Антонина Коптяева - Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
— Этакие милашки! И охота вам с горлопанами связываться? Надрываетесь, продукты таскаете на целую ораву!
Софья только посмеивалась:
— Мое дело — торговля. Купить, продать, денежки получить. А девчата и не связывались бы, да ихние родители с ними не договорились — вот и наградили беспокойным братцем да вертоголовым женихом. Теперь приходится хлопотать. Отцы посылают, а сам господь бог велел: чти отца своего. Маманьку тоже не ослушаешься: слезьми со свету сживет.
Бажанова говорила весело, громко, поворачивая то к одному, то к другому надзирателю темнобровое, густо рдевшее лицо. Единственная обнова на ней — кашемировый полушалок, пальто дешевенькое, но ловко пригнанное по статной фигуре, бористая юбка, хромовые на шерстяной чулок полусапожки. Настоящая маркитантка, сверкающая молодостью и весельем. Разве перед такой устоишь? Лиза и Вирка прикрывали ее с тыла еще большей корзиной, но языки у них присохли от волнения, и улыбки получались вымученные. Не за себя они волновались — боялись провалить серьезное дело. А Софья словно играла с опасностью.
— Ржаных коржиков не хотите ли, а может, пирогов с капустой? — Она напирала корзиной прямо в живот надзирателя. — Есть и картошечка печеная. Еще бы сюда бутылку водки…
— А может, припасла для арестантиков? — Надзиратель, тоже заигрывая, багровея налитым затылком, взялся за край корзины.
У Лизы холодным ветром пахнуло в груди, у Вирки заострился побелевший нос, а Софья хоть бы что:
— Для вас принесла бы… А этим бузотерам целого бочонка мало будет, да шуму на всю округу! Тогда войсковой атаман отберет у меня разрешение на торговлю.
Надзиратель еще помедлил, притягивая к себе вместе с корзиной красотку, пышущую здоровьем, потом опомнился, отошел, покручивая ус:
— Ладно уж, несите, да попроворней!
Вирка нервничала, в душе бранила себя за это: «Бита, бита, луплена, как дедова коза, а изворотливости не научена…» Заспешив, она споткнулась в дверях камеры, чуть не сбила с ног Софью, обмерла от страха, представив, что могло бы получиться, но только еще выше задрала нос: ничего, мол, привыкну и я шутить с опасностью.
Заключенные сразу окружили Софью тесной толпой, из рук в руки передавали продукты. А кое-что, пригнувшись, прятали за пазуху, рассовывали по карманам.
Цвиллинг благодарил девушек сияющим взглядом:
— В другой раз захватите большую цельную вареную свеклу…
— Спасибо, родные! — Александр обнял сестру, передавая узелок с бельем, движением губ подсказал: «Ищи тут письмо», а вслух громко — Цвиллингу — свеклу, он сладкое любит, а нам принесите еще коржиков да сухарей. Давайте чего посущественнее, чтобы надолго хватило.
«Какие простофили эти надзиратели! — с удивлением подумала Лиза, когда пожилой Евдокимов, ведавший отделением, будто не замечая ничего, отошел в сторонку. — Ведь мы в тюрьму оружие принесли!»
35Городок Бузулук, уютно расположенный при одноименной станции на берегах рек Бузулука и Самары, противостоял белоказачьему правительству Оренбурга: здесь власть была Советская. Руководили общественно-политической жизнью рабочие привокзального депо, которых поддерживали трудящиеся остальных предприятий. Городок захолустный, а станция и депо — боевой центр на линии Московско-Ташкентской железной дороги.
С виду все, как полагается в провинциальных городках: улицы сплошь из деревянных, щедро украшенных резьбой домиков; за длинными заборами — сады, огороды, амбарчики. В центре, возле Соборной площади, каменные двух — и трехэтажные дома богатеев — купцов, помещиков, мукомолов, содержателей гостиниц. В летнее время на улицах грязь — не пролезешь, или пыль черноземная до небес, а зимой — белые сугробы, ослепительно сверкающие на солнце.
Петру Алексеевичу Кобозеву полюбился Бузулук с его речками, бегущими по окраинам, с горами синего Сырта, встающими с северной стороны, где в Иософатовой долине, поросшей дубняками и кленами, у «святого» источника, бьющего и в самые свирепые морозы, приютился мужской монастырь. На северо-запад — вдоль железной дороги к Самаре — превосходный бузулукский бор — гордость здешнего края; на юге — черноземные поля и ковыльная степная целина. За ними, верст через полтораста, крутая излучина реки Урала и второе гнездо контрреволюции — город Уральск, центр Уральского казачьего войска.
* * *В штабе Петра Кобозева, поместившемся в вагоне на запасном пути станции, появились очередные посланцы из Оренбурга, пробравшиеся через пикеты дутовцев.
