Вилис Лацис - К новому берегу
— Слушай, Анна, разве государство обеднеет, если не получит мои триста-четыреста килограммов? Уж ты могла бы избавить родного отца от сдачи зерна. Ну, а коли уж обложила, то хоть норму бы дала пониженную, как бедняку или новохозяину. Не хватает еще, чтоб меня обложили по кулацкой норме. Разве так поступают дети?
— Перед государством мы все равны, — ответила Анна. — К твоему сведению, когда составляли план зернопоставок, некоторые товарищи хотели зачислить тебя в самую низшую группу. К счастью, я узнала об этом и исправила оплошность.
— Вот так счастье! — Пацеплис плюнул. — Удружила ты мне! Чужие люди готовы пожалеть, а родная дочь тебе на шею петлю. Спасибо, доченька, большое спасибо от старика отца…
— Напрасно ты сердишься, отец… — спокойно заметила Анна. — Я не могу допустить, чтобы мои родные не выполняли честно своих обязательств перед государством. Или ты хочешь, чтобы люди указывали на тебя пальцем: вот он, саботажник! Я этого не желаю, и, пока у меня будет хоть малейшая возможность, я не допущу, чтобы ты отставал от других.
— Ну, а если я не сделаю по-твоему? — Пацеплис выпрямился. — Что вы со мной, старым человеком, сделаете? Посадите в тюрьму? Ушлете в Сибирь?
— Я надеюсь, ты до этого не допустишь. Опомнись, отец, не иди по стопам кулаков. Не срами себя и своих детей. Послушайся моего совета и поверь, что я от души желаю тебе добра.
— Откуда вам, молокососам, знать, что мне к добру… — огрызнулся Пацеплис и, не попрощавшись, вышел из комнаты…
— Это все пустые угрозы, — сказала Лавиза, когда Антон рассказал ей о своем разговоре с Анной. — Хотят только запугать, а трогать не будут.
И, решив, что их на мякине не проведешь, они продолжали саботировать. Ни на второй, ни на третий день Пацеплис не повез зерно на заготовительный пункт.
Тогда произошло нечто невероятное: в Сурумы явились уполномоченный десятидворки Клуга, представители заготовительных и финансовых органов и составили акт. Лавиза как тень плелась за Пацеплисом и потихоньку язвила:
— Радуйся, Антон, кого ты вырастил… Вот так счастливый отец!
— Перестань болтать! — рявкнул на нее Пацеплис. — У меня и так черти на душе скребут, а тут еще ты точно тупым ножом…
Жан в это время был в поле. Вернувшись в обед, он увидел уходивших со двора людей.
— Зачем приходили? — поинтересовался он.
— Разорить нас до последней нитки, вот для чего приходили, — ответила мачеха. — Все по милости твоей любимой сестры.
— За что? — Жан сурово посмотрел на отца.
— За то, что не сдали зерно… — ответил отец, глядя в землю. — Им все равно, есть ли у человека зерно, нет ли. Доставай хоть из-под земли и вези на заготовительный пункт, иначе пустят тебя по миру, как последнего нищего.
Лицо Жана помрачнело.
— Знаешь что, отец, с этим пора кончать. Нам и сдать-то надо сущие пустяки. Зачем прикидываться такими бедняками? Если ты сегодня же не отвезешь на заготовительный пункт всю годовую норму, я утром пойду в волисполком и расскажу Регуту и Анне, где ты прячешь рожь и овес.
Взбешенный Пацеплис не находил слов, чтобы ответить сыну. Лицо у него исказилось, глаза готовы были выскочить из орбит, кулаки угрожающе сжимались…
Лавиза прищуренными глазами смотрела на пасынка и, почесывая голову, шептала:
— Весь в сестру. Два сапога — пара.
Как ни горько было Пацеплису и Лавизе, а пришлось вытащить из ямы спрятанные мешки с зерном, сложить их на воз и везти на пункт. Жан помогал грузить, проверил, достаточно ли чистое зерно, — только тогда он согласился поехать на заготовительный пункт. У отца внезапно заболел живот, и он не мог пуститься в этот неприятный путь.
Вся волость узнала об этом. Многие смеялись над тем, как просчитался Антон Пацеплис. Кулаки ругали Анну, зато у жителей волости ее авторитет после этого случая возрос.
3
Когда Пурвайская волость получила план заготовки и вывоза лесоматериалов, Анне впервые пришлось поспорить с Регутом. Тот хотел распределить план по хозяйствам в зависимости от размера земельной площади; Анна указывала, что прежде всего надо принять во внимание число работоспособных людей и количество лошадей в каждом хозяйстве.
