Николай Бондаренко - Будни и праздники
Он проснулся, как от толчка. По автобусу, перекрывая рокот двигателя, разносился голос Николая:
— Да врет твое начальство! «Сухой закон» объявили, а сами-то небось… Знаем!..
Серый, с полузакрытыми глазами — его, должно быть, укачивало, — Николай стоял в проходе и доказывал бородачу:
— И квартиры получают лучшие, и машины, и продукты. Как только сядет в кресло, так под себя гребет! Кормушку устраивает…
Не мигая смотрел на него бородач, не то брезгливо, не то гневно.
Сергей с тревогой прислушался к пассажирам, говорившим все громче:
— Нализался дурак и порет чушь.
— Откуда такой разоблачитель?
— Да высадить его надо! Чего он тут разошелся?
Уловив слово «высадить», Николай выпятил челюсть, готовый биться со всем миром, несправедливым к нему, черствым, жестоким.
— Кого высадить, а? — Накипь слюны забелела в уголках его рта. — Правды боитесь! Сами небось такие, вот и злобитесь. Но не нашелся еще человек, который Николая Краснова…
— А мы попробуем, — внезапно перебил его бородач. Крикнул водителю: — Притормозите на минуту!
«Икарус» остановился плавно и величаво. Николай торопливо наклонился, поднял с пола какой-то стальной пруток и с угрозой проговорил:
— Против лома нет приема!
— Да какой же у тебя лом? — усмехнулся бородач, поднимаясь с места. — Простая железка.
Как потом думалось Сергею, пассажиры все же пожалели бы высаживать Николая: что с пьяного возьмешь? Скорее всего указали бы на дверь и припугнули, что выставят в два счета, если он не прекратит будоражить людей. Но, на свою беду, Николай замахнулся на бородача.
Скрутили его мгновенно. Шофер, видевший все в своем зеркале, тут же открыл дверь и, скатившись по ступеням, Николай вылетел из автобуса на обочину дороги и зарылся руками в песок. Бородач выбросил за ним пруток и отряхнул руки.
Рассмеялись в задних рядах, послышалось:
— И откуда такие берутся?
— Ничего, ветром обдует — протрезвеет.
С шипеньем закрылась дверь, и автобус тронулся с места. В тот же миг Сергей метнулся к шоферу:
— Открой, я выйду.
Тот пригляделся к нему с подозрением:
— Вместе пили?
— Не твое дело, открывай.
Кто-то тронул Сергея за плечо:
— Не жалей его, парень! За то, что он тут матерно нес все на свете, полагалось бы по шее врезать. Пусть скажет спасибо, что просто на свежий воздух отправили. Авось, очухается, пока какая-нибудь попутка не подберет.
— Здесь — пустыня, — не оборачиваясь, бросил Сергей. — Пьяному одному нельзя…
Выскочил на шоссе, но не подошел к Николаю, а остановился у обочины, повернувшись спиной и к нему, и к автобусу. «Икарус» дунул на него горячей сизой струей, и вскоре шум его двигателя замолк вдалеке.
Шли по небу, должно быть, последние в этом году облака. Ветер дул порывами, сметая верхушки с кривых барханов вдоль шоссе. Поперек дороги лежали песчаные полосы. Похоже было, что они, как ремни, прижали дорогу к земле, к подножьям барханов, и она таяла от зноя, струясь в переливах разогретого воздуха.
Николай сел, обхватил руками колени и застыл, низко опустив лохматую голову. Он ни о чем не думал и не чувствовал ничего, кроме жарких прикосновений солнца. А они то ощущались, то пропадали: по дороге проносились тени облаков, — и ему мерещилось спьяну, что солнце с каким-то намеком толкает его в спину.
В. Нечипоренко
СУХОЙ ПАРК
Повесть
I
Дмитрий Папышев сидел на деревянной скамейке у входа в контору и смотрел на залитый утренним солнцем двор, который не видел больше двух лет. Ему казалось, что он найдет здесь большие перемены. Но все было таким же, как и два года назад: двухэтажное здание конторы, облицованное мраморной крошкой; асимметричные цветочные клумбы; небольшой, но основательно разросшийся садик; заасфальтированная площадь, обрамленная в глубине гаражами, ремонтными мастерскими, складами.
Дмитрий пришел в мехколонну пораньше, зная давнюю привычку Пулата Гулямовича начинать свой рабочий день с восьми и надеясь побеседовать с ним без помех.
Узнанный и обласканный сторожем Махмудом-бобо, напоившим его крепким зеленым чаем, Дмитрий успел обойти территорию и убедиться, что перемены все-таки есть. Пока он колесил по забайкальской тайге, мехколонна разбогатела: сквозь щели в воротах гаража проглядывали силуэты вездеходных «Ураганов», приземистых автокранов, элегантных буровых установок.
