Илья Веселов - Три года в тылу врага
— Что, они тебя провожают?
— Нет. Тоже хотят воевать.
— Где они?
— Разрешите, сейчас позову.
Через минуту в комнату вошло еще трое таких же высоких, плечистых, под стать Боровкову. Я сразу перешел к делу.
— Где хотите служить — в партизанах или в регулярной армии?
— В партизанах, — за всех ответил Боровков. — Мы все здешние. Места хорошо знаем. Давно перебраться к вам хотели, да не знали как.
— А если придется воевать в Прибалтике или перебраться к самому Ленинграду?
— Что ж, гнать гадов надо отовсюду.
После медицинского осмотра Боровков снова подошел ко мне:
— Товарищ председатель, позвольте отлучиться на пару часов в свою деревню.
— Прощаться с родными?
— Нет, за оружием. Воевать-то надо, а винтовки в сарае закопаны.
Я разрешил.
Они вернулись вскоре порядком уставшие, но довольные. Принесли пятнадцать новеньких винтовок с сотней патронов на каждую и полный ящик ручных гранат.
Время шло к полудню. Один за другим подходили призывники. Вдруг за дверью нашей комнаты начался шум, возня, горячий приглушенный спор.
Я вышел. В коридоре невысокий худощавый парень с рыжими волосами, подстриженными ежиком, пытался попасть на прием вне очереди. Увидев меня, он вытянулся.
— Рядовой Зонов. Товарищ доктор, разрешите… Они местные, а я сорок километров шел сюда из Пушгорского района.
— Ну, раз пришел, то и подождать можешь.
— Некогда мне время терять. Мне обратно надо.
Меня ребята послали. Иди, говорят, узнай, правда ли в Красную Армию мобилизация началась в тылу у немцев. Если правда — сейчас же за ними должен прийти.
— А кто это твои друзья? — спросил я.
Зонов весь вспыхнул:
— Да вы не подумайте, я не какой-нибудь… Я с Урала, из Перми. Попал с ребятами в окружение…
А у фашистов мы не служили.
Парень говорил быстро, горячо. И чувствовалось — искренне. Видно было, что он не промах. Себя в обиду не даст и добьется чего надо.
— Зайдите третьим, — сказал я ему.
Однако осторожность в тылу врага никогда не мешает. «А если немцы подослали?» — подумал я и тут же вспомнил, что Николай Архипович Пашнин хорошо знает Урал. Часто бывал по делам службы в Перми и ее окрестностях. Я попросил его поосновательней расспросить Зонова.
Зонов вошел и по-военному доложил о своем прибытии.
— Где вы родились? — начал я.
— В Перми.
— А работали до войны?
— Тоже в Перми, в стройконторе столяром.
— Вы свой город хорошо знаете? — вступил в разговор Пашнин.
— Слепой и тот знает свой город, а зрячий и подавно, — уже сердито ответил Зонов.
— Сколько вокзалов в Перми? — спросил Пашнин.
— Три. Два железнодорожных, один речной., — С какого вокзала идут поезда на Москву?
— С Перми-второй.
Мы расспрашивали Зонова о его службе в полку, где воевал, о деревнях Пушгорского района, о фамилиях жителей, казненных там гитлеровцами в последний месяц. Зонов отвечал подробно, без запинки.
— Будешь служить у нас. А теперь иди за своими. Через четыре дня Ефим Иванович Зонов привел в бригаду семнадцать человек. Все они были вооружены винтовками и автоматами. Многие уже участвовали в боях с немцами. По пути к нам они наскочили на фашистский патруль и уничтожили его.
День клонился к вечеру, когда ушел последний призывник. Не успели затихнуть в коридоре его шаги, как в комнату вошла молоденькая девушка лет двадцати, одетая в легкое цветастое платье. Она как-то по хозяйски оглядела помещение, бросила беглый взгляд на пол, где Пашнин нечаянно обронил кусок ваты.
Смущенный доктор засуетился:
— Мы тут насорили… Извините…
— Нет, я не за этим пришла. У меня к вам просьба, — робко начала девушка. — Возьмите меня в партизаны.
— В партизаны? Мы женщин не берем, — ответил Симонов.
В нашей бригаде было немало девушек. Они работали главным образом по хозяйственной части, санитарками, а многие были рядовыми. Прекрасно воевали.
— Примите, от фашистов и полицаев все равно житья не будет. Я все буду делать, что поручите.
— Кто вы — полевод, животновод, доярка? — поинтересовался Пашнин.
— Маслодел. Курсы окончила в Пушкинских Горах.
— Маслодел? — обрадовался я. — Вас-то нам и надо. Такого специалиста Горячев давно искал для своего маслозавода.
