Анатолий Знаменский - Иван-чай. Год первого спутника
Павел в который уж раз по достоинству оценил насыпь. На этом месте, между железных надолб, сколько он помнил, была огромная яма, полная грязи даже в сухую погоду. Стокопытов лет десять не мог управиться с этой ямой, тракторы с ремонта проходили здесь своеобразное «домашнее испытание», ныряя по самые фары в маслянистую грязь. Бывшего директора транспортно-такелажной конторы заедала текучка.
В зимнюю стужу, когда всякая хлябь сковывалась морозом, а снежок аккуратно прикрывал хламье, было хорошо. Но время шло, наступал неотвратимый март, и тогда яма вновь напоминала о себе.
В одну из таких распутиц Стокопытова тихо перевели на понижение, в мастерские, а его преемник Матвеев как-то между делом успел забутить яму. Потребовалось, правда, до полусотни самосвалов со щебнем, но преемник Стокопытова знал, по-видимому, что жертвы иной раз необходимы не только в счет будущего, но и в счет прошлого.
Никакой пожарной команды в зоне, конечно, не было — это было попросту любимое изречение начальника. Еще когда Павел оформлялся учеником к Селезневу, директор сказал ему перед тем, как наложить резолюцию на заявлении:
— На транспорт идешь, имей в виду! Похуже пожарной команды! Будешь плохо работать, возьму за шкирку и через забор к мамке, понял?
Павел кивнул тогда утвердительно, не испытывая, однако, страха: перед ним сидел настоящий директор, которому именно так и следовало говорить со всякими новичками школьного возраста.
Никакой пожарной команды. В полутемном гараже состязались в реве пять дизелей, вентиляторы не успевали отсасывать дым, а в конторке за дверью было тепло и уютно. Павел постоял в одиночестве и расслабляющем покое около канцелярского стола и от нечего делать принялся изучать на стене какой-то график.
«Быть или не быть?» — вспомнил он вечерний разговор с Надей. — Чепуха какая-то. Вольготную конторскую службу даже смешно сравнивать с настоящей работой на трассе! Рай!..»
Неизвестно, сколько простоял бы он у стены с задранной головой, но тут за фанерной переборкой, в кабинете, заворочался и забубнил что-то Стокопытов. Грохнул с той стороны в переборку так, что она выгнулась мембраной:
— Терновой!
Павел пошел к начальнику.
Стокопытов сидел в железном кресле.
Самодельное это сооружение было изготовлено в сварочном цехе из угловой стали и снабжено для удобства пружинной подушкой от трактора. Стулья часто ломались, а покупать их директор не имел права, ибо малоценный инвентарь не должен превышать по цене двадцати рублей — такие правила. Вот Стокопытов и распорядился изготовить вечное кресло хозяйственным способом. Получился довольно удобный трон, если не считать его неимоверной тяжести. Иной раз, желая удобнее устроиться для письма, Стокопытов отодвигал либо подтаскивал ближе двухтумбовый стол, не рискуя тревожить кресло.
— Привыкаешь? — спросил он Павла, щуря красные тяжелые веки. — Давай привыкай! Имей в виду, что ремонтные мастерские — это ремонтные мастерские. Похуже пожарной команды!
Еще Стокопытов обожал слово «академик». Но произносил его, в зависимости от обстоятельств, то с почтительным уважением и даже восторгом, то с явным презрением. Забарахлит мотор либо топливная аппаратура, и тогда Стокопытов стучит кулаком по столу и обзывает слесарей «академиками».
А неделю назад, когда Павел приходил к нему с бумажкой отдела кадров, начальник вызвал инженера Резникова и сказал:
— Вот, Владимир Васильевич, замену тебе прислали. Терновой, с бульдозера. Добрый кадр выйдет! За две недели чтобы академика из него сделал, ясно?
Сейчас, по-видимому, Павел не заслуживал никаких званий, его следовало вводить в жизнь мастерских, и это хорошо понимал начальник.
— Ма́стера! Кузьму Кузьмича тащи, да побыстрее! — приказал он. — Если не найдешь в гаражах, ищи его на кладбище!
Павел внимательно, как врач, посмотрел в переносицу начальника. Толстую, перерезанную между бровей глубокой морщиной.
— Ну там, где гробы стоят, не поймешь, что ли?
Старшего мастера Кузьму Кузьмича в начале смены и в самом деле отыскать было нелегко. Он мотался между боксами, механическим цехом, медницкой и столяркой, сваркой и кузницей. И была у него неписаная обязанность: гнать не в меру ретивых слесарей от тракторного «кладбища», что в дальнем углу двора. Там дожидалось ремонта стадо разбитых машин — «гробов», а слесари тем временем безбожно раскулачивали безнадзорные машины, покрывая дефицит запасных частей. «Кладбище» уже несколько лет собирались отгородить колючей проволокой, да все не доходили руки.
