Фока Бурлачук - Нержавеющий клинок
Майор куда-то позвонил по телефону и, глядя на Халимона сказал:
— Русскую армию мы скоро уничтожим. Всех, кто нам помогает, фюрер отблагодарит. Сейчас за вами придет машина, отвезет вас туда, где вы будете работать. — Майор заметил на лице Халимона испуг и решил успокоить: — Никто больше не будет связывать вам руки…
— Можно узнать, куда вы меня отправите? — осторожно спросил Халимон.
Майор ехидно улыбнулся:
— У нас не любят любопытных, господин Остап…
В тот же день Халимона привезли в лагерь военнопленных в нескольких километрах от Львова.
Принял Халимона сам комендант лагеря капитан Фридрих Любке, маленький, толстый немец с усиками «а ля фюрер». Любке всегда приветливо улыбался, скрывая за этой улыбкой характер уголовного убийцы: до войны он работал надзирателем в концлагере Бухенвальд.
Усадив Халимона напротив, Любке открыл толстую тетрадь, записал туда данные о Халимоне и улыбнулся:
— Пока вы будете находиться на положении военнопленного, схваченного в бою. Нам необходимо выявить комиссаров и коммунистов.
Через неделю предатель нашел свою первую жертву. Рядом с ним на нарах спал пожилой военнопленный из Житомира, рядовой Кушниренко. Под воротником его выцветшей гимнастерки Халимон заметил какую-то цифру, написанную химическим карандашом.
— Что это у вас за номерок, Егор Григорьевич? — полюбопытствовал он.
— Понятия не имею. Такую получил, — слукавил Кушниренко.
Халимон постепенно втянул соседа в откровенный разговор, тот доверил ему свою тайну, сказав, что он член партии и вынашивает план побега из лагеря.
— Цифра на подворотничке, — это номер моего партийного билета, — прошептал Кушниренко. — Освобожусь, и по номеру легко можно будет найти мою учетную карточку…
— Плохой вы коммунист, если номер партийного билета не помните. Я свой никогда не забуду, — пристыдил Халимон соседа.
На следующий день Кушниренко вызвали на допрос к коменданту, в бараке за колючей проволкой он больше не появлялся.
В это время с группой военнопленных в лагерь привезли раненого Соломко, того самого, что служил с ним в одном батальоне. Как ни старался Халимон избежать этой встречи, все же Соломко заприметил его и рассказал товарищам все о нем. Подпольный лагерный комитет решил пустить Остапа в расход. В ночь, когда предполагалось это сделать, несколько военнопленных совершили побег, в их числе оказался и Халимон. Через несколько дней беглецов поймали, избили и посадили в карцер. Но Халимона среди них не было…
10Морозным январским днем сорок второго года в Снежинку пришли немцы. Больше недели они хозяйничали в районе, а теперь дошла очередь и до деревень. Десять солдат во главе со старшим лейтенантом окопались в Снежинке и в прилегающих к ней деревнях. Оккупанты заняли бывший дом Халимонов, вышвырнув оттуда семьи сельских учителей.
С приходом немцев на дверях сельсовета, лавки, правления колхоза и сельской школы был вывешен приказ коменданта, обязывающий: «1. В течение двух суток сдать все оружие. За несдачу — расстрел. 2. Всем мужчинам в возрасте от 15 до 70 лет зарегистрироваться в комендатуре. 3. За появление на улице после десяти вечера — расстрел на месте».
Однажды утром в школе появились старший лейтенант Либерман с ефрейтором Штрейхером и солдатом-переводчиком. Исполняющей обязанности директора школы молодой учительнице Раисе Николаевне приказали занятия прекратить, а учеников послать за родителями, чтобы все взрослое население немедленно собралось в школу на собрание.
Некоторое время спустя люди потянулись к школе. Пришли почти все женщины, мужиков было двое: глуховатый дед Назар и Кривой Клим.
Старший лейтенант, маленький и худой, с широкими, словно тарелки, ушами и тонкими губами, зашел в класс вместе с переводчиком.
Окинув взглядом собравшихся, офицер начал говорить о том, что обязанность всех — помогать непобедимой немецкой армии. Кроме продуктов, нужны теплые вещи: валенки, полушубки, рукавицы, теплое белье. Все это надо сдать в ближайшие дни старосте, которого предстоит сейчас избрать.
— Господин офицер велел напомнить вам, — сказал переводчик, — что за неповиновение — расстрел на месте. Немцы любят точность и аккуратность, — закончил он.
Выборы старосты прошли очень быстро. Кандидатуру подобрали сами немцы: Клим Лепетуха. В юные годы он сломал в драке ногу, и односельчане прозвали его Кривой Клим. Основным занятием Клима было самогоноварение. Года два он проработал в колхозе повозочным, затем был осужден за кражу на два года. После тюрьмы нигде не работал, ссылаясь на инвалидность и болезни.
