потому что несколько раз устраивали в унитазе запруды из рыбьих отходов — головы, хвосты, внутренности, жабры. Пустую посуду не сдавали — к чему лишний раз выставлять на всеобщее обозрение или носить стеклотару мимо вахтеров, уборщиц, коменданта? И выбрасывали бутылки в форточки. Весной, едва растаяли сугробы, у Зины зарябило в глазах от стекла, блестевшего на солнышке.
Подобно женам закоренелых пьяниц, Зина теперь радовалась, когда в соседнем магазине «Рябина» не продавали водку и никто вечером в общежитии не исполнял соло или нескладным хором «Что стоишь качаясь, тонкая рябина».
Коммунальщик Слободян заблуждался, уверяя неопытную Зину, что зимой уборщицам намного легче. Было бы легче, если бы строители посоветовались с жильцами да с ней, уборщицей Галиуллиной, оборудовали бы сушилки для одежды и обуви, не натекали бы грязные лужи...
Инвентарь общежития, между прочим, тоже нашего климата не предусматривает. До сих пор прикроватных ковриков не завели. Слободян объясняет — ковровые изделия, предмет роскоши, продают только за наличные. А кто настлал дорожки в коридорах управления? За свои деньги Пасечник купил ковер для кабинета?
Зина завела с Пасечником разговор о ковриках.
— Пусть Слободян нарежет половички из моих ковровых дорожек, — распорядился он. — Мне босыми ногами на холодный пол не ступать.
Когда Зина приступила к работе, весь подъезд еще не был заселен. В нескольких квартирах не закончили отделку; по лестницам сновали женщины с малярными кистями, цветными ведерками, в пестрых комбинезонах, халатах. Приходилось убирать и за строителями.
Зина подмела лестницу, вошла в квартиру и долго ревниво следила за малярами. Потом не удержалась и показала самой молоденькой из них, как удобнее отмывать валик от краски, как сподручней водить кистью на длинной палке.
Спустя месяц после того, как начались занятия, из школьного флигеля выселили всех постояльцев. Довольно тесниться самим и мешать детворе, отлучать ее от спорта! И надо же было такому случиться, что пять квартир в Зинином подъезде заняли монтажники Востсибстальмонтажа, в том числе бригады Галиуллина и Шестакова.