Здесь Павел и нашел Кузьму Кузьмича.
Мастер-старичок, словно хищная птица, горбился над слесарем Мурашко, не успевшим стащить с крайней машины кронштейн верхнего катка. Ждал, пока злоумышленник закрепит деталь на место.
— В другой раз акт составлю, понял? Вредитель!
Молодой слесарь тяжело вздохнул, дожимая болт. Он терпеливо ждал, пока новый нормировщик уведет дотошного мастера.
Кузьма Кузьмич зашагал с Павлом сноровисто и молодо, невзирая на свои шестьдесят лет. Огромные сапоги, не пасовавшие в свое время даже перед стокопытовской ямой, бесстрашно чавкали по развороченному тракторами двору.
— Зовет, стало быть, пришабривать? — осведомился Кузьма Кузьмич. Хитрая усмешка вдруг собрала его лицо в такую мелкую складку, что Павлу припомнилась почему-то черно-лаковая вывеска у ателье в поселке: «Плиссе-гофре, срочно!»
Стокопытов ждал, вертел в пальцах цветной карандаш, как пропеллер, что означало, видно, крайнюю степень возбуждения. Мешковатые веки опущены: начальник рассматривал под настольным стеклом сводку.
— Списочных в конторе сколько? — вдруг спросил он, хотя отлично и сам знал, сколько в конторе техники.
Кузьма Кузьмич пожал плечами.
— Сто восемь, не считая кранов.
— А ходовых?
— Шестьдесят, по коэффициенту.
— Почему такое?
— Рабсилы на капремонт нету, сами знаете. Народ с Севера разъезжается, а вербованных сами не хотим.
— Та-а-ак… Ну, а в работе на сегодняшний день?
— Тридцать шесть.
— Пож-жарная команда! Академики!
— Так запчастей же нету! На целину все гонят! — взмолился Кузьма Кузьмич.
— А мне какое дело? Мехцех у тебя для чего? А сварщики почему с наплавкой не управляются?
Стокопытов, как видно, еще не освоился на новом месте, руководил как директор, хотя в штатном расписании эта должность значилась как «начальник-технорук». Вполне возможно, что он затеял весь этот разговор, чтобы разом ввести Тернового в курс всех событий.
Внимательно глядя на мастера, начальник осведомился:
— Кого поймал?
— Мурашко.
— С чем хорошим?
— Верхний каток с кронштейном.
— Терновой, валяй в мехцех, глянь там, когда кронштейны будут! А ты, Кузьмич, садись, думать надо.
Павел с удовольствием закрыл за собой двери кабинета: ему и самому не терпелось с первого дня обойти все закоулки, найти знакомых и по возможности разобраться в сложном хозяйстве.
«А начальник боевитый у нас, даром что староват, — отметил он. — Инициативный мужик!»
Механический ослепил его лампами дневного света, удивил теснотой станков и людей.
Недалеко от двери, у строгального станка, увидел Лену Пушкову, знакомую по комсомольским собраниям. Горластая толстуха в комбинезоне, перетянутая в талии лаковым поясом, строгала те самые кронштейны, которых не хватало слесарю Мурашко. Когда движущийся резец попадал в свет лампы, по широкому поясу Лены пробегал веселый зайчик.
Сторожко глянув в сторону, девушка откинула тыльной стороной кисти куцый чубчик со лба.
— Элька! — крикнула соседке, склонившейся у токарного. — Элька, держись! Нормировщик пришел!
Подруга ее, очень маленькая, с тонкими запястьями и бледной шейкой, срезала исподлобным строжайшим взглядом толстую подружку и Павла.
— А мне что он? Норму, что ли, прибавит?
Эта девчонка умела шутить и не улыбаться, а Лена явно кокетничала.
— Да ты не форси, человек новый, обидится! — И добавила с каким-то значением: — Меня вот удивление берет: чего это люди нормировщиков ненавидят? По мне — попадаются из них вполне подходящие.
— Брось, Ленка! У него диспетчер есть, не нам чета!
Станки разом заработали. Лицо толстой Лены сделалось внимательным и печальным, а тяжелый ползун строгального так двинул, что из-под резца задымило. Брызнула окалина.
— Крепко дерешь! — одобрительно сказал Павел, склонившись через плечо Лены к детали.
И она вся замерла, боясь повернуться, боясь толкнуть его. Куда он лезет? По технике безопасности нельзя так близко соваться к резцу.
— Крепко дерешь, молодец! — повторил Павел. — А кронштейнов на ремонте нету. Это как понять?
