Фока Бурлачук - Нержавеющий клинок
— Эх, была не была, — сказала Горохов и, усевшись на землю, начал наматывать портянки. Овчаренко смотрел на него и, как только Горохов намотал портянку на одну ногу, остановил его:
— Теперь мне все ясно, браток, оказывается, ты не умеешь наматывать портянки. В том, что ты натер ноги, сапоги не виноваты. Дай-ка я тебе покажу…
Надев оба сапога, Горохов потопал на месте и сказал:
— А знаешь, вроде ничего. Я ведь впервые в жизни ношу сапоги.
— Оно и видно. Привыкай, милок. Зря тебя ни разу на сборы не призвали. Там бы научился.
Возле расположения полка командиров остановил патруль.
— Вам куда?
— В двенадцатый танковый полк, — ответил Овчаренко.
— Предъявите документы, — потребовал боец. Взглянув на предписание, он вслух выразил свою догадку:
— Я сразу узнал, что вы из запаса. Можете идти, там пляшет сержант Воробин, он вам скажет, как пройти в штаб.
Действительно, за танками, на лесной поляне, солдат растягивал на трехрядке «Калинка-малинка моя», а молодой сержант, окруженный бойцами, выделывал ногами разные кренделя. Увидев подошедших, гармонист прекратил играть.
— Кто здесь сержант Воробин? — спросил Овчаренко.
— Я сержант Воробин, — ответил плотный боец без головного убора. Потное лицо сержанта было все в веснушках, будто кто-то неосторожно тряхнул на него кистью с краской. — Я вас слушаю.
— Нам нужно попасть в штаб полка, — сказал Овчаренко и подал предписание.
Пока сержант читал, кто-то вполголоса заметил: — Ну точно Яшка-артиллерист из «Свадьбы в Малиновке».
Послышался сдержанный смех.
— Константинов! — подозвал сержант бойца. — Проводите товарищей в штаб полка и сразу возвращайтесь. — Затем вдогонку бросил: — Проситесь во второй батальон. Комбат у нас — будь здоров…
Овчаренко и Горохов едва поспевали за провожатым. У Горохова снова запекли ноги, но все же настроение было хорошее. Он тихонько, так, чтобы не услышал боец, спросил у Овчаренко:
— Миша, чего они там хохотали?
— Догадываюсь: увидели в тебе Яшку-артиллериста.
— Да кто же я, черт побери: Швейк или Яшка-артиллерист? Вот как может обезобразить человека костюм! Хорошо, что Людочка не видела меня таким, — вздохнул Горохов и тут же спросил: — А как тебе нравится сержант? «Комбат у нас — будь здоров». Интересно, что кроется за этим «будь здоров»? Сам он, видать, парень рубаха…
На просеке одна возле другой стояли две машины с будками, чуть в стороне от них — палатка. Машины были укрыты маскировочными сетками; возле них, с автоматом на груди, прохаживался боец.
Часовой заметил незнакомых людей, идущих к шабным машинам, подошел к висящей на суку гильзе и железным прутом ударил по ней. Тотчас из палатки выскочил старший лейтенант — дежурный. Он встретил прибывших и провел их к начальнику штаба полка.
— Мы рады приветствовать и поздравить вас с зачислением в нашу дружную семью, — сказал начштаба, прочитав предписание.
Затем сообщил, что командир и комиссар полка убыли в штаб дивизии. На минуту задумался, постукивая карандашом по столу, словно раздумывал: куда же их направить?
— Если можно, во второй батальон, — вырвалось у Овчаренко.
— Во второй, так во второй, — согласился начальник штаба, даже не поинтересовавшись, почему он попросился именно туда. — А вам, товарищ Горохов, придется ждать комиссара полка, он вас определит. Наверно, останетесь комсоргом полка. Где это вас так нарядили? Костюм явно не по размеру.
Начальник штаба позвал дежурного и приказал:
— Вызовите связного из второго батальона, пусть проводит лейтенанта, а политруку постарайтесь заменить обмундирование.
Проводить Овчаренко во второй батальон прибыл тот самый боец, который час назад сопровождал его до штаба полка.
— Вот видите, товарищ Константинов, нас опять свела судьба, — сказал Овчаренко, когда они тронулись в обратный путь.
— Так точно, товарищ лейтенант, а откуда вам известна моя фамилия?
— Это секрет, — улыбнулся Овчаренко. — Лучше расскажите, как воюется, что хорошего в вашем батальоне.
Константинов рассказал о себе, о товарищах, а потом спросил:
— Товарищ лейтенант, как вы думаете, скоро войне конец?
— Надо победить немца, товарищ Константинов, вот тогда и конец.
