Иннокентий Галченко - Геологи продолжают путь
Я в недоумении смотрю на него.
— Можно ехать? — спрашивает Дмитрий.
И вот мы в пути. Едем по широкой безлесной долине Емтигея. Воздух прозрачен, видно далеко.
«Как бестолково получилось с экспедицией, — думаю я, — сколько сил и народных денег потрачено попусту!»
Перед закатом солнца останавливаемся на ночлег.
После ужина Дмитрий пьет чай и благодушно рассуждает:
— Хорошо летом ездить. Тепло, светло. Корм лошадям есть. Комаров пока нет. Хорошо! Зимой беда, плохо. Холодно, да холодно. Темно. Однако лошадей надо пускать кормиться. Пойдем, Адам!
Мы остаемся около горящего костра с Иваном Чистых.
— Ну, как, Иван, отдохнул в отпуске? Где побывал?
Иван машет рукой.
— Какой там отдых у нашего брата таежника! В Москве двадцать дней пробыл, а что, паря, видел, спросите? Все время дома да по ресторанам гулял…
На широкоскулом лице Ивана искреннее раскаяние. Под глазами с узким разрезом темнеют нездоровые, припухшие мешочки.
— Правда, у стариков в родной забайкальской деревне побывал. Родителям кое-что купил. Но от жизни колхозной отвык. В Магадане встретил Сашку Егорова, вашего бывшего промывальщика. Ревматизм его одолел. Ноги совсем отказывают. Хочет на прииски податься работать. Он мне сказал, что ваша партия на Индигирку ушла. Стал к вам промывальщиком проситься.
Отпустив лошадей, Дмитрий с Адамом еще раз пьют чай.
— Укладывайтесь спать, товарищи, — говорю я, подбрасывая в костер дрова. — Первую ночь сам буду дежурить. Часа через два смену разбужу.
Стоит светлая июньская ночь. В полевом дневнике делаю первую запись: «14 июня пройдено 25 километров».
Кричат куропатки. Со свистом промчались чирки, по ошибке приняв белую палатку за озерцо. Где-то далеко заржали лошади. Тихо.
Сижу неподвижно, догорает костер. Вдруг, замечаю, в кустах что-то мелькнуло огненно-красное и исчезло. Опять появилось. На меня уставилась длинная мордочка лисицы с бусинками глаз. Хищница вышла на ночную охоту. Удивлена нашим появлением, полюбопытствовала и бесшумно исчезает в кустах, едва я пошевелился.
На следующий день, за перевалом, погода резко меняется. Дует холодный северный встречный ветер, идет дождь вперемешку с мокрым снегом. Ехать верхами холодно. Леденеют руки и ноги.
Наш передовик Дмитрий, как нахохлившаяся Мокрая курица, сидит неподвижно в седле, надвинув на лоб кепку. Вот он соскочил на землю и ведет лошадь на поводу, греется. Мы, как по команде, тоже соскакиваем с лошадей и идем по широкой кочковатой долине.
И так изо дня в день, делая за восемь — десять ходовых часов по 30–40 километров.
— Завтра, если хорошо поедем, у Николая Заболотского ночевать будем, — говорит Дмитрий, устраиваясь на ночлег. — Беда мне — спина болит. Разогнуться не могу. Однако лягу.
Утром он с трудом взбирается на лошадь с нашей помощью.
— Плохо, паря Митрий, болеть в тайге, — говорит Чистых, помогая больному усаживаться в седле. — Доберемся до Николая, лечить тебя будем перцовкой.
Едем по знакомой тропе. Здесь еще белеют наши поломанные нарты, брошенные зимой.
Ночуем около юрты Николая Заболотского. Он очень рад нашему приезду…
— Плохо живем. Провиант кончился. В факторию надо ехать, пушнину сдавать. Твой груз весь целый. Начальник Исаев ничего не взял, — говорит он, показывая сложенные на настиле в палатке мои подотчетные грузы.
Выдаю Николаю в счет зарплаты все, что он просит, и уговариваю его продолжать охранять груз.
Дмитрий совсем разболелся. Мое лечение аспирином и растирания спиртом не помогают. Перцовка, выпитая на ночь, только усилила боли.
— Ох, беда, чистое наказание, — охает и жалуется он. — Спина совсем не гнется, внутри болит. На лошади ехать не могу. Однако на плоту поплыву до Балаганнаха, Вперед вас приплывем.
Мы с огорчением оставляем больного и едем дальше.
За старшего каюра у нас теперь Адам. Он, несмотря на свою молодость, хорошо ухаживает за лошадьми.
Едем местами, мне хорошо знакомыми. Все здесь исхожено и опробовано.
