Анатолий Жуков - Необходимо для счастья
— Один живешь?
— Бабу взял, киргизку. Старая уж, ни бельмеса по-нашему не знала, сейчас балакает кой-как. Избу с ней сладили, баню вот поставили весной. Саман я в прошлом году сделал, а ставили недавно, весной…
— Через недельку приедем мы, ты не сердись. Увольнительные возьмем и приедем.
Он промолчал.
Со стороны деревни надвигалось урчанье тягача, оно быстро приближалось, нарастало, переходя в спокойный, сильный рев. Теперь уж не успеет рассказать сказку, не до нее, надо ждать увольнения. Взводный, наверное, объяснительный рапорт сейчас пишет, а комбат записку об аресте для нас приготовил. Суток по десять отсидим, с водителем, а потом попросимся к старику в увольнение.
Тягач шел по огороду междурядьями, но все равно задевал и приминал цветущие картофельные кусты. Я вскочил и погрозил водителю кулаком.
— Ладно, — сказал Курыль-Мурыль, — не лететь же ему. Вон какой он тяжелый…
Тягач развернулся, попятился, солдаты прицепили пушку, подстраховав прицеп, как было приказано, тросом. Вот еще обратно поедем, и пол-огорода будет испорчено.
— Я сообщу там насчет картошки, возместят, — сказал я.
— Ладно, — сказал Курыль-Мурыль.
— Недели через две мы приедем! — крикнул я уже из кабины тягача.
Курыль-Мурыль махнул рукой на прощанье. Он стоял у развалин бани среди потоптанной картошки и глядел нам вслед.
Через недельку мы не приехали (я сидел на гауптвахте), через две — тоже: после проступка надо было заслужить право на однодневное увольнение. А потом наша часть передислоцировалась далеко от тех мест, и повидаться нам со стариком не пришлось.
В штабе мне сказали, что пенсионер товарищ Редькин Кузьма Иванович получил денежную компенсацию за причиненный ему материальный ущерб в размере стоимости бани плюс стоимость урожая с ноль целых двух десятых гектара посевов картофеля по рыночным ценам.
«Густо мне заплатили, богато живете, — писал Курыль-Мурыль в ответ на мое письмо. — На эти деньги две бани можно поставить».
Я просил тогда же написать слова давней сказки и удивился, прочитав в конце письма всего несколько строк:
«Жил-был Курыль-Мурыль. Накосил стожок сенца, поставил посреди польца, пришла серая овца и съела весь стог сенца. Не сказать ли сказочку с конца?»
И все. Я перечитал их раз, другой, третий… Неужели большая красивая сказка моего детства умещалась в два десятка слов? Не могло этого быть, слишком уж коротко, просто!
Я написал новое письмо и через месяц получил ответ.
«Не коротко, — писал Курыль-Мурыль. — Как же коротко, когда всю жизнь так. Вот проживешь с мое и узнаешь, что не коротко, не просто…»
А в конце письма сообщал, что опять строит себе баню.
1968 г.
ВЕЛОКРОСС
— Почему шум в общественном сквере, почему толпа? Разойдись!
— Соревнование, разуй глаза-то.
— Прекратить шум!
— Чего прекратить, блюститель?! Неграмотный, что ли? Прочитай ему, Тимофеич!
— Погляди сюда, милый. Видишь объявленье? Ну вот, слушай: «В сквере райцентра состоится соревнование велосипедистов детсада номер один и детсада номер два. Езда наперегонки на трехколесных велосипедах. Победителям премии». Понял?
— Давай, чего там! Время ведем.
— Тише, товарищи!
— Чего тише! Не организовали, а теперь «тише».
— Успокойтесь, гражданочка, сейчас начнем.
— Чего успокойтесь, утешители! Почему Сережку моего в хвост поставили? Выезжай вперед, Сережа.
— Нельзя, стой!.. Он же крупней других, гражданочка, он нагонит. Стой на месте, мальчик.
— Выезжай вперед, не слушай.
— Это судью не слушать, да? Выставлю с соревнования!
— Я говорил, взрослые хуже детей.
— Напрасно, по себе судите.
— Товарищи родители, отойдите, сейчас начинаем. Судья, расставляй пары.
— Уже расставил, вот последняя… Значит, так, ребятишки: на поворотах не обгонять — упадете, только на прямой. Ехать всем сразу, не толкаться. Поняли?
— Не маленькие.
— А где обгонять?
— На прямой, только на прямой. Финиш у фонтана. Финиш — это значит конец, стой. Ехать друг за дружкой, гуськом.
— А не тесно тут будет, милок? То-то что тесно. На простор надо, на площадь.
— Нельзя, товарищи, там движение, машины.
— Какие машины — остановить! Милиция на что. Старшина, товарищ старшина, давай на площадь!
— Не имею права. Соблюдайте порядок, граждане.
— Порядок, порядок… Как попугай.
— Не волнуйтесь, товарищи, начинаем. Аллочка, подъезжай к Сереже.
— Не по правилам! Почему Аллу с мальчиком? Должна быть женская команда.