— Какое мне дело, достаточно ли у кулака рабочих рук или нет? — спорил Регут. — Пусть хоть всю зиму работает, пока не вырубит и не вывезет свою норму. У кого больше земли, тому надо больше поработать в лесу.
— Тогда дай Стабулниеку самую высокую норму, а сам тут же позаботься о рабочих, — сказала Анна.
— Речь идет не о брошенных хозяйствах, мы говорим о тех, где хозяин на месте.
— Ну, тогда сделай это с Путринькалном и наперед знай, что план не будет выполнен. В административном порядке ты от этих двух стариков ничего не добьешься.
— Тогда выходит, что нам не подступиться ни к одному кулаку.
— Подступимся, товарищ Регут, только надо делать это, не обманывая себя. Нам надо учесть республиканский опыт. Надо учесть мощность каждого хозяйства и только тогда давать задание.
— Если мы по такому принципу станем учитывать каждое хозяйство, то до Нового года не распределим плана, а когда же валить деревья и вывозить их из лесу? — сердито проворчал Регут.
— Лучше недельку посидеть и подумать, чем за один день определить на глазок нормы, а потом до самой весны только тем и заниматься что исправлять ошибки.
Распределение плана потребовало нескольких дней. Анне не раз пришлось поспорить с Регутом и остальными членами волисполкома: у каждого были родственники и близкие, хотелось дать им задание полегче. Чтобы показать пример, Анна начала с Сурумов и определила отцу правильную норму, так что никто не мог упрекнуть ее в пристрастии к родственникам.
Когда Пацеплис получил извещение о том, что ему полагается вырубить пятьдесят кубометров и вывезти на станцию тридцать кубометров древесины, он страшно рассердился и на следующее утро прибежал в волисполком к Анне.
— Что на тебя нашло? — без всяких предисловий накинулся Пацеплис на дочь. — Белены объелась, что ли? Как лютый зверь, обращаешься со своими. Пятьдесят кубометров! Понимаешь ли ты, что это такое? Пока Жан это вырубит…
— Почему Жан? — перебила его Анна. — А разве ты не можешь ему помочь? Лавиза одна управится со скотиной. Лесосеки здесь отличные: если будете работать как следует, за две недели вырубите норму, а в следующие две недели один из вас вывезет все на станцию. Как видишь, отец, ничего страшного.
Пацеплис только засопел.
— Ты действуешь, как чужая. Раньше среди родственников такого не случалось.
— А теперь случается и будет случаться впредь. Я никогда не допущу, чтобы моим родственникам делали поблажки. Хорошо, если бы вы с Жаном завтра же взялись за дело и показали пример всей волости — первыми начнете и выполните сезонное задание. Потом можете поработать сверх плана. Ну что тут особенного, если дополнительно вырубите и вывезете кубометров тридцать?
— Ты… ты это всерьез? — Пацеплис задыхался от злости. — Я… сверх плана?
— Почему же нет? Большинство людей нашей волости сделает это. Разве ты хуже других?
— Если ты так рассуждаешь, мне с тобой и говорить нечего! — Пацеплис плюнул и носком сапога растер плевок. — Я пришел в надежде, что мне снизят норму по меньшей мере на треть, а эта полоумная думает еще добавить.
— Значит, не согласен? — спросила Анна.
— Поищи дураков в другом месте! — вспылил отец.
— А если Жан согласится?
— Жан? При чем тут Жан? Мне наплевать, что он думает.
— А мне не наплевать, и я обязательно поговорю с ним.
— Попробуй только!
— Твоего разрешения мне не требуется. Тебе бы следовало, отец, помнить, что мы с Жаном уже взрослые и имеем право не спрашивать твоего одобрения.
— А я не позволю Жану в рабочее время идти в волисполком.
— Оказывается, у вас есть еще наемная рабочая сила? Может быть, внести Сурумы в списки кулацких хозяйств? Как ты думаешь, отец?
— Что тут думать… — Пацеплис поднялся. — Когда-то я думал, что у меня есть дочь. Теперь вижу, что у меня нет больше детей.
— Ошибаешься, отец. У тебя есть дети, и они хотят тебе только добра. А ты все меришь на старый аршин, и поэтому мы еще пока не можем понять друг друга. Но ничего, когда-нибудь найдем общий язык.
— Никогда! Кем был, тем и останусь!
Ничего не добившись, сердитый и смущенный ушел домой Пацеплис.
В тот же день к Анне явился еще один посетитель — Марцис Кикрейзис. Он пожаловался, что Кикрейзисам этой осенью все задания даются такие, что дух захватывает.
— Почему по лесозаготовкам у нас такая норма, как ни у кого? — спрашивал он. — У нас земли не больше, чем у других. Почему такая несправедливость?