Перед нами открылась широкая долина Неры. На ровном, чистом лугу, покрытом ярко-желтыми цветами куриной слепоты, пасутся коровы. Пологие склоны долины — в зелени распустившихся деревьев и кустарников. Пахнет дымом горящего навоза. Виднеется несколько якутских юрт и хотонов — загонов для скота. А немного в стороне от них, среди редких стволов лиственниц, у берега белеют палатки нашей веснующей партии. Далеко за рекой на фоне ярко-голубого неба с редкими облачками синеет гранитный хребет.
III. В поисках золота
В дальние маршруты. Первые открытия. Ключ Сох-Бар. По горным тропам. У Софрона. Юрта у золотоносного ключа. Могила шамана. Ключ Наташа. Паводок. Наледь в июле. Индигирка — река серьезная.
— Наконец-то вы здесь! А мы заждались! — встречает нас Исаев. — Теперь можно и в дальние маршруты двинуться.
— Пробовали мы арендовать лошадей у местных жителей; те — ни в какую: «Лошади дикие, под вьюком ходить не привычны», — рассказывает Захаров. — Пришлось работать недалеко от лагеря. Снаряжение таскали на себе.
— Ну, с тяжелым «сидором» за плечами по тайге далеко не уйдешь! — отмечает Пятилетов.
Обитатели лагеря читают и перечитывают газеты и письма, привезенные нами.
Я делюсь последними новостями:
— На Колыме говорят, будто в Москве Цареградскому поручили организовать новую Индигирскую экспедицию. С реки Алдан она будет переброшена на самолетах в район наших работ.
Все заинтересованы, высказывают свои соображения.
— Пока они до наших мест доберутся, немало времени пройдет.
— Не раньше августа, однако, работать начнут.
В бязевой палатке душно, как в парнике, неясные тени ветвей колеблются на стенах. На самодельном столе — большая схематическая карта. Мы внимательно изучаем ее, составляем план будущих действий.
Единодушно решаем вести работу двумя отрядами: «водным» и сухопутным. Вниз по Нере и Индигирке на плоту отправятся Исаев, Захаров, Нестеренко и Пятилетов. Лоцманом у них будет Гаврила Кривошапкин, местный житель, хорошо знающий реку; с запасом продовольствия поплывет Степан Лошкин. Мне с Чистых и Адамом на шести лошадях предстоит пройти через перевал к устью речки Тополевой. У юрты Софрона Корякина отряды должны встретиться.
Сухопутный маршрут мне нравится. По моим расчетам, он пройдет как раз вдоль предполагаемой золотоносной зоны и фактически продолжит мои поисковые работы предыдущих лет.
В юрте Гаврилы оставляем выздоравливающего Неустроева и часть продуктов на обратный путь.
— Поправлюсь, обязательно по реке догоню вас, — обещает он.
Проводив отряд Исаева, мы завьючиваем лошадей и тоже трогаемся в поход. По едва заметной тропке, заросшей густым гибким тальником, выходим к устью реки. Через каждые километр-полтора берем шлиховые пробы. Самое лучшее место для пробы — «щетки». Это — выход коренных пород слоистых сланцев и песчаников в русле или долине ручья. Здесь шлихи — обломки тяжелых минералов — хорошо улавливаются. Взятая на таком месте проба сразу дает полное представление о наличии минералов.
Но «щетки» не всегда встречаются в долинах. Приходится искать смешанные террасы, где на коренных породах лежат галечники. Стык галечников и коренных пород (по геологической терминологии — «спай») — самое надежное место для опробования.
Когда нет ни «щеток», ни «спая», пробу приходится брать у подмытого рекой берега или на косе.
Вот выбрано место для взятия пробы — коса, заросшая травой и мелким тальником.
Иван промывает первую нашу пробу. Я напряженно слежу, не блеснут ли среди черных шлихов желтоватые значки золота.
Иван делает последнее полукруговое движение, и вода смывает, как языком слизывает, остатки пустой породы. На дне лотка остается тяжелый шлих. В нем блестит единственный, чуть заметный значок золота. Промывка закончена.
Пробу высушиваю на маленьком костре, разведенном Адамом на гальке.
— Лошадям тяжело с грузом на месте стоять! — говорит Адам, взглянув на беспокойно переступающих с ноги на ногу лошадей.
— Иди-ка с ними километров на пять вперед, до первого бокового притока, и там останавливайся, — распоряжаюсь я. — Лошадей отпусти попастись. Костер добрый разведи, чтобы подыму тебя найти. Обед свари.
— Самый хорошо! — соглашается Адам и, затянув монотонную песню, исчезает с лошадьми за деревьями. Мы продолжаем работу.
Состав наносов реки меня радует: среди темных сланцев и серых песчаников мелькает белая кварцевая галька. По косам встречаются светло-серые булыжники, мелкие гранитные валуны. Все это означает, что где-то в бассейне реки размываются граниты и контактные с ними породы, обильно пронизанные кварцевыми жилами. Дальнейшие наши работы уточнят местоположение их и помогут выяснить, образовались ли промышленные россыпи металла на местах размыва кварцевых жил.