Рабочим нужно оружие… Кобозев придирчиво расспросил машиниста Кравченко и его помощника Толмачева о положении в Оренбурге.
— Как вы доставите туда пулеметы, патроны и винтовки?
— Вы только дайте. Без них мы возвращаться не можем: народ пишется в Красную гвардию, а в руки ему дать нечего. — Кравченко посмотрел на свои черные от угольной копоти широкие ладони, потом на здоровяка Толмачева. — Мы с ним так все сховаем, что при любом обыске дутовцы не сыщут.
Куда же на паровозе вы денете пулеметы?
— Найдется место: в уголь зароем либо в воду спустим… Тендер-то для чего?
— Ладно. Рискнем. Сейчас обсудим, что можно выделить.
Но Кобозев уже прикинул мысленно, зная наперечет оружие, собранное с таким трудом: «Дадим два пулемета, сто винтовок, ленты пулеметные… патронов несколько ящиков…»
Он просмотрел почту из Оренбурга: наказ делегатам к Ленину, составленный большевиками в тюрьме, копию протокола собрания, проведенного бастующими рабочими.
— Наш Бузулукский комитет тоже решил послать делегацию к Ленину — просить помощи. Давайте своих делегатов сюда — вместе отправятся. Помощь из Петрограда получим обязательно. Владимир Ильич борьбе с дутовщиной придает большое значение. — Кобозев задумался, вспоминая последнюю встречу с Лениным перед поездкой в Оренбуржье, рассказы Джангильдина и Краснощекова, тоже побывавших у Ильича.
— Есть у нас такие, что выступают за прекращение забастовки, — рассказывал Кравченко, — но рабочие решили держаться: стачка крепко бьет по Дутову. Хотя трудно нам. Сидим без хлеба, без дров. Жгем сараюшки, сенцы разбираем, по две, по три семьи сбиваемся в одну землянку ради тепла.
— Попросим у Владимира Ильича и денежной помощи, как вы тут пишете в наказе. Нелегко будет Совнаркому выделить сейчас полмиллиона рублей, однако без внимания нашу просьбу, конечно, не оставят. А пока пришлют эти деньги, обратимся к рабочим Самары, Челябинска, Екатеринбурга. Отступать нам нельзя.
Кобозев сам отлично знал тяжелое положение забастовщиков. Он очень любил детей и страдал при одной мысли о голодающих малышах. Но решался вопрос жизни и смерти революции, вопрос будущего всех детей страны. Ради этого надо было идти на любые лишения.
36Федор Туранин примостился с краю на вагонной лавке, дремал сидя, но и в дреме ощущал пакет, запрятанный после Бузулука в потайной нагрудный карман. Делегатом к Ленину от главных мастерских был выбран строгальщик Панарин, но в самый последний момент у него что-то стряслось, и отправили Федора.
Бебин и Герман были посланцами Бузулука.
Переполненный, промерзший насквозь поезд еле тащился. Ехали впроголодь, и огромный Федор Туранин худел с каждым днем. Большой его нос еще увеличился, «самолучшая» рубаха и взятый напрокат пиджак болтались на широченных плечах, как на вешалке. Кузнец выглядел бы страшно, если бы не задумчиво-счастливое выражение лица:
— К Ленину ведь едем, братцы!..
«Братцы» тоже волновались и старались по возможности подкормить товарища. Когда он отказывался, пряча голодный взгляд, Герман сердито говорил:
— Нечего отворачивать свою чекушку. Конечно, забастовка крепко вас тряхнула, однако вид у делегата должон быть соответствующий, а то ты Ленина напугаешь…
Федор, конфузливо улыбаясь, трогал впалые щеки и нос-чекушку, но отвечал с гордостью:
— Ленина ничем не напугаешь! А у меня дома дети малые, каждую корку им.
Около Петрограда, когда показались трубы заводов и дома рабочих окраин, всех троих начала трепать настоящая лихорадка.
— Вылетели из головы затверженные слова, — сокрушенно говорил Герман. — Хорошо, что письменный наказ имеется. Подумать только, к такому человеку наяву подойти! Он теперь первое лицо в Советской стране, председатель, как его…
— Совнаркома, — подсказал Бебин. — А вдруг мы не попадем к нему?
— Не может того быть! — решительно опроверг опасения бузулучан Федор Туранин. — Раз добрались до Петрограда — должны выполнить поручение.
С вокзала делегаты, очень разные по виду, но удивительно похожие (может быть, потому, что одним чувством были проникнуты), зашагали прямо в Смольный по заваленным снегом, замусоренным улицам с вывороченными кое-где фонарными столбами и разбитыми стеклами витрин.