— Да, — почесал затылок боец, — это не вдруг…
За разговором не заметили, как оказались у землянки командира батальона.
Овчаренко зашел и, как положено, представился. Из-за фанерного, самодельного столика, на котором стояла кружка и лежал кусок хлеба, поднялся молодой капитан с черной шевелюрой на голове и орденом Красной Звезды на гимнастерке, протянул вошедшему руку:
— Капитан Стахиев. Прошу присаживаться. Я собрался обедать, поедим вместе, а заодно и поговорим.
Капитан повернулся к ординарцу:
— Кусков, принеси еще один обед, для гостя. Хотя теперь вы уже не гость, а полноправный член семьи…
За обедом капитан осведомился о военной подготовке взводного, а когда узнал, что Овчаренко по специальности инженер, произнес:
— Взводный — инженер. Дрожи, фриц! Вот какое пополнение приходит к нам! Ваш предшественник ушел на повышение, думаю, что и вы долго не задержитесь. Покажу вам одну «игрушку». — Капитан достал из полевой сумки блестящую коробочку, продолжил: — Вот какие безделушки к нам забрасывают гитлеровцы. Это обыкновенная мина. Неопытный боец, подобрав такую штуковину, естественно, попытается ее открыть и… В прошлом месяце так погиб один наш сержант. Мы предупредили всех ребят, но лишний раз напомнить не мешает. Бдительность и осторожность должны быть на каждом шагу!
Капитан коротко охарактеризовал офицеров батальона и пустился в рассуждение о роли взводного.
— Среди офицеров бытует шуточная присказка: меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют. Однако это не принижает роли взвода. Успех роты зависит от него. Взвод, скажу вам, это как бы ручеек большой реки. Пересохнет этот ручеек — и, глядишь, река обмелела. Как ни крути, а взводный — фигура. Самая большая потребность фронта во взводном…
Первым, кто встретил Овчаренко во взводе, командиром которого его назначили, был конопатый сержант.
— О, вы все же к нам попали! — обрадовался сержант, будто Овчаренко был его закадычным другом.
До войны Овчаренко много читал и слышал о бесстрашии, но только когда сам побывал в бою, понял, что страх присущ всем смертным. Разница только в степени страха. Есть страх, и есть долг, и важно, чтобы в бою страх не взял верх над долгом. Тех, кого поборол страх, не уважают, для живых они мертвецы, и наоборот: мужественные люди, погибшие в бою, еще долго продолжают жить в памяти народной, а иногда их имена становятся бессмертными…
Так думал Овчаренко, лежа на зеленой траве, возле своего Т-34. Последнее время ему приходилось спать по два-три часа в сутки. И в свободные минуты его потянуло на сон. Как только он засыпал, перед ним возникала Рита. Вот и сейчас она с укором спросила, почему он давно ей не писал. Не успел он ответить, как Рита исчезла.
Над Овчаренко склонился комбат:
— Мне жаль будить тебя, но дело неотложное… Овчаренко слышал голос, а проснуться не было сил.
И только после того, как Стахиев шершавыми ладонями потер ему уши, Овчаренко с трудом открыл глаза.
— Твоему взводу выпала большая честь. Сегодня ночью он пойдет в головной походной заставе, — сообщил комбат.
— А с чем ее едят, эту заставу? — попытался шутить Овчаренко.
— Доставай карту. С чем едят — скажут немцы, если не постесняются.
— Фрицы не страдают этим недугом, — ответил Овчаренко и достал из полевой сумки карту.
Комбат цветными карандашами нанес на карту боевую обстановку, подробно рассказал задание, объяснил, как следует действовать.
— Тебе все ясно? Если будет время, продолжим разговор, а пока бай-бай…
Овчаренко опять прилег, но сон как рукой сняло. Он думал о предстоящем боевом задании…
8Халимон только отошел от кухни, как позади раздался голос Кожухарова:
— Остап, а Остап, погоди!
Он будто не слышал — не остановился. Тогда Кожухаров ускорил шаг, догнал его, положил руку на плечо:
— Остап! Я тебя враз узнал. Вот так встреча! А ты совсем не изменился. Думал уже, что тебя давно в живых нет. Столько лет не приезжал в село…
Халимон подал руку, изобразив на лице радость встречи, и с горечью выдавил:
— В деревне, Яким, у меня никого не осталось, кроме дальних родственников. Куда делся отец — до сих пор не знаю. Кому он мешал?.. Теперь уже поздно говорить об этом… Ты, Якимушка, пожалуйста, не болтай ничего лишнего. Отойдем в сторону. Я тебе кое-что расскажу, но это тайна, упаси бог где-либо сболтнуть: тебя сразу пустят в расход…
Они отошли от дороги, уселись на траве, закурили.
