Олег Селянкин - Вперед,гвардия
Чигарев достает из портсигара новую папиросу, закуривает, и немедленно Ольга говорит:
— Ты очень часто куришь, Вова… Может быть, он только пообещал?
Чигарев пожимает плечами: и откуда Ольга взяла такое? Просто пообещал! Разве можно обещать просто так, из вежливости? Нет, на Норкина это не похоже. Кроме того, и не такие у них взаимоотношения, чтобы расстаться не простившись. Четыре года вместе учились, пять лет вместе служили, и не пожать друг другу руки при расставании? Скорее всего — занят Мишка… Даже смешно—Мишка! Не Мишка, а капитан второго ранга Норкин Михаил Федорович! Да и он, Чигарев, уже капитан третьего ранга. Отстал, конечно, от Михаила, но тут, пожалуй, здоровье виновато. Болит нога, болит. Из-за нее и демобилизуется капитан третьего ранга Чигарев. Едет к месту жительства в Саратов. Ох, и переполох сейчас, наверное, дома! Мама загоняла отца, все готовится к встрече сыночка… Как-то пойдет гражданская жизнь…
— Вовка, дьявол! — слышит Чигарев голос Норкина и оглядывается.
Сдвинув белую фуражку на затылок, Норкин продирается к вагону сквозь толпу провожающих. Нарядился как на парад: черная тужурка, все ордена, кортик. Сзади него, прижимая к себе Витюшку, идет Катя. Она улыбается тепло, ласково. Чигарев невольно думает, что эти двое созданы друг для друга: оба непосредственные, прямые в словах и делах, оба непоседы.
— Заждался? — смеется Норкин, обнимая Чигарева. — Ей-богу, не виноват! В наркомат вызывали. — Тут Норкин понизил голос. — Получил назначение на Тихий.
— И согласились? — спрашивает Ольга.
— Конечно! — отвечает Норкин.
— Разве он усидит дома? — говорит Катя. — Он убежденный морской бродяга!
Ольга улыбается, но в душе удивлена: семейный человек, заслуженный, и едет в какую-то дыру. Неужели нельзя было попросить назначение хотя бы в Ленинград?
— Понимаешь, Вовка, бригаду предлагают, — с жаром продолжает Норкин.
— Рад за тебя, Миша, — говорит Чигарев. И он действительно рад и приходу Норкина, и его новому назначению, и тому, что Катя радуется вместе с мужем.
— Отказался я от бригады, — неожиданно говорит Норкин и смеется.
Чигарев удивленно поднимает бровь.
— Сначала начальником штаба послужу. Понимаешь…
— Товарищ капитан второго ранга, держите Витьку. У меня руки устали, — перебивает его Катя.
Норкин замолкает и берет на руки сынишку. Тот восторженно улыбается и шлепает отца ладошкой по щеке.
— За что? — спрашивает Норкин и смеется.
— Не хвастайся! — отвечает Катя за сына.
— Помнишь, Вовка, когда он родился? — спрашивает Норкин.
Чигарев кивает. Он помнит не только то, что Виктор родился двадцать первого апреля, когда Норкин вошел в Берлин, но и то ошалело-радостное лицо, какое было у Мишки, когда он впервые взял своего сына на руки. Больше года прошло с тех пор…
Разговор оборвался. Да и о чем говорить? Вчера все обсудили, а сегодня просто прощанье. Когда придется встретиться вновь, да и придется ли? Вот и стоят они у вагона, пряча грусть за обыденными фразами. Только Ольга неизменно покровительственно и снисходительно улыбается из окна вагона.
— От Сашки письмо получил. Грозится ко мне на практику приехать, — говорит Норкин.
— От Никишина? — оживляется Чигарев. — Как у него дела?
— Пишет, что хорошо. В нашем классе побывал, кубрике…
Да, училище. Сколько связано с ним воспоминаний…
— А Мараговский демобилизовался, — продолжает Норкин. — Сегодня случайно узнал. Выпустили его из тюрьмы по амнистии, год служил, а теперь демобилизовался.
О чем еще говорить?
— Вова, поезд сейчас отходит, — торопит Ольга.
— Ну, Володя… — сказал Норкин и посмотрел на Чигарева. Тот молча обнял его.
— Не поминай лихом…
— Дружба не ржавеет, — отвечает Норкин.
Вот и тронулся поезд. На площадке мягкого вагона стоит Чигарев и машет рукой. Норкин прижимает к себе сынишку, который играет его орденами, смотрит вслед поезду. Еще один товарищ по прошлым боям уехал от него… Где-то сейчас другие?
— Давай, Миша, Витюшку мне, — говорит Катя.
— Я не устал, — отвечает Михаил и, нежно прижимая к себе сына, идет в город, в город, помолодевший за этот год, в город, полный сил.
Художники С. С. Дьячков и А. Н. Тумбасов