Заглянул Дмитрий и за мастерские — испокон веков здесь было машинное кладбище, на которое свозили со всех участков «гробы» — отслужившие свое бульдозеры и автомобили. «Гробов» вроде бы стало поменьше.
Не успел Дмитрий докурить очередную сигарету, как зазвенела металлическая калитка, послышался знакомый голос, и вот уже из-за угла показалась округлая фигура Умарова. Начальник ПМК жил в пяти километрах отсюда, но взял за правило ходить на работу пешком, утверждая, что это весьма полезно для здоровья. Польза, правда, не казалась очевидной — брюшко у Пулата Гулямовича было заметным и продолжало расти.
Дмитрий поднялся со скамейки.
Умаров рассеянным взглядом окинул его костистую, но казавшуюся крупной фигуру. Выражение карих глаз стало приветливым, полное лицо расплылось в улыбке.
— Дима! Вернулся?! Молодец! — Умаров хлестко ударил по его ладони кончиками пальцев правой руки. — Генерала не присвоили? — Грамматически он говорил по-русски правильно — за редким исключением, но язык был пропитан терпким восточным акцентом.
— Генерала — нет. Но с недавних пор я — старший лейтенант запаса, несмотря на то, что мой непосредственный начальник старый служака майор Дрючков отзывался обо мне как о сугубо штатской личности.
— Молодец! — повторил Умаров свое любимое словечко. — И что раньше пришел — умно сделал. Айда в кабинет, поговорим.
По бетонной лестнице со щербинками они поднялись на второй этаж. В кабинете Умаров первым делом включил кондиционер — июльский зной давал о себе знать даже в этот ранний час.
— Ну, рассказывай, — проговорил Пулат Гулямович, приглашая Дмитрия садиться, и сам усаживаясь рядом на коричневый диван. — Работу за два года не забыл?
Дмитрий улыбнулся с видом человека, припасшего сюрприз.
— Представьте, что эти два года я работал по специальности. Служил в инженерных войсках.
— Молодец! — Умаров был приятно удивлен. — Это хорошо. Это просто здорово, что ты вырос, как специалист. — Тут он лукаво прищелкнул пальцами: — А у нас, друг Дима, дела тоже неплохи. Появился даже свой Герой Труда, так-то, брат!
— Ну! Кто же?
— Э! Ты что, газет не читаешь? Был указ Президиума Верховного Совета…
— Каюсь, прошляпил.
— Насиму Абдусаттарову как раз перед майскими звезду дали.
— Рад за Насима. Обязательно его поздравлю.
— Давай-давай. И Семена Афанасьевича не забудь.
— И его наградили?!
— Орденом Дружбы народов.
— Здорово!
Семен Афанасьевич Бутенко был начальником участка, где Дмитрий делал свои первые производственные шаги, придя после института в ПМК. С Бутенко он проработал все три года до призыва в армию. И за то, что Дмитрию не приходилось краснеть перед солдатами за свою квалификацию, благодарить нужно было Семена Афанасьевича — крепкого, неугомонного, совестливого старика, который только поначалу мог показаться свежему человеку грубоватым и равнодушным. Много каши было съедено из одного котла и с Насимом Абдусаттаровым — бригадиром верхолазов.
— Дела идут неплохо, — с изрядной долей гордости продолжал Умаров. — Хотя забот хватает, и неурядиц тоже… А ты что решил? Какие планы на будущее?
— Самые определенные. Буду работать в мехколонне.
— Так-так… Женился? — последовал неожиданный вопрос.
— Нет, — рассмеялся Дмитрий. — Остаюсь вольной птицей.
Умаров, похоже, прикидывал какие-то варианты.
— Сколько тебе лет?
— Перед самой армией справил первый юбилей — четверть века. Солидно звучит? Сейчас уже двадцать восьмой…
— Уже… — Умаров усмехнулся, как он это умел — лукаво, но одновременно и грустно: — Мне бы твои «уже». Ну, ладно. Запас еще есть — гуляй.
— Нагулялся я уже от души. — Ощутив двусмысленность ответа, Дмитрий тут же пояснил: — Это я в смысле отпуска. Работы хочется. Настоящей. Серьезной.
— Вот и отлично. Садись пока в производственном отделе. С документацией ознакомишься, проекты полистаешь. Дело нужное. А там — что-нибудь подберем. Кстати, отделом сейчас заведует Дильшод Иргашев. Он, кажется, твой однокурсник? Растут люди, — и Умаров с хитринкой подмигнул Дмитрию.
— Дильшод — хороший парень, — спокойно ответил Дмитрий, — но я в отдел не пойду. За столом я и недели не выдержу.