Мать Овчаренко сидела на задней парте, в углу, где когда-то сидел ее сын Михаил. Она молча слушала, думала о Михаиле и двух его братьях, ушедших к партизанам. Младшие изредка подавали о себе весточку, а о Михаиле она ничего не знала с начала войны.
Крестьяне расходились по домам с тяжелыми мыслями. Только баба Одарка шутила:
— Если б знать, когда Кривой Клим придет за полушубком, напустила б туда вшей.
— А где ты, бабусю, возьмешь вшей? После гражданской их и в помине нет, — бросила соседка.
— У Кривого Клима наверняка есть и свои, — ответила баба Одарка и сплюнула.
Немцы еще спали, когда к их постою подкатила одноконная санная упряжка, на которой восседал новоиспеченный староста. Волоча ногу, он зашел во двор, но дальше его не пустил часовой. Кривой Клим пытался объясниться с часовым, но тот, повторяя одно слово «ферботен», требовал удалиться со двора. «Ни черта не понимает», — злился Клим. И тут его осенила мысль: какой он ни есть, но начальник, а откуда это ведомо солдату? Надо повесить на рукав повязку, но какую? Начал вспоминать, какие повязки носило петлюровское начальство, вспомнить не смог и решил, что, наверное, голубые. Возвратившись домой, Клим окликнул жену:
— Любка, где твоя голубая кофточка?
— Зачем она тебе? — уставилась Люба на мужа, вытирая руки об юбку.
— Немцы приказали, чтобы я носил на левом рукаве голубую повязку, дабы всем было видно, кто я есть.
— Портить кофту ради повязки? Нет, не дам.
— Знаешь что, женушка, не зарывайся. Кусок отрежу от рукава, не убудет, а иначе всю конфискую именем власти. Ты не была на собрании и понятия не имеешь, какие теперь у меня права. Любого могу арестовать, посадить и прочее.
Жена достала из сундука кофточку, бросила ее Климу:
— На, подавись! Начальство…
— Ты, Любка, того, осторожней. Так будет лучше, — предупредил Клим. Взял ножницы, вырезал полоску, натянул ее себе на рукав зипуна и снова поехал к немцам.
Оккупанты, отоспавшись, завтракали. Во дворе ходил часовой, уже другой. Клим подъехал к дому, привязал лошадь к забору, зашел во двор, рукой показал часовому на повязку. Часовой сказал: «Гут, гут», — достал свисток и приложил к губам. На свист вышел переводчик, который сразу узнал Клима, поздоровался, спросил, что так рано принесло сюда господина старосту.
— Доложите господину офицеру, что сегодня ночью кто-то изнасиловал, задушил и ограбил учительницу… Такого у нас не бывало.
Переводчик понимающе покивал головой, заявил:
— Господин Клим, это дело рук партизан. Надо искать их. Мы поможем. — Потом добавил: — А сейчас езжайте в школу и выставьте там окно. Я уверен, что партизан залез именно через окно…
— Нет, окна целые, — возразил Клим.
— Вы, господин Клим, делайте, как вам говорят, — гневно сказал переводчик и пошел допивать кофе.
11Овчаренко ходил встревоженный: уже больше двух месяцев от Риты не было писем. Он писал ей часто, а ответа не получал. Решил обратиться к начальнику войсковой части, в которой служила Рита. Выбрав удобную минуту, Михаил достал из сумки чистый лист бумаги, склонился к борту танка. В это время к нему подошел адъютант комбата боец Кусков.
— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает командир бригады, он в землянке комбата.
Полковник, подав руку, усадил Овчаренко рядом с собой, развернул полевую карту, разгладил ладонью, спросил:
— Мне сказали, что вы родом из тех мест, которые предстоит скоро освобождать. Знаете городок Лысогорек?
— Так точно. Много раз там бывал.
— Хорошо, а где находится мост через реку Беглянку?
Овчаренко обозначил карандашом на карте.
— Вашей роте, товарищ Овчаренко, выпала особая задача. Трудная и почетная. Конкретно поговорим обо всем позже, а сейчас в общих чертах. Когда пехота прорвет передний край противника, вашей роте, не вступая в бой, нужно будет стремительно прорваться в местечко, ближайшим путем подойти к мосту и взять его под охрану, не дать противнику взорвать. И удерживать до подхода наших войск…
Через несколько дней Овчаренко получил подробный инструктаж и начал готовиться к выполнению боевого задания. Разные варианты вертелись в голове. Мысленно он уже десятки раз проходил узенькими уличками Лысогорска, ведя танкистов к мосту.