— Какая она женщина, господи! Городит чепуху, а еще в шляпе.
— При чем тут шляпа, гражданка?
— А при том! Напьются с утра и мешают людям.
— Позвольте, я непьющий вовсе!
— Тем хуже. Трезвый, а несете околесицу…
— Не околесицу, уважаемая, а правил требую.
— Какие правила, это же дети!
— Вот и приучайте с детства к порядку. А то вырастет такой, как вы, тогда…
— Да замолчите вы, наконец! Ну, кто умней — замолчите!..
— Оба замолчали!
— Судья, давай старт, не тяни.
— Внимание, ребятишки! Как я свистну, сразу нажимайте на педали и — пошел… Одну секундочку. Куда же я его дел, вот досада! Товарищ старшина, дайте свисток на время.
— Не могу, я при исполнении должности.
— Какая должность, дай на минутку!
— Нельзя. Сейчас свисток, потом жезл, а потом и пистолет потребуете. Знаю я эти соревнования!..
— Да свистни сам разок, чего там.
— Не положено.
— А ты свистни, милок, свистни, уважь. Люди просють, и надо их ублаготворить. Свистни…
— Не положено, я не судья.
— Дурак ты, извини за нескромность.
— Что-о? Оскорблять? Публично?! Да я ттебя!..
— Эй, критикан, тут не собрание, заткнись!
— Внимание, ребятишки. Как закричу: «А-а-а!» — сразу трогайтесь. Поняли?
— Поняли?
— Мы не маленькие.
— Вот скупердяй, свистка жалко.
— Свистнуть ему в ухо, будет знать.
— Свистнешь… на пятнадцать суток.
— А-а-а!
— Ну вот, началось светопреставленье.
— Граждане, стоять на месте, ку-уда бросились!.. Да вы с ума сошли, граждане!..
— Милые, тише, ребятишек подавим! Отставайте малость…
— «Отставайте», а сам вперед… Пенсионер тоже!
— Стой, наряд вызову! Куда вы, гражданка, ку-уда!
— Ай, ай, на ногу наступил!
— Сережка, разбойник, не отставай!!
— Чаще ножками, Эдик, чаще, внучок! Так его, так, милый, обходи!
— Старик, не забегай вперед, куда выскочил!
— Аллочка, доченька, новую куклу куплю…
— Тимофеич, не забегай, слышишь!.. Свинья же ты, Тимофеич, а не сусед…
— Вот чешет девчонка!
— Эдинька… внучек… задохнулся я… рупь на мороженое…
— Гражданка, не топчите газоны!
— Отстал он, отстал у вас…
— Сергей, парршивец, уши наррву!
— Ни-иночка-а!..
— Коля! Ж-жми-и-и!
— Сережа! У-у, негодник!
— Ох, батюшки, передняя упала… Слава богу! Жми, Эдик, обходи ее!
— Аллочка, доченька, беги пешком, к ленточке беги!
— Не по правилам!
— Старик! Тимофеич! Ах, сивый черт, ты ногу подставлять!..
— Граждане, прекратить, в отделение сведу!.. Гражданка, вы ему бороду выдерете, вы что! Ах ты, ху-хулиганка! Сейчас же в отделение!..
— Я пенсионер, я старик-ик!..
— Старик? Пенсионер? А кто впереди моего Сережки бежал, кто мне ногу подставил?!
— Финиш! Молодец, Эдик, молодец, Алла, — оба враз пришли!
— Эй, ты, в шляпе, радуйся своей козе, первая пришла!
— Позвольте, это оскорбление, вы не смеете в таком тоне!
— В таком тоне! Впереди всех бежал, а теперь тон ему не нравится — скажите!
— В отделение, гражданка, сейчас же в отделение! А вы, гражданин, будьте свидетелем. И вы. И вы тоже. И вы…
— Что такое?
— Оскорбление действием. Эта гражданка дергала гражданина за бороду.
— Я не виновата. Он сам Сережке моему мешал, а Эдика своего подталкивал.
— Пенсионеры, они резвые нынче, бойкие…
— Пройдемте в отделение, граждане, не задерживайтесь. И вы, гражданин в шляпе.
— Я ничего. Я — зачем? Я не участвовал в инциденте.
— Гляди-ка, правда интеллигент, прослойка.
— Там разберемся.
— Позвольте, я с работы, у меня нет времени.
— Все с работы.
— Сообщим и на работу, не беспокойтесь.
— Вот приварят суток пять, узнаешь.
— Если бы моя жена…
— Твоя жена? Теленок! Да будь я твоя жена, я бы тебя… У-у!..
— Десять суток ей мало.
— А вот у меня соседка, Сильвой звать, вот она да-а… Тигрица!
— А-абъявляю-у результаты! Внимание!
— Пятнадцать ей, ведьме! Мужа, наверно, замучила, муж хоть отдохнет.
— Пер-р-р-вое место заняла команда детсада номер один. В личном первенстве высокие результаты показали Аллочка Пешкина и Эдик Баранов.