Только за девушкой закрылась дверь, как в комнату явилось ещё трое. Одна из них назвала себя учительницей Верой Пермяковой из села Сохишино. Она хорошо знала чуть ли не каждого жителя района. Для нас это было очень важно. Впоследствии Вера стала хорошей разведчицей и связисткой, добывала ценные сведения далеко за пределами нашего района.
В тот вечер мы ушли в Новоржевский район, затем в Бежецкий, Пушгорский, западную часть Чихачевского. Мы призвали более двух тысяч человек. И среди них было немало артиллеристов, пулеметчиков, танкистов, шоферов. Многие уже участвовали в боях с фашистами.
На лесной поляне собралось более тридцати человек, те, кто проходили комиссию в деревне Барутах. Это были артиллеристы и танкисты. Вскоре подошли Сергей Иванов, Петр Ох и Михаил Смирнов и доложили мне, что к выходу все готово.
— По какому маршруту поведешь? — спросил я.
— По старому, с помощью дедушки Пахома.
— Он предупрежден?
— Старик никогда не подведет.
Дедушка Пахом из деревни Селище жил на отшибе. Прямо к его избе подходил густой лес. За ним на многие километры тянулись непроходимые болота, за которыми начинался фронт. Надежные тропинки через болота знал только дедушка Пахом.
Сутуловатый, с огненно-рыжей бородой до пояса, Пахом с приходом оккупантов «заболел». Теперь он едва ходил, опираясь на суковатую палку, с которой не расставался ни днем, ни ночью.
Немцы как-то узнали, что деду известны дороги через болота, и потребовали провести их. Пахом прикинулся глухим. На вопросы фашистского офицера он прикладывал к уху растопыренную ладонь и отвечал одно и то же:
— Не слышу. Оглох от ерманской бонбы. Фашисты так и не добились от него толку и больше не обращались к нему.
Все немощи у деда Пахома исчезали, как только к нему обращались за помощью партизанские разведчики. Он в любое время отправлялся с ними в дальний путь.
Небо стало заволакивать тучами, темнота сгустилась. Следовало торопиться, чтобы до рассвета дойти до деревни Селище. А там уже днем пройти по болотам.
Мы тепло простились с каждым, пожелали им успехов.
— Не подкачаем.
— Не подведём.
— Желаем вам партизанских успехов, — слышалось в ответ.
Команда: «Становись!» — и через несколько минут небольшая колонна исчезла в ночной темноте.
Мы долго смотрели вслед. Никто не расходился. Каждый думал об одном: пройдут ли?
Миновал день. За ним еще два. О судьбе отправленных ничего не было известно. На четвертый появилась тревога: в этот день Сергей Иванов со своей группой должен перейти линию фронта. Я не выдержал и зашел к Ефимову. Он сидел над картой, где тонкой карандашной линией был проложен маршрут движения группы.
— Беспокоишься? — спросил он меня.
— Да, есть немножко…
— Ничего. Послезавтра к вечеру Иванов должен быть здесь.
Иванов вернулся на другой день, когда в штабе началось совещание. Он ввалился в шалаш. Лицо его было красным и потным, рубашка вся взмокла.
— Разрешите доложить, — начал он строго, но не сдержался и крикнул радостно: — Довёл! Всех довёл!
— Так быстро? — удивился Горячев.
— Да, раньше срока. Вы наметили в день проходить по тридцать пять километров. Но люди-то в армии служили. Все закалённые. Я им говорю: устроим привал. А они — не надо! Не устали. Вот и пришли за двое суток вместо трёх с половиной.
Через полчаса Сергей Иванов уже храпел в штабе на топчане. Засыпая, он твердил одно и то же:
— Теперь давайте сто человек. Сегодня же ночью. Дед Пахом ждет.
В течение трех недель мы отправили через линию фронта тех, кто раньше служил в армии или проходил переподготовку. В бригаде остались в основном молодые ребята лет восемнадцати-двадцати да пожилые. Их пришло несколько сот. Комиссия никому не отказывала, но и в этом случае некоторые боялись, что их не примут в партизаны. Из-за этого многие сами находили дорогу или выжидали где-то сформированную команду. Многие из новых партизан приходили с оружием.
Это были смелые и решительные ребята, готовые пойти на любую операцию, не считаясь ни с какими трудностями и лишениями. Среди них имелись и такие, которым было и «море по колено». Эти считали, что раз стал партизаном, то делай что хочешь, иди в бой, когда вздумал, не спрашивая разрешения командира группы, роты или отряда.
Так случилось с Петром Грущенко. Стоило ему только появиться на территории бригады, как он подговорил молодых парней, таких же отчаянных, как и он, и на второй день ранним утром увел их на самостоятельную операцию к озеру Полисто.
